По приезде он сразу нырнул в грязноватое нет-кафе, где подавали неаппетитные мягковатые крендельки, сообщил Адаму о своем прибытии: «План А – ОК, какой план Б?», и стал ждать, пока Адам соизволит оторваться от своих занятий – черт его знает, чем и где он сейчас занимался. Последнее сообщение от него было весьма лаконично: «Скоро увидимся».
Зеб залег на дно в когда-то дорогом кондоминиуме – бассейн, зал для празднеств, все дела. Жилой комплекс назывался «Звездный взрыв» – вероятно, по замыслу это название должно было напоминать о красивой жизни, но сейчас вызывало в памяти исключительно оплавленные обломки метеоритов и прочий околопланетный мусор. «Звездный взрыв» уже прошел период полураспада – когда-то дорогие железные ворота сейчас служили исключительно собакам для оставления меток, а плесневелые, протекающие здания были разделены перегородками, и получившиеся клетушки сдавались внаем. Здания обросли экосистемой не хуже кораллового рифа: здесь жили наркодилеры, наркоманы, прилипалы, алкоголики, шлюхи, организаторы исчезающих в одночасье финансовых пирамид, шакалы, наперсточники, выколачиватели квартплаты, и все они паразитировали друг на друге.
Владельцы «Звездного взрыва» уворачивались от необходимости делать ремонт, тянули время и ждали следующей фазы цикла. Сначала в здания въезжали неимущие художники, переполненные чувством собственной важности и заблуждением, что они могут изменить мир. Потом являлись дизайнерские стартапы – дизайнеры графики, похоже, надеялись, что грязноватый богемный гламур перейдет и на них. Потом на первых этажах возникали сомнительные лавочки, торгующие генами, модно одетые сутенеры и выпендрежные рестораны, работающие в жанре фьюжн и молекулярной кухни: сухой лед, мясо из биореактора, кворн и сверху для завлекательности какая-нибудь деталь организма вымирающего вида. В последнее время, например, в моду вошел паштет из язычков скворца. Владельцы «Звездного взрыва» наверняка заработали на акциях какой-нибудь суперкорпорации и решили побаловаться недвижимостью. Дождавшись фазы скворцовых язычков, владельцы снесут ветшающие доходные дома и возведут новый квартал необоснованно дорогих кондо с ограниченным сроком годности.
Но до этого приятного момента было еще далеко, так что Зебу ничто не грозило – главное, не лезть в чужие дела и косить под тормоза, пускай все думают, что он просто еще один нарик с прокуренными мозгами. Он ни с кем не якшался, не желая привлечь внимание очередного Чака.
Зеб следил за новостями и знал, что в ожидании суда преподобный выпущен под залог и публикует заявления о своей невиновности: он жертва воинствующих атеистов и врагов Церкви ПетрОлеума, левацкой клики, что похитила и убила его первую жену, эту святую женщину, и злобно распустила слухи о ее якобы побеге и последующем моральном падении; а поскольку сам преподобный этому поверил, то каждый последующий миг был для него пыткой. Затем это сборище нечестивцев зарыло Фенеллу в саду у преподобного – исключительно для того, чтобы замарать его имя и запятнать репутацию самой Церкви ПетрОлеума.
Значит, преподобный пока что живет у себя дома, а следовательно, имеет доступ к пастве Церкви ПетрОлеума. Может быть, не к истинным истинно-верующим, которые, скорее всего, отвернулись от него, узнав про обвинения в растрате. Но по крайней мере к более циничной прослойке – тем, кто пришел в ПетрОлеум ради денег. И еще преподобного переполняет до краев холодная, злобная ярость – ибо он питает подозрения, переходящие в уверенность, по поводу того, кто спровоцировал весь этот шум из-за костей Фенеллы, что все это время плавно трансформировались в перегной под альпийской горкой.
