Сама Тоби – тоже одна из таких диссонансных ноток, хотя любому наблюдателю она показалась бы спокойной. Лучше выглядеть спокойной, а благодаря школе вертоградарей Тоби умеет сохранять на лице безмятежность и доброжелательную улыбку.

Но где же Зеб? Почему он до сих пор не вернулся? Нашел ли он Адама Первого? Если Адам ранен, его придется нести. Тогда они пойдут медленнее. Что творится в разрушенном городе, куда Тоби не достигает взглядом? Если б только сотовая связь еще работала! Но башни все повалены; и даже если бы на ячейки все еще подавалась энергия, никто из обитателей саманного дома не сумеет починить аппаратуру. У них есть радиоприемник, который заряжается от вращения рукоятки, но и он сломался.

Нам надо вспомнить искусство подачи дымовых сигналов, думает Тоби. Одна струйка дыма – любит, две струйки – не любит. Три струйки – жгучий гнев.

Она проводит весь день за работой в огороде, решив, что это поможет успокоиться. Если бы только у нее были ульи! Она бы носила пчелам ежедневные новости, как делали они с Пилар давным-давно в саду на крыше «Райский утес». Когда Пилар еще была жива. Можно было бы спросить у пчел совета. Попросить их слетать на разведку, а потом вернуться и доложить, как если бы это были киберпчелы.

«Сегодня мы совершаем память святого Яна Сваммердама, который первым открыл, что Пчелиная Царица – именно царица, а не царь, и что все рабочие Пчелы в улье – сестры; и святых покровителей Пчел, Зосимы и Савватия, что жили в скиту, идя путем самоотвержения и аскетизма, как и мы на свой манер; и святого Ч.Р. Риббэндса, за пристальное изучение стратегий пчелиной коммуникации. И возблагодарим Создателя за самих Пчел, за приносимые ими дары Меда и Пыльцы, за их бесценный труд по опылению Плодов, Орехов и цветущих Овощей. Воистину так! И за утешение, что они приносят нам в тяжелый час своим жужжаньем. Как написал некогда Теннисон, «и пчелы медоносные жужжат»[6]».

Пилар научила ее втирать в кожу каплю маточного молочка, прежде чем идти к пчелам: так они не будут видеть в ней угрозу. Они станут разгуливать по ее лицу и рукам, касаясь крохотными ножками нежно, как ресничками, и легко, как проплывающее облако. Пилар любила говорить, что пчелы – вестники. Они носят вести из невидимого мира в видимый и обратно. Если кто-то из твоих близких переступил порог царства теней, пчелы тебе об этом скажут.

Сегодня в огороде почему-то очень много пчел. Они суетятся на цветках фасоли. Должно быть, поблизости оказался дикий рой. Одна пчела садится ей на руку, пробует соль. «Скажи, Зеб умер? – спрашивает Тоби пчелу. – Скажи, не скрывай». Но пчела улетает, не подав сигнала.

Неужели Тоби всему этому верила? Байкам старой Пилар? Нет, если честно, то нет; во всяком случае, не до конца. Скорее всего, и сама Пилар им не верила, но эти поверья ее утешали; выходило, что мертвые мертвы не до конца, что они еще живы, хотя и каким-то иным образом; конечно, эта жизнь бесцветней обычной и протекает где-то далеко, в темноте. Но оттуда они все еще могут посылать сообщения, при условии, что есть кому эти сообщения получить и расшифровать. Однажды Пилар сказала, что людям нужны такие сказки – потому что темнота, пускай даже очень темная, но со звучащими в ней голосами, лучше безмолвной пустоты.

Ближе к вечеру, когда уже отгремел гром, отряд восторгателей возвращается. Тоби видит, как они приближаются по улице, лавируя меж брошенных грузовиков и солнцекаров, подсвеченные в спину заходящим солнцем. Узнать пока никого нельзя, но она считает силуэты. Да, четыре. Никого не потеряли. Но и не нашли.

Они подходят к ограде саманного дома, и Рен с Голубянкой выбегают им навстречу в сопровождении оравы малышей-«коростелят». Аманда тоже бежит, хотя и не так быстро, как другие. Тоби идет.

– Ну нам и досталось! – начинает рассказывать Американская Лисица, еще не успев подойти. – Но по крайней мере мы добрались до аптеки.

Она раскраснелась и слегка вспотела; чумазая, торжествующая.

– Вот погодите, я вам покажу, что мы принесли!

Зеб и Черный Носорог явно измотаны; Катуро – в меньшей степени.

– Что случилось? – спрашивает Тоби у Зеба. Она не добавляет «я чуть не умерла от беспокойства». Он это и сам наверняка знает.

– Долго рассказывать. Потом. Мне нужно в душ. Что у нас плохого?

– Джимми проснулся. Он слабый. И худой.

– Отлично. Теперь мы его откормим и поставим на ноги. Лишние работники нам не помешают.

С этими словами он идет прочь, на задворки саманного дома.

Ярость пульсирующим сигналом радара пробегает по телу Тоби. Два дня отлучки, и это все, что он намерен ей сказать? Она не жена и не имеет права его пилить, но ничего не может поделать с разворачивающимися в голове картинами: Зеб с Американской Лисицей катаются в проходах заброшенной полуразграбленной аптеки, он сдирает с нее камуфляж среди бутылок кондиционера и красящего шампуня («Более тридцати восхитительных оттенков!»). Или они развлекались на другом конце, в ряду презервативов и смазки, усиливающей ощущения? А может, втиснулись за прилавок у кассы или разлеглись в отделе детских товаров, приведя себя потом в порядок влажными гигиеническими салфетками? Наверняка что-то такое. Что-то определенно произошло, иначе как объяснить этот дико самодовольный вид Американской Лисицы.

– Лак для ногтей, болеутоляющие, зубные щетки! Смотрите – пинцет! – говорит она сейчас.

– Похоже, вы всю аптеку выгребли, – замечает Голубянка.

– Там не так много и оставалось. В ней уже побывали мародеры, но их интересовали колеса. Окси, «Нега-Плюс», любые препараты с кодеином.

– Продукты для ухода за волосами им, видно, были ни к чему? – спрашивает Голубянка.

– Да. И всякие девичьи секреты, этого они тоже не взяли, – Американская Лисица принимается выгружать пачки прокладок и тампонов. – Я сложила часть груза в рюкзаки к мужчинам. Они, кстати, еще нашли пиво. Маленькое чудо.

– А почему вы так долго? – спрашивает Тоби. Американская Лисица улыбается ей, но не свысока: наоборот, вид у нее нарочито дружелюбный и бесхитростный, как у подростка, загулявшего допоздна вопреки явному запрету родителей.

– Мы вроде как застряли, – объясняет Американская Лисица. – Мы собирали всякое добро, а потом, когда мы уже хотели пойти обратно, появилось стадо огромных свиней – ну этих, которые пытались делать набеги на наш огород, пока мы не пристрелили парочку. Сначала они просто рыскали где-то неподалеку, но потом, когда мы забрали все из аптеки и уже выходили, мы увидели, что они пытаются отрезать нам дорогу. Мы побежали обратно в аптеку, но витрины на фасаде были разбиты, так что они свиней не задержали бы. Нам удалось выбраться на крышу через люк в потолке на складе – свиньи не умеют лазить.

– У них был голодный вид? – спрашивает Рен.

– А как это определишь, со свиньей-то?

«Они всеядны, – думает Тоби. – Они могут съесть что угодно. Но голодные или нет, они могут убить из мести. Или чтобы навредить. Мы их ели и продолжаем есть».

– А дальше? – спрашивает Рен.

– Мы побыли на крыше, – продолжает Американская Лисица, – а потом свиньи вышли из аптеки и увидели, что мы на крыше. Они нашли ящик картофельных чипсов, выволокли его наружу и устроили себе пир, все время поглядывая на нас. Они как будто дразнили нас этими чипсами: наверное, знали, что мы голодные. Зеб велел их пересчитать – на случай, если они разобьются на группы и одна группа будет нас отвлекать, а другая устроит засаду. Потом они ушли на запад. Они не шли, а бежали трусцой, словно знали, куда им надо. Мы посмотрели, и там вдалеке что-то было. Столб дыма.

В городе постоянно возникают самопроизвольные пожары. Закорачивает электрический шнур, все еще подключенный к солнечной батарее; куча мокрой органики спонтанно возгорается; вспыхивает запас углеводной мусорнефти, нагретой солнцем. Так что в дыме ничего примечательного нет. Тоби произносит это вслух.