Справился с обедом Василий, тронул Олексана за рукав: "Пошли, что ли?.."
Лешак завел машину, но отъехать они не успели: в в последнюю секунду подскочил незнакомый военный с офицерскими погонами. Задыхаясь от бега, прерывисто, по-русски спросил:
— Ребята, одну минутку. Куда машина?
Васька покосился на его погоны: манор, танкист. Ну, в армии ему приходилось видеть и генералов. Неохотно ответил:
— До Акагурта, а дальше не идет.
— О, порядок в танковых частях! Одну минуту…
Майор скрылся в дверях вокзала. Вася вопросительно посмотрел на Олексана: возьмем пассажира? Тот кивнул:
— Ладно, посади, места хватит.
— Трешку с него, не меньше. Офицеры — они народ деньжастый…
Через минуту, держа на весу два огромных чемодана, подоспел майор. Вася кинулся помогать ему, заговорщицки подмигнул Кабышеву: мол, подоим божью коровку! Олексан хотел уступить пассажиру свое место, но тот решительно отказался и примостился на жестком боковом сиденье. "А, шут с тобой, — подумал Олексан, — после небось пожалеешь. У нас здесь дороги асфальтом не выложены, как тряханет да вдаришься головой, сразу матушку вспомнишь… Интересно, куда он едет? Должно быть, отпускник. А лицо вроде знакомое. Где я мог видеть его? Вон на левой щеке, возле уха — темная родинка, точь-в-точь чечевичка. Знакомая отметинка… Или просто показалось?" Но, сколько ни пытался припомнить, это ему так и не удалось.
Как только машина тронулась, майор извлек из кармана блестящий никелированный портсигар и протянул Олексану:
— Куришь? А друг твой? — Прикурив от одной спички, майор внимательно оглядел обоих спутников и неожиданно спросил по-удмуртски: — А вы, ребята… не акагуртские?
Вася чуть не выпустил из рук баранку, Олексан удивленно посмотрел на майора.
— Нн-у, да, из Акагурта мы…
Довольный, майор от души расхохотался:
— Во-во, значит, в точку попал! Вначале сомневался, потом гляжу — вроде бы земляки! Меня вы, конечно, не узнаете? Так ведь я тоже акагуртский, Харитон Кудрин. Еду вот домой, уволился в запас.
Теперь Олексан отчетливо вспомнил этого офицера. И как он раньше не признал его! Ну, конечно же, это он, Харитон Кудрин, лет семь, а то и восемь назад приезжал домой в отпуск, тогда в Акагурте только и было разговоров, что "у Марьи Кудриной сын приехал, большим начальником стал, прямо не узнать человека! Двенадцатый годик, считай, служит. Такой у Марьи сын вырос, а она, сердешная, мается тут одна-одинешенька. Матери-то каково! Вот и расти детей, жди от них добра, помощи, эхма…" В тот приезд Кудрин был в чине капитана-танкиста, пожил у матери с месяц и уехал обратно, с тех пор в Акагурт больше не приезжал. Олексан в то время был еще мальчишкой, тайком посматривал через щелочку в заборе на соседский двор: там, заложив руки в карманы армейских брюк, взад-вперед расхаживал высокого роста офицер, мурлыкал про себя нездешнюю песенку. Немало времени прошло с тех пор, поди-ка, узнай теперь Харитона Кудрина!
Васька Лешак приуныл: "Вот оно как обернулось! Плакали три рубля. Это называется хватануть шилом масла! Э-э, да черт с ним, на чужие деньги не шибко разживешься. Ладно, пусть по крайней мере знает, какие шофера водятся в Акагурте!
С этой мыслью Вася включил третью скорость, мотор отчаянно завизжал на предельных оборотах, и "газик" понесся, не разбирая кочек и выбоин. Майор пригнулся вперед и весело прокричал шоферу в ухо:
— По принципу "больше газа — меньше ям", так, что ли?
Переждав, когда машина выберется на ровным участок дороги, Кудрин принялся жадно расспрашивать своих спутников:
— Вы, ребята, чьи будете в Лкагурте? Как там у нас вообще? Жить можно? Сколько на трудодень выдают?
Когда Олексан сказал, что они приходятся соседями, Кудрин изумленно сдвинул фуражку на затылок.
— Вот так здорово! Выходит, ты сын дяди Макара? Не скажи сам, ни за что бы не признал! Ты смотри, а? Силен, сосед, силен! Механиком, говоришь, в колхозе? Важная должность, да-а… Ну, а как отец, мать?
