— Вы не согласны со мной, Харитон Андреич?

— А? В чем не согласен? Ах, да, да, вы о старике… Право, не знаю, Галина Степановна. Может быть…

— Почему "может быть"? Сколько ни говорим, а с культурой у нас все равно плохо. Где-то я вычитала, что в обществе, в котором не будет религии, за воспитание людей должно взяться искусство. А у нас… эту самую культуру сеют по заниженным нормам, да и та слабые всходы дает… Ой, Харитон Андреич, вам со мной, наверное, скучно, я все о деле да о деле, заладила одно и то же!

Она проворно вскочила на ноги, подошла к забору и отломила большую ветку черемухи. Белые лепестки осыпали ее плечи. Точно полоща лицо в воде, несколько раз окунулась в пахучий букет.

— Харитон Андреич, а вы… скоро от нас уедете? Ну, конечно, вы ведь непривычны к такой жизни. У нас только и слышно, что кукуруза, мясо, молоко и снова кукуруза… Вам здесь покажется скучно.

Она выжидательно смотрела на Харитона, держа черемуху перед лицом. Кудрин поднялся, по привычке большим пальцем загнал складки гимнастерки за спину, сказал чуть строго:

— Об этом уже поздно говорить, Галина Степановна. Сегодня меня вызывали в райком партии, рекомендуют председателем в… наш колхоз. Я дал согласие.

Галя подумала, что Кудрин шутит, но, взглянув на него, она встретила его серьезный взгляд. Нет, Кудрин не шутил. Тогда она, не скрывая своей радости, всплеснула руками, горячо и сбивчиво заговорила, словно убеждая его:

— Ой, правда, Харитон Андреич? Вы останетесь у нас? Вот и хорошо, оставайтесь, вот увидите, ничуть не пожалеете! Честное слово, все будет хорошо!

— А чему вы так радуетесь? — усмехнулся Харитон.

— Так ведь вы… с вами мне будет легче работать! — Она внезапно смутилась, думая, что сказала лишнее, круто повернулась и побежала к крыльцу. Взлетев на несколько ступенек, она обернулась к нему и звонко повторила: — Вот увидите все будет хорошо, Харитон Андреич!

Улыбаясь про себя, Харитон покачал головой: "Все будет хорошо… Мне тоже очень хотелось, чтобы твое пожелание исполнилось, милая агрономка. Поживем — увидим… Через неделю состоится общее собрание колхозников. Примут они меня? Меня в Акагурте многие уже и не помнят, особенно молодежь, а для других бригад я и вовсе "кот в мешке". Сегодня в райкоме партии без обиняков сказали: "Посмотрят, пощупают со всех сторон: людям надоело каждый год менять председателей. Учтите: вы будете там тринадцатым председателем после войны". Хм, тринадцатым… Чертова дюжина. Везет мне на это число: номер танка, на котором закончил войну, тоже был тринадцатый…"

Предваряя события, Кудрин уже думал о том, с чего он начнет свою работу в колхозе. "Да, да, надо начать с дисциплины, права агрономка. В армии насчет этого просто: "Выполняйте приказ! — и точка. Надо добиться того, чтобы люди снова поверили в свои силы, крепко поверили в то, что укрупненный колхоз может и должен подняться на ноги. Одному это не под силу, будь ты хоть трижды майором или даже генералом! А хорошие люди в колхозе есть, взять хотя бы того же Тимофея Куликова или Параску с Ориной. Подмять молодежь, сколотить крепкий актив…"

Кудрин вздрогнул от резкого скрежета железа, раздавшегося поблизости. Затем донесся сердитый окрик: "Пшел, поганый! У-у, лохматый шайтан…" Спустя минуту звякнула цепь: это в соседнем дворе у Кабышевых спустили на ночь с цепи собаку.

"Фу, черт — выругался про себя Кудрин. — Ночи теплые, люди при открытых окнах спят, а они с собакой… Кого боятся? Ворота будто в крепости, на железном запоре, и заборище такой, что комар не залетит…"

На востоке небо уже начинало бледнеть, а Кудрин все еще не шел спать. Выкурив последнюю папиросу, он скомкал пустую пачку и бросил в сторону. Постоял, помедлил, затем сделал несколько резких движений рукой, точно отряхиваясь от чего-то ненужного, лишнего, коротко выдохнул: "Все. Решено! Ладно, Галина Степановна, жалеть не будем!"

