Много говорили о Кадлингтоне, старинном титуле и огромном состоянии. Говорили о том, что Доминику надо немедленно посетить адвокатов матери, подтвердить свои права, чтобы придать открывшимся обстоятельствам законную силу.

Когда Шарлотта слушала все это, она думала, как все восхитительно, как прекрасно, и они постоянно обменивались с Домиником многозначительными взглядами. Но, увы, мрачная тень непредсказуемого будущего все время падала на ее веселое настроение. Неужели ей не суждено, думала она, обрести душевный покой и освобождение от мук?

В этот незабываемый день никто не смог бы ответить на ее горький вопрос.

Темные, мрачные тучи нависли над Клуни.

В огромной кухне, за длинным, вычищенным до блеска столом, который был гордостью поварихи миссис Снук, она мрачно обсуждала со своей подругой миссис Макдугал все происшедшее в замке. Остальные слуги были заняты тяжелой работой, ибо хозяина ожидали сегодня вечером к ужину.

Зажаривали жирную утку. В буфетной, примыкающей к кухне, уже приготовили овощи. Вольпо, обычно приезжающий в замок незадолго до хозяина, только что спустился вниз распорядиться, чтобы ужин приготовили отменный, и сообщил, что его светлость пребывает в сквернейшем расположении духа и поэтому надо особенно постараться. Завтра он собирается устроить веселую вечеринку, но сегодня ночью будет один.

— Ему нездоровится, и он собирается лечь пораньше, — сообщил Вольпо, лукаво подмигивая миссис Снук.

Повариха сидела, сложив руки на груди, и ворчала.

— Нездоровится! — передразнила она португальца. — Гм! Это значит, что он изрядно перебрал, — проговорила она, поджав губы.

— Да, ужасные времена наступили для его светлости, — согласилась с ней домоправительница.

Они считали изгнание Шарлотты из Клуни омерзительным. Все слуги жалели ее светлость. Ведь все, кто служил ей, не видели от нее ничего, кроме доброго и участливого отношения. А его светлость крайне редко проявлял доброту, а если и демонстрировал, то, как правило, по отношению к молоденьким служанкам. Неоднократно он набрасывался на миссис Снук с безобразной бранью, если ему чем-то не нравилась еда.

Вольпо сообщил им, что ее светлость оказалась распутницей, сбежала с неким светским джентльменом-политиком и больше никогда не вернется в Клуни.

Однако две главные представительницы служебного персонала замка не верили в вероятность этого. Тогда португалец заверил обеих, что он все видел и слышал и может предоставить его светлости доказательства. Но ни миссис Снук, ни миссис Макдугал не обрадовались этому известию. Обе были благочестивыми, набожными женщинами, не одобряющими неверности, но ее светлость в их глазах была непорочным ангелом. И она не могла быть виновной. Женщины стояли на своем и собирались последовать за Гертрудой — бедняжкой Гертрудой, которую уже уволили.

— Мне не нравится все, что здесь творится, — сказала миссис Снук товарке, поджимая губы. — И еще я не выношу эту высокомерную Нанну, которая вернулась, чтобы снова мучить бедненькую мисс Элеонору.

— Ага, — согласилась шотландка и тяжело вздохнула. — Такая милая девчушка. Я видела утром ее личико, оно все распухло от слез. Бедняжка плакала и звала маму. Не по-христиански так относиться к ребенку, как это Делает его светлость. Говорят, он тут же наорал на нее и дал ей пощечину, потому что она все время горевала по миледи. Так может поступить только животное.

— Мне бы хотелось узнать все поподробнее, — сказала — повариха и, наклонившись над чашкой чая, прошептала: — Поверьте уж мне, миссис Мак, этот прощелыга слуга знает намного больше, чем рассказывает нам. Судя по словам этого Вольпо, я уверена, что во всем виноват хозяин! — презрительно произнесла миссис Снук.

— Я бы с радостью ушла отсюда и вернулась в родную Шотландию, где такого вообще никогда не случается, — сказала миссис Макдугал.

Стоял теплый весенний вечер, и слабый моросящий дождичек поливал красивые сады Клуни, образуя над ними прозрачную дымку. Вскоре после шести часов Вивиан Чейс приехал в карете из Харлинга и вошел в замок. Он пребывал в прескверном настроении после нескольких ночей беспробудного пьянства и игры в карты в Лондоне, где он сейчас предпочитал оставаться как можно дольше. Однако светские условности требовали, чтобы он вернулся домой, к детям. В самом деле, он ведь был опечаленным обманутым мужем, которому надо утешать брошенных неверной женой малюток. Если бы он тоже бросил их, то общество соответственно осудило бы и его.