— Мать жива, а отца четыре года назад схоронили. Деревом в лесу задавило…
— A-а… Жаль, отца твоего я помню хорошо: мальчонкой был, он мне иногда игрушки мастерил, медом угощал. У вас, помнится, пчел много держали, жалили они меня беспощадно.
— Пропали до единой… Мор напал на них, американским гнильцом называют…
Некоторое время ехали молча. Но вот впереди показались акагуртские поля. Кудрин как приник к окошечку, так до самой деревни и не отрывался. Узнавая родные места, он по-ребячьи радовался и без конца переспрашивал:
— А вот тот холм с тремя липами — это Бектыш? О-о, мы там на лыжах катались, бывало, как приспустишь, аж в ушах посвистывает! Что-то вроде пониже стала горка? Хотя ничего удивительного: люди растут, становятся выше, а горы остаются прежними… А вон еще холм, как его… Глейбамал, не ошибся? Молодежь вечерами собирается там? О, вот и Акагурт наш показался! Приветствую тебя! Помните, в школе вас, должно быть, тоже учили: "Вот моя деревня, вот мой дом родной…" Да-a, приехали…
Вася остановил машину перед домом Кудриных. И не успел Харитон Кудрин сойти с машины, как в ту же самую минуту ворота широко распахнулись, выбежала мать Харитона (видимо, она незадолго перед этим пришла с работы, даже не успела скинуть с плеч старенький мужнин пиджак), и негромко ахнув, прижалась к сыну и заплакала.
— Ну, мама, зачем ты так? Радоваться надо, а ты в слезы…
— Ой, сынок, прости меня, глупую. От радости это я… — Отерев концом передника мокрое от слез лицо, она улыбнулась сыну. — Да что же это мы стоим посреди улицы, пойдемте в избу!
Кудрин взялся за чемоданы, шагнул вслед за матерью, но, вспомнив о своих попутчиках, задержался в воротах:
— Вы, ребята, вечерком загляните к нам. Как говорится, перекурим это дело: посидим, поговорим. Обещаете?
— Приходите, приходите, гостям будем рады! — поддержала сына тетя Марья. — А ты, Олексан, мать пригласи с собой и Глашу обязательно. Такая у нас радость, как не прийти соседям! Не зря говорят — поделенная радость вдвойне слаще!
Олексан не стал заходить домой, вдвоем с Васькой Лешаком напрямую проехали к колхозным мастерским и выгрузили привезенные детали. Поставив машину, зашагали домой. Олексан в шутку спросил:
— А калым-то с майора упустили, а?
Васька неожиданно зло огрызнулся:
— Ты меня с самим собой не равняй, понял! Если тебе нужно, ты и спроси с него, а мне кусочничать ни к чему!
Олексан даже не успел ответить. Вася круто свернул в проулок и, гулко топая сапогами, зашагал к своему дому.
Вечером к Кудриным привалило пол-Акагурта, в двери не пробиться; пожилые степенно сидят по лавкам, а молодежь толпится в сенях, приподнимаясь на цыпочки, стараются поверх голов заглянуть в избу. Будь Кудрин просто солдатом или даже сержантом — народ не столь бы любопытствовал, а тут приковыляли даже старики: шутка ли дело, как-никак, майоры в Акагурт приезжают не каждый день! И старикам не терпелось поговорить с бывалым человеком, потолковать о том, что да как делается на белом свете, а заодно узнать, не собираются ли нападать на нас иностранные державы. Конечно, по радио передают всякие новости, да только куда интереснее поговорить с живым человеком!
Зоя идти к соседке наотрез отказалась. Глаша тоже было заупрямилась (не прошла обида на Олексана за вчерашнюю ссору), но Зоя сама чуть не силком заставила невестку собираться в гости:
— Пойди, пойди, милая, сходите с Олексаном, давно вместе не гуляли. На людей хоть посмотрите! Да и Марья после будет обижаться, дескать, знали и не пришли. Мало ли как наплетут… Надень, Глаша, свое свадебное платье, больно к лицу оно тебе, чисто картинка!
Глаша несмело взглянула на Олексана, тот хмуро мотнул головой: "Делай, как знаешь…" Минут через десять Глаша вышла из-за перегородки, смущаясь, встала посреди избы. На ней было шелковое, цвета золотой купальницы платье, шею в два ряда обвивало ожерелье, на ногах еще не надеванные черные лаковые туфли. И снова она вопросительно посмотрела на мужа: "Тебе нравится?" Олексан мельком оглядел ее, и хотя Глаша в этом наряде была очень хороша и у него даже сердце забилось при мысли, что она такая красивая, он ничего не сказал ей, лишь, кивнув головой, сухо бросил:
