Чувствуя, что зал на его стороне, Самсонов развивал свое наступление:

— Теперь рассмотрим с другой точки. Вот, к примеру, кое-кто в правлении тычет мне в глаза тем фактором, что у меня якобы чересчур много скотины. Хм, интересно получается, товарищи! Как я понимаю, личная собственность колхозника покуда не запрещена законом, так? Так! Имею я, скажем, одну корову и восемь овцематок, и кому, спрашивается, до этого дело? Скотинка-то у меня не ворованная! И дело хозяйское, как я буду пользоваться своей животиной: хочу — продам, а не захочу — сам скушаю, с кашей или просто так!.. Ежели я в состоянии прокормить за зиму десять овечек — я и держу десять, а другой опять же смотрит по своим возможностям. Тут единой мерки быть не может, каждый живет на свой аршин…

Кудрин жестом остановил Самсонова.

— Стоп, стоп, минуточку! Мы тебя выслушали, Самсонов, а теперь запасись терпением, послушай других. Вот ты говоришь, что имеешь в личном хозяйстве корову, восемь овцематок, так? А известно тебе, сколько скота в нашем колхозе? Ага, не считал! Тогда, будь добр, объясни, почему ликвидировали свиноферму в вашей бригаде? Сколько голов пало, сколько на сторону растранжирили — это тебе тоже неизвестно?

— На это есть счетоводы, учетчики, — пробормотал Самсонов. — Мое дело сторона, мы рядовые колхозники…

— То-то, не считал, Самсонов! В том-то и беда, что нет тебе дела до общественного скота, цепляешься за хвост личной буренки! Позволительно спросить: кто же в таком случае в ответе за колхозное стадо? Скажете, правление колхоза? Да, в первую голову правление! Но ведь вы тоже являетесь частью одного колхоза, вы тоже держите свою долю ответственности! Или для вас законы не писаны, Устава сельхозартели не признаете? Отвечай же, Самсонов, собрание ждет.

Самсонов, криво улыбаясь, пожал плечами, ища поддержки, обвел глазами сидящих в зале. Большинство отворачивались, другие с деланным сочувствием подмигивали: дескать, давай, Григорий Евсеич, не тушуйся, режь правду-матку, чего там! В глазах его вспыхнули и потухли искорки злобы: "Та-ак, дорогие земляки… Пили вместе, а похмелье врозь? До собрания небось уговаривали: "Скажи слово за всех, ежели что, поддержим, а тут в кусты? Поддержка наша, что удавленнику веревка… Ну, погодите, дорогие односельчане!"

Оправившись от первой растерянности, Самсонов изменил свою тактику и вдруг поддержал председателя:

— Правильно, товарищ Кудрин, Устав сельхозартели для нас — наипервейший закон. Извините, товарищ Кудрин, вы меня прервали, я хотел сказать о другом… Каждый колхозник в ответе за общественное добро, это вы очень справедливо заметили. А у нас как получается? У нас в бригаде чересчур увлекаются личным хозяйством, к примеру, той же скотинкой. По-моему, это для колхоза есть прямой вред. Я предлагаю и голосую первым, чтобы в каждом хозяйстве держать минимум скота: одну корову, двух овец и для желающего — одну свинью!

Собрание ахнуло, услышав такое: Самсонов отомстил за себя, да еще как! Одним ударом не то что семерых, а и всю деревню заставил охнуть. Знал, куда бить!

Кудрину оставалось лишь мысленно развести руками: ловко вывернулся старый лис! И ему ничего другого уже не оставалось, как выступить в поддержку своего неожиданного "союзника": он поставил на голосование предложение Самсонова. В зале стоял невнятный говор, до сцены долетали отдельные слова: "Три дня в колхозе, а уже коготки выпускает… не краденая скотина… кто сколько может… Лебедой питались, а он в это время…" Постепенно шум улегся, в тишине явственно донесся чей-то запоздалый хохоток: "…проголосуем, пущай успокоится, а мы все равно свое, хо-хо!" Кудрин наблюдал за Самсоновым: к нему со всех сторон тянулись люди, о чем-то возбужденно говорили, доказывали, спрашивали, а он отвечал коротко, указывая бородкой в сторону президиума. Нет, хозяином положения все-таки оставался он, бигринцы хорошо поняли его маневр, и когда Кудрин повторил предложение сократить поголовье скота в личном пользовании, первым поднял руку Самсонов, а за ним потянулись и остальные. "Ну что ж, пусть покуражится новый председатель своей легкой победой. Пошумит и перестанет, как было, так и останется…"

Кудрин понимал, что это еще только начало, а впереди долгая и упорная работа, но первый шаг все-таки был удачным, и он повеселел:

— Переходим, товарищи, к обсуждению второго вопроса, — бодро объявил он, — ваша деревня пользуется дурной славой: чуть ли не в каждом хозяйстве гонят самогон. В самое неподходящее время вы устраиваете пирушку, а работа между тем стоит. Давайте на этот раз обойдемся без милиции, сами между собой договоримся по-хорошему: положить конец самогоноварению, а все аппараты сдать добровольно. Мне думается, тут и обсуждать нечего, вопрос ясен. Или будут другие предложения?

