Он решил, что Шету следует приобрести репутацию любителя онлайновых игр – тогда его визиты на сайт «Вымирафона» не будут так бросаться в глаза, если вдруг найдутся любопытные. Это была основная рабочая причина; кроме того, он просто хотел попробовать игры, а заодно посмотреть, насколько легко заниматься всякой ерундой в рабочее время так, чтобы не получить выговор от начальства – сотрудникам фирмы не разрешалось терять время подобным образом, во всяком случае, в крупных масштабах – и насколько легко плутовать в игре. Как он сформулировал сам для себя, это нужно, чтобы не терять квалификацию.
Кроме стандартного набора игр для развлечения сотрудников – стрелялки-взрывы и так далее – были еще игры, созданные самими сотрудниками «Здравайзера-Западного»: биогики ничем не отличались от любых других гиков и, естественно, разрабатывали игры по своему вкусу. Одна из самых интересных игр называлась «Спандрел»: она позволяла игрокам придумывать новые, функционально бесполезные характеристики для биологических видов, потом пропускать их через ускоренный процесс полового отбора и смотреть, что выйдет из машины эволюции. Кошки с выростами на лбу вроде петушиных гребней, ящерицы с огромными помадно-красными губами, будто сложенными для поцелуя, мужчины с огромными левыми глазами – при отборе выживали те черты, которые нравились самкам, а их дурным вкусом можно было управлять, совсем как в жизни. Потом начиналась игра «хищники против жертв». Что, если суперпритягательный для полового партнера спандрел мешает охотиться или не дает вовремя убежать? Если твой персонаж недостаточно сексуально привлекателен, он не найдет партнершу, и вид вымрет; но если он слишком привлекателен, его съедят, и вид вымрет. Секс или обед: хрупкое равновесие. За небольшие деньги игроки могли докупить пакет случайных мутаций.
Была и другая неплохая игра, «Мерзкая погода». На крохотный аватар игрока – мужского или женского пола – обрушивались разнообразные погодные и природные катастрофы, в которых следовало выживать как можно дольше. На выигранные баллы позволялось приобрести разные полезные вещи для аватара: ботинки, в которых он мог быстрее бегать и выше прыгать, одежду, защищающую от удара молнии, плавающие доски на случай потопов и цунами, мокрые носовые платки, чтобы дышать через них во время лесных пожаров, энергетические батончики для тех, кого накрыло снежной лавиной. Лопата, спички, топор. Если аватар выживал после селя – шансы почти нулевые, – игрок получал целую тысячу баллов и ящик инструментов для использования в следующей игре.
Но чаще всего Зеб играл в «Кишечных паразитов». Игра совершенно тошнотворная, но биогики обожают подобные вещи. Паразиты были омерзительно безобразные, безглазые, с зазубренными крючками вокруг рта, и их надо было мочить ядовитыми таблетками, разворачивать против них отряды наноботов или мотеинов, а то они отложат в тебе тысячи яиц, или проберутся к тебе в мозг и выползут наружу через слезные протоки, или распадутся на регенерирующие сегменты и превратят твое тело в кишащий гноящийся фарш. Интересно, эти паразиты существуют на самом деле, или биогики их выдумали? Или еще хуже того – может, именно в этот момент кто-то из биогиков синтезирует их в рамках какого-нибудь проекта по созданию биологического оружия. Никак не узнать.
Рефрен игры гласил: кто будет слишком много играть в «Кишечных паразитов», тому гарантированы кошмары. Поскольку Зеб принципиально нарушал любой запрет, он стал играть в «Кишечных паразитов» все время, и ему действительно стали сниться кошмары.
Но это не помешало ему создать копию игры, а потом запрограммировать в гадком рту у одного из паразитов портал. Программный код Зеб сохранил на флешку с тройной защитой и спрятал в глубине ящика в рабочем столе своего менеджера, в куче резиночек, засморканных бумажных салфеток и облепленных трухой леденцов от кашля. Там никто никогда искать не станет.