До тех пор пока не состоится развод и Шарлотта не будет раз и навсегда уничтожена, он должен сохранять респектабельный вид. Однако он пригласил на уик-энд нескольких веселых приятелей, попросив их пожить в этом «надгробном камне некогда славного дома», как он выразился. После избавления от Шарлотты он намеревался закрыть замок и надолго отправиться за границу.

Все в Клуни действовало ему на нервы. Когда Нанна привела к нему девочек пожелать спокойной ночи, он стоял в библиотеке напротив камина, сцепив руки за спиной. Повернувшись к дочерям, он смерил их взглядом, в котором совершенно отсутствовало родительское чувство. Его раздражали даже его любимицы, золотоволосые Беатрис с Викторией, которые нежно целовали отца и уговаривали поиграть с ними. Его мрачный задумчивый взгляд остановился на старшей дочери. Боже, какое печальное зрелище являла она с тех пор, как уехала мать! По словам няни, девочка не переставала плакать. Ее глаза запали, лицо осунулось и приобрело какое-то взрослое, потерянное выражение, которое совершенно разрушало ее природное детское обаяние. Когда Вивиан заговорил с ней, девочка дрожала. И тогда он закричал, чем напугал ее еще больше:

— Улыбнись же, черт тебя подери! Что с тобой происходит? Все думают, что к тебе скверно относятся в доме, где ты имеешь все, что пожелаешь и за что, отметьте, мисс, я весьма щедро плачу!

Няня стояла рядом и из-под опущенных век смотрела на его светлость. Она давно уже потеряла терпение с Элеонорой. Сначала она старалась хоть как-то утешить ее, ибо все-таки жалела девочку, и сделала исключение, разрешив поговорить о матери, что милорд категорически запретил делать. Но Элеонора умоляла лишь об одном: позволить ей уйти к маме. В конце концов женщина вышла из себя, и тогда снова начались запугивание и грозные окрики.

Элеонора нервно прижимала пальцы к губам. Ее огромные печальные глаза смотрели на отца с ужасом и вызовом. Девочка была настолько потрясена случившимся, что никак не могла успокоиться. Она ничего не понимала. Ее мирная, беспечная, спокойная жизнь кончилась. А ведь она была так счастлива с мамой! Когда она, весело вбежав тем утром в спальню, не увидела там матери, для нее это стало чудовищным ударом.

Вивиан смотрел на нее волком. Теперь, когда он больше не мог изливать на Шарлотту свое презрение и гнев, подогреваемые беспрестанным пьянством и кутежами, его скверное настроение обрушилось на ее любимую дочь.

— Отвечай! — орал он на девочку. — Почему ты не улыбаешься мне?!

Она вздрогнула и отпрянула назад, не в силах произнести ни слова. Ее детский разум находился в полном смятении. Но наконец она прошептала:

— Я хочу видеть маму. Когда мамочка приедет домой?

Обрюзгшее лицо Вивиана побагровело и стало еще более отталкивающим. Он поднял руку, словно собираясь ударить ни в чем не повинного ребенка, но все же опустил кулак.

— Ты больше никогда не увидишь свою мать! Вбей это в свою тупую голову. И еще запомни, что тебе придется быть учтивой и ласковой с твоим отцом, — свирепо проговорил он.

Элеонора закрыла лицо ладонями и горько заплакала. Няня тут же поспешила увести всех девочек из библиотеки.

Вивиан с силой дернул за шнурок сонетки. Когда появился слуга, он рявкнул:

— Принеси мне бренди и позови сюда Вольпо!

— Слушаюсь, милорд. Во сколько его светлости угодно отужинать?

— Я не буду ужинать дома. Меня здесь все угнетает, — ответил Вивиан, который только что решил отправиться в веселый домик Ромы Грешем, чтобы немного там поразвлечься. Он начал жалеть себя, постепенно утверждаясь в мысли, что он и вправду обманутый несчастный муж, заслуживающий сострадания и утешения. «Ах, эта сука Шарлотта, — злобно размышлял он, — наверняка сейчас она у своих друзей Маршей, если не с любовником!» А что касается его, то через адвокатов Вивиан получил хладнокровное, но эффектное послание от Доминика Ануина, где тот обещал довести дело до победного конца и доказать невиновность свою и Шарлотты. И добавил, что, когда процесс останется позади, он с большим удовлетворением встретится с лордом Чейсом лично на дуэли. А оружие пусть позаботится выбрать лорд Чейс, ибо тип оружия Доминика не волнует.