Но одну семью с нашей улицы воина все-таки обошла стороной. Возле моста через Чурайку стоит дом-пятистенок, крытый железом. Кажется, ему не страшны ни время, ни непогода, сруб надежно укрыт тесовой обшивкой, прочно стоит на фундаменте из дикого песчаника. К дубовым столбам ворог прибита дощечка с нарисованной остроухой овчаркой, снизу четкими буквами выведено: "Остерегайтесь злой собаки". В этом доме живет Иван Карпович Беляев — председатель чураевского колхоза "Вперед". Не знаю, которым он здесь по счету председателем после войны. Не везет в Чураеве с председателями выберут нового, немного поработает, и оказывается, что он вовсе не такой, как его расхваливали. Отец говорит, что по этой самой причине колхоз наш пятится взад… Иван Карпович председателем с прошлого года, а до этого он работал в райисполкоме. В годы войны ему не пришлось даже подержать в руках винтовку. Теперь Беляев уже в годах, лицо у него оплывшее и всегда иссиня-багровое, кажется, тронь пальцем — струйкой брызнет густая, точно сок переспелой вишни, кровь…
Но мне сейчас не до чужих — своих дел по самые ноздри. Сидеть сложа руки никто не даст, надо где-то устраиваться. Интересно, какую работу хочет мне предложить Захаров? Уже три дня, как я дома, но нигде еще не был, Захарова тоже не видел. Признаться, было стыдно показаться на улице: чудилось заранее, что каждый встречный станет ухмыляться: ого, мол, инженер-то вернулся!.. За спиной чувствую косые взгляды отца. Он пока молчит, не ругается, но я знаю, что он думает: "Чего же ты, так и будешь сидеть, как девка на выданье? На готовом я тебя долго держать не стану!" Будь что будет, схожу к Захарову!
На улице никого. Идет уборка, в такую пору народ весь в поле. Возле дома дяди Олексана ребятишки шумно играют в "ляпу", гоняются друг за дружкой. Завидев меня, они враз притихли, молча уставились глазенками, но едва я успел пройти мимо, они вновь зашумели с прежним азартом. Им-то до меня нет никакого дела!
Из-за угла выскочил озабоченный, потный бригадир Василин. Завидев меня, он остановился удивленный:
— Эге, Алешка, ты разве дома? А болтали, что учиться уехал! Врут?
Я не сразу нашелся, — что ему ответить, но он сам догадался.
— Ага, ясно! Конкурс и все такое прочее? Ничего, ничего, поживи в деревне, это полезно!.. Отец твой дома? Собрание у нас. Ого, Алешка, дела в артели завариваются, во! — Василий подмигнул нахальным глазом и выставил торчком большой палец. Он всего года на три-четыре старше меня, а вот, поди ж ты, каким индюком держится. Правда, он успел побывать в армии, отслужил свой срок и теперь не расстается с зеленой пограничной фуражкой. А вообще говоря, меня это не интересует, пусть хоть генеральскую нацепит! Мне с ним из одной чашки не хлебать.
— Слушай, Алешка, ты приходи на собрание, там дела будут та-а-кие! Беляеву зададим баньку…
— Некогда мне. В райком иду, к Захарову…
— А Захаров там! Валяй в контору. Вот увидишь, зададут Беляеву тинти-финти!
Вот не везет! Придется идти в контору, а там полно людей… Но раз Захаров там, видно, не миновать встреч с односельчанами. А чему радуется этот рыжий бригадир? Говорит, Беляеву баню устроят. Интересно, за какие дела?
Шагая к конторе, я еще издали заметил, что народу там множество, люди теснятся в открытых настежь дверях, толпятся под раскрытыми окнами, вытянув шеи, напряженно слушают. Пришел даже старый Парамон, над толпой маячит его неизменная островерхая шапка. На меня никто не обратил внимания. Подойдя ближе, я заглянул внутрь конторы. Там тоже тесно; сидят мужчины, женщины, некуда иголку бросить; за столом — Захаров, чуть поодаль от него нахохлился Беляев. Лицо у него мрачное, застывшим взглядом уставился куда-то. Выступал дядя Олексан. Говорил он разгоряченно, выставляя перед собой огромные кулачищи.