В глубине зала нетерпеливо взметнулась рука. Не дожидаясь, пока ему дадут слово, вперед протиснулся пожилой, с квадратным лицом колхозник. Правый его глаз был подернут бельмом, оттого он голову держал косо и этим здорово смахивал на петуха, нацелившегося на горошинку: "Клюнуть самому или подозвать курочку? Ого-го, а горошина отличная!"

— Насчет самогона, товарищ председатель, — начал он хрипловатым, прокуренным голосом, — это верно, это у нас есть. Хоть и не все, но варят помаленьку… А отчего? Вот в этом и есть заковырочка! Водка — она нам не по карману, больно кусачая, а от самогона польза вдвойне: дешево обходится, а главное — барду от нее получаем, то есть тем же хлебом скотину свою кормим… Вот ведь оно что, товарищи дорогие! Без барды нам вовсе невозможно, потому как колхоз нам кормов мало выделяет…

Пока "петух" сиплым голосом бормотал насчет пользы барды, Кудрин справился о нем у секретаря. "Кара-баев его фамилия, в настоящее время кладовщиком на зерноскладе. До этого был заведующим свиноводческой фермой…"

Карабаеву не дали кончить, в зале вспыхнул шум. Перебивая друг друга, разом закричали несколько женщин:

— Гоните оттуда кривого шайтана!

— Барда ему нужна, черту! Так и пил бы барду, а не самогонку! Небось сам-то он по ночам не сидит в дымной бане, жену заставляет!

Из задних рядов выскочила растрепанная толстуха, на ходу поправляя сбившийся платок, коршуном налетела на Карабаева, вцепилась в него и потащила за собой. При этом она успевала одной рукой сыпать на спину Карабаева увесистые тумаки, сопровождая их градом ругани:

— Уходи с людских-то глаз, идол! Ишшо зуда же лезет со своим бельмом, проклятый! Ишь, барды ему захотелось, лупоглазому!

В зале стоял хохот, женщину со всех сторон подбадривали: "Так его, Матрена, так, выколоти пыль-то! Нас они за людей считать перестали, им бы только самогонку трескать!.. Пусть-ка сами попробуют варить эту проклятую араку, чтоб подавились ею!.."

Секретарь успел шепнуть Кудрину: "Это Матрена, жена Карабаева, задаст она ему перчику! Шумная женщина, другой такой в Бигре нет. У нее и прозвище такое: Матрена-Ероплан… О, та еще баба!" Кудрин недовольно нахмурился, охладил восторги секретаря: "С помощью таких людей вы сами давно могли покончить с самогоном! А то сидите тут… партвзносы собираете!"

В зале стоял невообразимый шум, мужчины сидели съежившись, лишь некоторые неохотно огрызались, зато женщины — те совершенно осатанели: видно, самую наболевшую болячку ненароком царапнула Матрена!

Неприметно посмеиваясь и стараясь сохранить на лице серьезное выражение, Кудрин подвел итоги столь короткой, но бурной "дискуссии":

— Уважаемые товарищи женщины, картина вполне ясная. Мужики заставляют вас гнать самогон, сами не прочь пображничать, а у бражников, как известно, много всяких праздников, — они за семь верст слышат звон чарок! Поймите меня правильно: от самогона вам кругом один только вред. Я уж не говорю о всяких болезнях, ссорах, которые происходят через пьянку. Важно другое: тормозятся колхозные дела, сами себе в убыток работаем. Государство пока поддерживало вас, обеспечивало ссудами, но ведь придет время, и нам скажут: "Хорошие вы мои, до каких пор вы будете кормиться за чужой счет? Не пора ли своими ножками пойти, не стишком ли долго вы цепляетесь за материнский подол?" Одним словом, товарищи женщины, я обращаюсь к вам, потому что в этом вопросе за вами самый решительный перевес: кто за то, чтобы положить конец самогоноварению и добровольно сдать самогонные аппараты, прошу поднять руки.