Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Аннуло обычно присутствует при ауспициях. Не потому, что помогает pullarius. Просто человек, приставленный к клетке с цыплятами, он давний друг Аннуло. Цыплята нужны для предсказаний.

Pullarius открывает клетку. Кидает внутрь бобы или мягкое пирожное. Эта еда Аннуло неинтересна. Если цыплята отказываются клевать, хлопают крылышками, пищат, то это — дурное предзнаменование. Если еда клюется жадно, быстро, слышно одно только постукивание, то pullarius объявляет:

— Tripudium solistimum![179]

То есть примета хорошая, доброе предзнаменование. Впрочем, Аннуло не это предзнаменование нужно. Ему другое важно: угостит или нет его гадатель курятиной. После правильной ауспиции pullarius бывает щедр.

Что же касается Фрасилла, то он Аннуло балует редко. Уставится в зрачки, стоит, переминается с ноги на ногу. Когда Тиберия и других нет рядом, приходит тоже. Только тогда бывает весел, посмеивается. Иногда принесет мышь в подарок. Часто говорит слова, всегда одни и те же: «Удивительно, как могут два предсказателя воздержаться от смеха, глядя друг другу в глаза»[180]. Что бы значило это? Почему маг и прорицатель смеется, глядя в зрачки Аннуло? Лучше бы принес мышь…

Тиберий вызвал Фрасилла, как вызывал его каждое утро. Только сегодня к походному шатру, где устроены pullarius с животными. Подальше от виллы, где отдыхает император. Змея бесшумна, но цыплята и куры, собаки — они могут беспокоить императора, а сон его драгоценен. Если у мальчиков, что спят с Тиберием, у его «рыбок», спросить, чего они боятся более всего, лежа рядом с императором, они скажут: разбудить Тиберия. Кое-кто из них научился спать днем, урывками, каждое мгновение, что они без Тиберия проводят. Чтоб потом, ночью, замереть рядом, как услышат похрапывание. Так и лежат навытяжку всю ночь, но встречают пробуждение императора милой улыбкой…

Ох, ну и недоброе оказалось утро! И без цыплят стало все ясно Фрасиллу. Как только увидел он бедного Аннуло, войдя в шатер. Замер он возле клетки, гадатель Фрасилл, в приступе транса. За его спиною ахнул и тоже замер pullarius. Хорошо спалось обоим гадателям этою ночью, не ждали они беды. А она вот, перед ними!

Не в первый раз видят они неподвижного, застывшего Аннуло. Это привычно для змея. Но ведь и не каждый раз бывает облеплен Аннуло массой рыжих лесных муравьев. Струйкой, и уже довольно заметной, бегают они туда-обратно к телу змея; их рабочий настрой очевиден, если на скользкой коже уже не видно толком ни желтых пятен, ни перетяжек под массой муравьев.

Заметались, заплясали мысли в голове Фрасилла. Снова попал гадатель в беду. С Тиберием такое запросто бывает, приходит нежданная беда от него, мигом приходит. Это на деньги и подарки скуп император, а бедам, что он сеет, нет числа.

Как-то пребывал Тиберий в дурном настроении. Призвал к себе Фрасилла. А было это на вилле Юпитера, на Капри. И место плохое, куда призвал: прозвали место «прыжком Тиберия». И без цыплят, и без пассов над головой, и без длительного сидения с вытаращенными глазами, словом, без всяческих атрибутов гадания, стало Фрасиллу ясно: быть беде. Хмур Тиберий, чего там не так Фрасилл нагадал, еще неясно, а вот что начнут его скоро, развешанного кусками на скалах, баграми отцеплять там, внизу…

Еще хуже того задрожал гадатель, как спросил его император:

— Что, Фрасилл, а можешь ли ты, дружок, сказать мне, что ждет тебя самого в этой жизни? Как она сложится?

Как жизнь сложится, Фрасилл знать не знал. И не пытался узнать: перед собою зачем же лукавить? А вот про то, что императору накануне рассказали о новом гадателе, Египтянине, живущем в Субуре, про то он знал. И про то, что Египтянин еще ни разу не пойман на несбывшемся предсказании. Слышал Фрасилл об удивительном даре чужеземца, узнал о нем и Тиберий. Тут гадать не приходится, Фрасилл, он такой. Ему-то спать ни днем, ни ночью не приходилось почти, он об императоре все знал, от этого собственная жизнь зависела. Нет, не знал Фрасилл, как она сложится, но сложить два и два умел. Такое у него ремесло…

— Дай мне время, государь. Я скажу.

Тиберий кивнул. На лице его отразилась злорадная улыбка. Фрасилл мог бы уже поклясться, что читает мысли Тиберия. И от этих мыслей прошиб гадателя холодный пот.

Попросил Фрасилл тогда принести Аннуло. Долго смотрел в глаза змею, сидя на коленях перед клеткой. Мог бы Аннуло говорить, так он бы сказал… Плохо змею на открытом солнце, ему бы туда, где тепло и сыро. И если ни курятины, ни мыши сегодня не будет, он обойдется. Сыт пока давешним всем. Покоя бы! А этот еще вскочил, бегает перед клеткой, руками машет. Исходят от него волны ужаса и ненависти, Аннуло это чувствует. Кому же понравится, когда перед тобой мечется враг!

Почувствовав мгновение, когда интерес Тиберия, следящего за ним взором, несколько угас, Фрасилл сказал:

— Знаю! Я знаю, государь!