— …Каждому хочется по-людски жить! А то что получается? Работаешь, трудишься, а на деле ни тпру ни ну! Вон, у соседей на трудодни получают хлебом по два кило да деньгами, и хозяйство колхозное в порядке, а в Чураеве портки латаем да перелатываем! Что мы, хуже людей? Ответь, Иван Карпович, перед народом ответь: до каких пор у нас такой срам будет продолжаться? Почему мы от людей отстаем? Говори, люди ждут!
В конторе стало тихо, было слышно только тяжелое дыхание множества людей. Беляев медленно поднял голову, пряча глаза, зло выдавил:
— Устал я с вами… Устал, понимаете? Снимайте с должности, ставьте другого!
Ух, что там началось! Каждый кричал свое, среди этого шума можно было разобрать лишь отдельные выкрики:
— Не бойся, снимем!
— Просто не уйдешь, судить будем!..
— Товарищи, тише…
— Судить его! Хватит, доменялись!..
Кто-то за столом постучал чугунной пепельницей, стало тише. Тогда попросил слова Захаров. Когда в конторе все шумели и кричали, он сидел с виду спокойный, покусывал углы губ, раза два искоса глянул в сторону Беляева.
— Спокойно, товарищи, — не повышая голоса, заговорил Алексей Кириллович. — Нам без горячки нужно решить важные вопросы… Вот ты, Иван Карпович, признался здесь, что устал работать с народом. А я бы сказал так: люди везде одинаковые, и зря ты унижаешь, — да, да, унижаешь! — народ. Похоже, что плюешь в колодец, из которого сам же и воду пьешь?
— Правильно, товарищ Захаров, чего там! — выкрикнул кто-то около дверей. Захаров поднял правую руку:
— Подождите, минутку терпения. Вот и я говорю, что люди у нас везде одинаковые — что в Чураеве, что в Буранове или Калиновке. Если так рассуждать, выходит, что ты, Иван Карпович, не очень-то любишь свой народ? И в том, что в вашем колхозе дела идут неважно, виноваты не колхозники, а мы, руководители, об этом надо сказать прямо!
Снова взрыв возгласов:
— Верно!
— Правильно, чего там! Беляев одного себя знает… У них в роду все таковские! Знаем, чем жили…
Захаров снова поднял руку.
— Вот, товарищи, теперь вам предстоит выбрать нового председателя. Смотрите, не ошибитесь. Я не могу заранее ничего пообещать, это было бы неправильно. Знаю твердо лишь одно: нам придется работать сообща, советоваться и решать дела вместе… И если вы сегодня изберете меня председателем своего колхоза, могу пообещать только одно: бездельникам, пьяницам и прочим придется туго. Лучше пусть сразу уходят!
Не веря своим ушам, я оглянулся на людей, стоявших вокруг. Они очень внимательно слушали Захарова, и никому не было до меня дела. Что же это такое происходит? Значит, Алексей Кириллович переходит работать в чураевский колхоз, его выбирают вместо Беляева? Как же так? Ведь он обещал устроить меня на хорошее место! Как же быть теперь?..
Собрание шло своим чередом, но я уже не слушал, о чем там говорили. Голосовали за нового председателя, секретарю собрания пришлось даже выйти на крыльцо, чтобы подсчитать все голоса. А потом народ валом повалил из дверей, оживленно переговариваясь. Мужики гудели, точно рассерженные шмели, а женщин было слышно за две улицы… Подождав, пока все разойдутся, я побрел домой, но меня кто-то окликнул:
— Эй, Курбатов!
На крылечке конторы стоит Захаров, в пальцах дымится папироска. Он возбужден, с веселым лицом обращается ко мне:
— Ты чего, тезка, не здороваешься? Ай-яй, и чему только учили вас в школе. Ну, что нового, рассказывай!
— Нового? Ничего… Шел к вам, в райком…
Алексей Кириллович смял папироску, щелчком отбросил в сторону и сразу посерьезнел.
— В райком, говоришь? Да-а, брат, с этого дня я и сам в райком стану приходить как проситель, за советом да за помощью… Видел, что тут было? Беляева народ выгнал, придется оформлять материалы в суд — грехов за ним набралось немало. Ну, этим займется прокуратура… Да-а, вот оно как получилось. Хотя… неожиданного для меня тут не было — сам согласился. Попробуем поработать в колхозе!
"Знал, что будет в колхозе? Почему же он пообещал мне хорошую работу? Начать работать в колхозе я мог бы и без рекомендации секретаря райкома! Выходит, зря понадеялся…"
