— Макар-агай[5], все мастеришь?

— Помаленьку, — не отрываясь от работы, односложно отвечает Макар.

— Денек, а? На весну потянуло!

— Да, тепло. В шубе уже нельзя работать, жарко.

— Гляди, скоро в поле выезжать.

Да, кругом весна, самая настоящая весна. Почуяв запах молодой, выбившейся из-под снега травки, на ферме беспокойно мычат коровы. Возле реки, в большом загоне, бегают овцы. Ягнята, родившиеся зимой, уже окрепли. У барашков, видно, пробиваются рожки, и от того, что нестерпимо зудят лбы, они целыми днями смешно бодаются друг с другом. На птицеферме не умолкают куры.

Собрав бесчисленное множество ручьев и ручейков, Акашур начал выходить из берегов. Летом через нее местами курица может перейти. А сейчас река вспучилась, разлилась.

На мосту то и дело собираются люди, смотрят на половодье, переговариваются:

— Видно, и нынче лед не поднимется, останется под водой?

— Как знать… Может, и поднимется.

— Говорят, если лед поднимается, год будет урожайный.

— Да ну? В прошлом году почти весь остался под водой, а в Дроздовке на трудодень по три кило получили.

— Они работать умеют…

— Скажешь тоже! У нас народ тоже работать любит. Да только, как говорится, каждому стаду нужен хороший вожак. Так-то!

Река шумит. Словно вознаграждая себя за долгое зимнее безделье, она смывает и несет все, что встретится на пути: солому, навоз, щепки, поломанные сучья. Кружась и ныряя, они стремительно несутся вннз, к Каме.

Однажды ночью Акашур совсем расшумелся. Утром люди увидели: по реке плывут льдины.

Вокруг Акташа нет ни глубоких морей, ни высоченных гор. Иногда старики остерегают ребятишек: «Смотрите, в омуте за мельницей не вздумайте купаться! Глубина там такая, двумя вожжами не смерить…» Но это, так, для порядка, говорится. А на самом деле во всем районе нет даже речонки, чтобы можно было гидростанцию построить. Не ставить же турбину на Акашуре, которая летом почти вся высыхает! Поэтому-то среди акташцев давно ходят слухи, что вот-вот построят на Каме-реке большую ГЭС и протянут линию до их села. А пока в длинные, темные осенние и зимние ночи акташцы, так же как и все их соседи в районе, сумерничают около обыкновенных керосиновых ламп.

Если идти по району прямиком, никуда не сворачивая, то на пути будет несколько круто спадающих спусков. Идешь по ровному, гладкому полю, и вдруг — словно огромная ступенька.

Потом снова гладкое поле и снова — такая же ступенька. И в самом деле, похоже на огромную лестницу, не зря же называется «Чертов спуск».

Акташская МТС стоит как раз возле одного такого уступа. Речка Акашур в этом месте запружена плотиной, в жаркие дни трактористы выбегают из мастерской, на ходу скидывают одежду и с разбегу бросаются в пруд. Но вода не смывает с них темных пятен автола, и приходится, как наждаком, натираться песком. Из этого же пруда берут воду насосом в мастерские, здесь же, на берегу, шоферы окатывают из ведер свои машины.

Совсем недавно вокруг пруда, кроме небольшой старенькой мельницы, никаких строений не было. Организовали машинно-тракторную станцию, и, словно после теплого дождя грибы, появились крыши домов, складов, мастерских. Неподалеку от Акташа вырос настоящий городок: с утра до ночи стучит двигатель, то здесь, то там тянется вверх дымок, гремит железо, и даже в Актанте слышно, как в кузнице стучит большой молот. Люди в промасленной одежде бегают взад-вперед, грохочут тракторы, взвизгивают стартеры автомашин — словом, настоящий город! А с наступлением темноты МТС опоясывают яркие огни электроламп: станция имеет свой генератор. И акташцы с нескрываемой завистью посматривают на веселые огоньки соседей, вздыхают: «Эх, светло как! Электричество — оно, конечно, большое дело…»

Говорят, что в Акташской МТС сейчас работает больше трехсот человек. Во всем районе нет деревни, в которой жило бы триста человек. Большая станция! Со всех сторон тянутся сюда люди, каждую зиму открываются разные курсы: то на тракториста учат, то на комбайнера, то на машиниста. Приходит из деревни тихонький, незаметный паренек, поначалу все норовит подальше от машин держаться, а посмотришь через месяц-другой — и диву даешься: гоголем сидит на дизельном тракторе, увидит знакомого — только головой кивнет, прибавит газу и прогремит мимо. Другим стал паренек, цену себе узнал. Надо сказать, эмтээсовских сильно уважают, да и как их не уважать!