Тиберий вновь зажегся. Обратил на гадателя весь свой интерес, глаза засверкали.

Фрасилл произнес, весь трепеща, тем более что основания у него были, за Тиберия он так не боялся бы, как теперь трясся за себя.

— Государь! (мало ли, что Тиберий на словах от титула отказывается, ему ли, Фрасиллу, не знать, что император на деле любит). Ужас одолевает меня ныне. Ужас величайший. Узнал я, что опасность мне грозит страшная. Смерть неодолимо зовет меня к себе сегодня. Но это не главное. Могу я уберечься от нее, если умилостивлю, чем скорее, тем лучше, Тривию[181], владычицу ночную…

Тиберия зацепило. Видно это, как же, трет он подбородок рукою, глаза нараспашку.

— Что же важнее собственной смерти, дурак?

— Но как! Не говорил ли я тебе раньше… Не мог же я не сказать, в самом деле?!

— Говорил — не говорил, что ты заладил. Что именно? Мы с тобой много говорили, ты болтун известный, — сердился император.

Фрасилл сделал значительную паузу. Быть бы ему актером, не стань он гадателем. Впрочем, это не просто похожие ремесла, одно часть другого…

— Но ведь наши жизни связаны, государь! Пусть я умру, если не удастся умилостивить владычицу, но ты погибнешь вслед за мною, как пройдет год, день в день!

И Фрасилл устремил свои расширенные зрачки прямо в глаза императору, и плескалось в них нечто этакое…

Может, и промелькнуло недоверие императорское в глазах напротив. Но и мысль о том, что вдруг и правда, тоже была не последней. И возобладала! Тиберий верил в совпадения чисел. Он еще помнил: счастливый для него день смерти Агриппины; день смерти Сеяна, в один день![182]

Потом, Фрасилл указал сроком год; скажи он: «день», император посмеялся бы проницательности астролога и рискнул. Но год? Почему Фрасилл назвал год? Живи целый год в ожидании собственной смерти!

Словом, выжил Фрасилл тогда. Выживет и сейчас.

Приближающемуся к походному шатру неспешным шагом императору предстало траурное лицо гадателя, поникшая его фигура.

— Все нужно поменять, государь, на сегодня, и чем быстрее, тем лучше. Спасение наше в том, чтобы успеть. Если не вернемся назад, то я уж и не знаю…

— Я еду в Рим, город ждет меня. Зачем возвращаться?

Уже напуганный слегка, недоумевающий Тиберий воззрился на Фрасилла удивленно. Ликторы[183]за его спиной загалдели.

— Таковы знамения, — ответствовал Фрасилл важно. — Следуй за мной, государь, ты узнаешь то, что знаю я…

Зрелище, представшее взору Тиберия, расстроило императора донельзя. Его любимец, его красавец-змей! Отвратительные, гадкие муравьи, облепившие тело друга!

— Кто? Кто?! — закричал старик, затопал ногами. Забрызгал слюной…

Ликторы попятились к выходу, роняя фасции. Гадатель только головой покачал в ответ. Повременил, подержал паузу. Озабоченно потрогал лоб, разгладил продольную морщину на нем. Потом сказал императору, у которого дергались губы:

вернуться

179

Ауспиции как предзнаменования делились на 5 видов. Одной из ауспиций является — ex tripudiis, то есть наблюдение за поведением первоначально любой птицы, позже цыплят при кормлении, которое делалось обычно при военных экспедициях. Цыплята содержались в клетке под наблюдением соответствующего человека (pullarius). При начале гадания пулларий открывал клетку и кидал туда бобы или мягкое пирожное. Если цыплята отказывались клевать, шумели, хлопали крылышками или применявшиеся раннее взрослые птицы улетали, это считалось дурным предзнаменованием. Когда же еда жадно клевалась, так что было слышно постукивание, это было соответственно хорошей приметой (tripudium solistimum).

вернуться

180

Марк Ту́ллий Цицеро́н. «О природе богов».

вернуться

181

Тривия (лат. Trivia) — один из эпитетов Дианы. Когда к чисто италийским чертам богини Дианы присоединились черты греческой Артемиды, римская Диана стала почитаться как помощница при родах, как представительница горной и лесной жизни, покровительница охоты, как божество ночи, со всеми её таинственными явлениями. В этом последнем значении она была отожествлена также с греческой Гекатой, богиней ночи, подземного мира и волшебства. Будучи богиней чар и таинственных ужасов ночи, Диана считалась покровительницей перекрестков (откуда и эпитет — Trivia), и изображалась с тремя головами, глядящими на три дороги.

вернуться

182

18 октября 31 года погибает Сеян, 18 октября 33 года — Агриппина Старшая.

вернуться

183

Ликтор (лат. lictor) — особый вид госслужащих; упоминаются в истории со времени правления в Риме этрусских царей. Первоначально ликторы были исполнителями распоряжений магистратов cum imperio. Впоследствии осуществляли только парадные и охранные функции при них, заключавшиеся в сопровождении высших магистратов и наблюдении за тем, чтобы им оказывали надлежащие почести. Были вооружены фасциями. Ликторы назначались, как правило, из числа вольноотпущенников. Число сопровождающих ликторов напрямую зависело от должности сопровождаемого лица. Императора сопровождали 24 ликтора.

56
{"b":"543627","o":1}