Костяная пещера
Каллиграфия
Тоби корпит над дневником. Ей на самом деле неохота, да и сил нет, но Зеб так старался раздобыть для нее письменные принадлежности – и, конечно, заметит, если она не будет их использовать. Она пишет в дешевой школьной тетради из аптечно-хозяйственного магазина. На обложке – ярко-желтое солнце, розовые маргаритки и мальчик с девочкой в стиле «палка, палка, огуречик», как когда-то рисовали дети. Когда на Земле еще жили человеческие дети. Как давно это было? Кажется, что эпидемия случилась много веков назад. Хотя на самом деле прошло меньше полугода.
На мальчике синие шорты, синяя кепка и красная рубашка; у девочки косички, треугольная юбка и синяя кофточка. У обоих вместо глаз расплывчатые черные пятна, а вместо ртов толстые красные загогулины углами вверх; мальчик и девочка хохочут так, словно сейчас умрут со смеху.
Умрут. Эти дети нарисованные, но Тоби все равно кажется, что сейчас они уже умерли, как все настоящие дети. Она не может смотреть на эту обложку – ей больно.
Надо концентрироваться на одной задаче. Нечего киснуть и зацикливаться на мрачных мыслях. Будем жить так: день прошел, и слава Богу.
«Праздник святого Боба Хантера и святых с «Рейнбоу Уорриор»», – пишет Тоби. Возможно, с календарной точки зрения она ошиблась на пару дней, но тут ничего не поделаешь – проверить невозможно. Никакого центрального авторитета, ведающего календарем, больше не существует. А может быть, Ребекка знает? Ведь для праздников и дней памяти святых полагаются особые рецепты. Может быть, Ребекка помнит их наизусть; может быть, она вела счет дней.
«Луна: растущая выпуклая. Погода: как обычно. Примечательные события: свиньи проявляют групповую агрессию. Отряд Зеба на вылазке видел следы больболистов: частично разделанную тушу поросенка, убитого из распылителя. Найдена также сандалия с подошвой из автомобильной шины, возможно – след Адама Первого. Знаков, свидетельствующих о несомненном присутствии Адама Первого и вертоградарей, не обнаружено».
Подумав, она добавляет:
«Джимми очнулся и идет на поправку. Дети Коростеля по-прежнему дружелюбны».
– Что ты делаешь, о Тоби? – Это мальчик, Черная Борода; Тоби не слышала, как он подошел. – Что это за черточки?
– Поди сюда, – говорит она. – Я тебя не укушу. Смотри. То, что я делаю, называется «писать»: эти черточки – письмена. Смотри, я тебе покажу.
Она объясняет ему азы. Это бумага, она делается из деревьев. «А дереву не больно? Нет – когда из него делают бумагу, оно уже умерло». Крошечная ложь, но все же. «А это – ручка. В ней черная жидкость, которая называется «чернила». Но можно писать и без ручки». И хорошо – потому что шариковые стержни скоро все выйдут.
Чтобы делать письмена, можно использовать разные вещи. Вместо чернил – сок бузины, вместо ручки – птичье перо. А можно писать палочкой на мокром песке. Все эти вещи годятся, чтобы делать письмена.
– Чтобы что-нибудь написать, надо нарисовать буквы, – объясняет она. – Каждая буква означает звук. А если составить буквы вместе, получаются слова. Слова остаются на бумаге, и потом другие люди, увидев письмена, услышат эти слова.
Черная Борода смотрит на нее, удивленно и недоверчиво щурясь.
– О Тоби, но ведь эта вещь не умеет говорить. Я вижу следы, которые ты оставила. Но они молчат.
– Их голосом становишься ты, – объясняет она. – Когда делаешь то, что называется чтением. Читать – значит превращать эти письмена обратно в слова. Смотри, я сейчас напишу твое имя.
Она осторожно вырывает из тетради последнюю страницу и пишет на ней печатными буквами: ЧЕРНАЯ БОРОДА. Потом называет буквы по порядку.
– Видишь? Это означает тебя. Твое имя.
Она вкладывает ручку ему в руку, сжимает его пальцы и двигает ими, обводя контур: буква «Б».
– Б, «бэ» – как овца блеет. Тот же самый звук.
Зачем она объясняет? Что ему проку во всем этом?
– Это не я, – Черная Борода хмурится. – И на овцу совсем не похоже. Это просто отметины.