Предприимчивая Труди тем временем выпустила автобиографическую книгу о своих страданиях и начала давать многочисленные интервью в Сети. Как жестоко обманул ее преподобный! Выходя за него, она не сомневалась, что он – горюющий вдовец, посвятивший себя трудам на благо ближних. Она так хотела стать помощницей на ниве благочестия преподобному и матерью – сыну Фенеллы, малютке Адаму! Неудивительно, что этот молодой человек пропал, и разыскать его не удается. Он очень чувствителен, и пристальное внимание публики неприятно ему так же, как самой Труди. О, каким потрясением для нее стало открытие истинной натуры мужа-убийцы! С тех самых пор, как Труди об этом узнала, она непрестанно молится за душу Фенеллы и мысленно просит у нее прощения, хотя в то время понятия не имела о происшедшем. Ведь она, Труди, вместе со всеми поверила, что Фенелла сбежала с каким-нибудь бродягой – текс-мексом или что-нибудь вроде этого. Ей, Труди, теперь чудовищно стыдно за это ложное осуждение.
А теперь кое-кто из прихожан ее собственной церкви – людей, которых она считала братьями и сестрами по вере, – бойкотирует ее и даже обвиняет в том, что она с самого начала знала о воровских и разбойных деяниях преподобного и была его сообщницей! Лишь вера поддерживает ее в эти дни тяжких испытаний; и она, Труди, жаждет хоть одним глазком увидеть своего возлюбленного сына Зебулона, что совратился с истинного пути – и неудивительно, с таким-то папашей. Но она, Труди, молится за сына, где бы он сейчас ни был.
Пропавший возлюбленный сын не имел ни малейшего желания найтись; но ему страшно хотелось хакнуть какое-нибудь из слезливых интервью Труди и вставить туда обличающий ее призрачный голос. Хорошенькая, выходит, у него наследственность: папочка – психопат и мошенник, мамочка – эгоистичная лгунья, одержимая страстью к деньгам. Оставалось только надеяться, что вдобавок к эгоизму и жадности Труди была еще и мерзкой обманщицей и за спиной у преподобного перепихнулась с темноволосым незнакомцем в сарае. Если так, то другие свои таланты, более сомнительные – такие, как способность убалтывать женщин, умение тайком проникать в реальные и виртуальные окна и выбираться из них, умение хранить тайны, владение плащом-невидимкой (не всегда надежным), – Зеб унаследовал от своего настоящего, безымянного отца, бродячего рыцаря лопаты и тяпки, любителя потрахаться с увешанными золотом женами богатых клиентов.
Может, потому преподобный и ненавидел Зеба: знал, что Труди подкинула ему кукушонка, но не мог явно отомстить ей – ведь то, что лежит под альпийской горкой, они зарывали вместе. Он должен был либо убить ее, либо терпеть все ее шлюхины повадки. Жаль, что Зеб в свое время не догадался припрятать генетический материал преподобного – хотя бы два-три волоска или обрезка ногтей: тогда можно было бы провести генетическую экспертизу и успокоиться. Или не успокоиться. Но, по крайней мере, тогда он точно знал бы, кто его отец. Или кто ему не отец.
Насчет Адама, впрочем, сомнений не было: он был определенно похож на преподобного. Хотя и улучшенный вариант, с добавлением генов Фенеллы. Бедная девочка наверняка была из набожных – начисто вымытые руки (никакого лака для ногтей), волосы стянуты в пучок, простые белые трусы безо всяких рюшечек, жажда творить добро и помогать людям. Легкая добыча. Его хитрейшество наверняка расписал в красках, как она станет ему драгоценной помощницей на жизненном поприще и какое это высокое призвание. Наверняка объяснил еще, что человек, посвятивший себя такому благородному делу, обязан отринуть суетные удовольствия и радости. Зеб решил, что преподобный наверняка не утруждал себя такими мелочами, как доведение жены до оргазма. Вот же говенный секс у них был. По меркам нормальных людей.
Обо всем этом Зеб думал в своем сыром логове в недрах «Звездного взрыва», глядя дневные телепередачи или дроча на комковатом, грязном матрасе и одновременно прислушиваясь к воплям и вскрикам за хлипкой дверью квартиры. Бурление животной жизни, наркотический смех, страх, ненависть, безумие. У криков были свои разновидности. Беспокоиться надо было из-за тех, которые прерывались на середине.
Наконец объявился Адам. Сообщил время и место встречи и еще дал указания, как одеться. Не надевать красного и оранжевого; лучше всего простая коричневая футболка. И зеленого тоже нельзя: ходить в зеленом – значит заявлять о своих политических взглядах, а ведь сейчас идет открытая охота на экофилов.