…На курсах трактористов само собой получилось, что Андрей Мошков из Дроздовки стал вроде бы за главного. Случится что-нибудь — зовут его: «Андрей, иди сюда, помоги» или «Погляди-ка, Мошков, ладно ли будет так?» Андрей всюду поспевает, со всеми умеет все уладить. Олексан тайком приглядывался к нему, прислушивался к разговорам, думал: «Чего он так… распоряжается? Будто он хозяин тут!» Не мог понять этого! Но если бы Олексан заглянул в себя поглубже, то убедился бы, что он просто завидует Мошкову, всем людям, похожим на него. Завидует тайком, из своего угла. «А почему ты не такой, а? — спрашивал его голос откуда-то из глубины души. — Посмотри, им всегда весело, и работают они будто шутя. Они нигде и никогда не прячутся, ни от кого не таятся. А почему ты так не можешь?» — «Не знаю… Они совсем другие. Мошков или Сабит, если попросить у них, последнюю краюшку готовы пополам разломить. Чудаки, не жаль им, что ли?» И он в тысячный раз повторял себе материны слова: «Всякие люди собрались, отдашь им, а обратно когда получишь — неизвестно. А, может, завтра самому понадобится — где возьмешь? Верно говорят: отдашь руками, а искать придется ногами…»

Так Олексан старался успокоить себя, оправдать в собственных глазах: «Вы как хотите, а и сам по себе».

Но что-то это мало успокаивало, смутно чувствовал он свою неправоту и втайне не переставал завидовать Мошкову, его силе, веселому нраву, его умению хорошо и легко разговаривать с людьми. То, что казалось Олексану трудным, вообще неразрешимым, для Андрея было делом чуть ли не пустяковым. И невольно Олексан следил за Мошковым, тут же осуждая или одобряя его.

В один из вечеров курсанты сидели в общежитии, каждый занятый своим делом. Мошков еще днем говорил, что вечером пойдет в кино. Но уже давно стемнело, а он, скинув сапоги и закинув ноги на спинку кровати, все лежал с какой-то книжкой в руках. Сабит несколько раз его окликал, но Андрей недовольно мотал головой:

— Не мешай, Сабит, не до тебя!

Кончив читать, захлопнул книжку, сел на койке и минут пять сидел, о чем-то раздумывая. Затем встал, подошел к «доминошникам», шумно спорившим вокруг стола.

— А ну, кончайте базар! Слушай сюда, ребята!

Игроки с недовольными лицами обернулись к нему.

Сабит заворчал:

— Валла, Андрей, ты книжку читал — мы тебе совсем не мешали, правда? Почему нам мешаешь козла бить? Совсем не до тебя, валла!

Андрей обеими руками взъерошил свои густые волосы, покачал головой:

— Эх ты, бритый. Стучите целый вечер костяшками, в брюхе — сыто, в голове — пусто. Эх люди-народы!.. Знать не знаете, что на дне морском сидите.

В комнате стало тихо, все с недоумением уставились на Андрея: с чего это он?

— А ты, Андрей, сумел убежать из воды? — подмигнув товарищам, изумился Сабит. — Валла, как? Я плавать умею, зачем останусь под водой?

И сразу же все заговорили, насмехаясь над Андреем.

— Ты, Мошков, видно не читал, а накрылся книгой и изрядно храпанул?

— Иди ложись, может, сон досмотришь!

— Да нет, братцы, он втихаря дернул сто грамм!

Все хохотали. Андрей тоже не удержался, махнув рукой, рассмеялся:

— Эх вы… Я вам серьезно, а вы — смешки. Вот слушайте, в этой книжке ясно написано: несколько миллионов лет тому назад здесь, — Андрей постучал пяткой об пол, — было настоящее море! Я и подумал: может, этот наш Чертов спуск и есть берег того доисторического моря? Эх, узнать бы в точности! Тогда — понимаете? — тут должна быть нефть. У соседей, в Башкирии, в Татарии, давно буровые вышки стоят, нефть качают. Вот бы и мам забурить!