В начале лета, не дожидаясь отчетно-выборного собрания, в колхозе "Заря" сменили председателя и нескольких членов правления. В правление избрали Кудрина Харитона, Кабышева Олексана и Михайлову Прасковью.

На собрании Олексан сидел точно на живом муравейнике, на душе у него ворочалось смутное беспокойство. Он хорошо помнил, как несколько лет тому назад на таком же собрании Однорукий Тима бросил в лицо Макару Кабышеву гневные слова: "Нехорошо живешь, Макар-агай! Ты вроде "пчелиного волка": насекомое это сильно на пчел смахивает, только образ жизни ведет воровский, мед из ульев таскает. Вот и ты: вроде в колхозе числишься, а душой в стороне!" Хотя Олексан не совсем понял, за что упрекают его отца, но было стыдно до слез, он убежал с собрания. Лишь много позже он понял, что Однорукий Тима был прав.

Поэтому, когда Олексан услышал, что его выдвигают в правление колхоза, ему внезапно стало жарко, а ворот рубашки показался тесным. С мучительным напряжением ждал, что вот поднимется с места тот же Однорукий Тима или кто другой и скажет жесткие, колючие слова: "Ты, Олексаи Кабышев, не так живешь!" Нет, он не чувствовал за собой вины, но все равно на душе было неспокойно: а вдруг люди знают о нем то, чего он сам не знает?

Перед голосованием слова попросил Васька Лешак. Солидно откашлявшись и оглядев всех сидящих в тесном клубном зале, Васька обратился к председателю собрания:

— Прежде чем голосовать за Кабышева, я хотел бы познакомиться с его жизненной линией. Народ интересуется его автобиографией. Демократию надо соблюдать, так я понимаю!

Кругом заулыбались, кое-кто с завистью подумал: "Ну, Васька! Одно слово — Лешак! Ишь, загнул как: автобиография, демократия… Силен в науке, леший!"

Председатель собрания — бригадир трактористов Павел Ушаков — глазами отыскал в зале Олексана, кивнул ему, приглашая на сцену: дескать, демократия так демократия, народ просит. Олексан по тесному проходу пробрался на сцену, встал лицом к собранию. Не зная, куда девать руки, мял промасленную кепку, путался в словах:

— Не знаю, о чем рассказывать… Все знаете, родился здесь, в Акагурте, окончил семь классов… Работал трактористом, потом послали учиться на курсы механиков. Был там три года. А сейчас снова работаю. Имею семью — мать и жена, об этом вы сами знаете…

И умолк, не зная, о чем дальше рассказывать. Странное дело: бывает, что человек живет десятками лет, каждодневно о чем-то думает, беспокоитея, работает, с кем-то ругается, кого-то любит или ненавидит, но стоит попросить его рассказать автобиографию, как он теряется, говорит совсем не то. Бывает, человек прожил на земле полвека, а то и того больше, а вся его автобиография умещается на одной страничке школьной тетради…

Васька Лешак, выслушав сбивчивый рассказ Кабышева, снова вскочил со своего места, артистически поклонился:

— Спасибо, все ясно. В правлении Кабышев небось растраты не сделает, у него каждое слово на балансе! Что касается меня, то лично я не возражаю против кандидатуры товарища Кабышева. У меня все.

Сидящие позади Васи девушки сдержанно хихикают, прикрывая губы ладошками: "Ох, и болтун же этот Васька! Мелет и мелет языком. На людей указывает, а у самого давно надо бы зашить губы дратвой, чтоб не болтал зря!" Васька все это слышит, но оглядывается вокруг с явным гонорком: мол, видали, как надо! Я-то могу с любым человеком беседу вести на самом высоком уровне, а вы что? Эх, темный народ…

Когда голосовали за новых членов правления, Олек-сан сидел с опущенными глазами, словно через вату услышал далекий голос Ушакова: "Кто против? Против нет, единогласно… Далее голосуем за Михайлову Парасковью. Кто за то, чтобы…"

Приехавший из райкома представитель спросил из-за стола президиума:

— Эта самая и есть Парасковья Михайлова? Должен сказать вам, товарищи, что у нас имеется на нее жалоба. Думаю, что Михайлова сама догадывается, о чем идет речь. Расскажите народу, товарищ Михайлова, как это произошло, не стесняйтесь.