3 . . . . . . . . . . . . . . . 4 . . . . . . . . . . . . . . . 5 Но образы иные Меня преследуют порой: То детства мирного виденья золотые Встают нежданно предо мной, И через длинный ряд тоски, забот, сомненья Опять мне слышатся в тиши И игры шумные, и тихие моленья, И смех неопытной души. То снова новичком себя я вижу в школе… Мой громкий смех замолк давно; Я жадно рвусь душой к родным полям и к воле, Мне всё так дико и темно. И тут-то в первый раз, небесного напева Кидая звуки по земле, Явилась мне она, божественная дева, С сияньем музы на челе. Могучей красотой она не поражала, Не обнажала скромных плеч, Но сладость тихую мне в душу проливала Ее замедленная речь. С тех пор везде со мной: в трудах, в часы досуга, В мечте обманчивого сна, С словами нежными заботливого друга Как тень носилася она. Дрожащий звук струны, шумящий в поле колос, Весь трепет жизни в ней кипел; С рыданием любви ее сливался голос И песни жалобные пел. Но, утомленная моей борьбой печальной, Моих усилий не ценя, Уже давно, давно с усмешкою печальной Она покинула меня. И для меня с тех пор весь мир исчез, объятый Какой-то страшной пустотой, И сердце, сражено последнею утратой, Забилось прежнею тоской. 6 Вчера еще в толпе, один, ища свободы, Я, незамеченный, бродил И тихо вспоминал все прожитые годы, Всё, что я в сердце схоронил. «Семнадцать только лет, – твердил я, изнывая,– А сколько горечи, и зла, И бесполезных мук мне эта жизнь пустая Уже с собою принесла!» Я чувствовал, как рос во мне порыв мятежный, Как желчь кипела всё сильней, Как мне противен был и говор неизбежный, И шум затверженных речей… И вдруг передо мной, небесного напева Кидая звуки по земле, Явилася она, божественная дева, С сияньем музы на челе. Как я затрепетал, проникнут чудным взором, Как разом сердце расцвело! Но строгой важностью и пламенным укором Дышало милое чело. «Когда взволнован ты, – она мне говорила,– Когда с тяжелою тоской Тебя влечет к добру неведомая сила, Тогда зови меня и пой! Я в голос твой пролью живые звуки рая, И пусть не слушают его, Но с ним твоя печаль как пыль исчезнет злая От дуновенья моего! Но в час, когда томим ты мыслью беспокойной, Меня, посланницу любви. Для желчных выходок, для злобы недостойной И не тревожь, и не зови!..» Скажи ж, о муза, мне: святому обещанью Теперь ты будешь ли верней, По-прежнему ль к борьбе, к труду и упованью Пойдешь ли спутницей моей? И много ли годов, тая остаток силы, С тобой мне об руку идти, И доведешь ли ты скитальца до могилы Или покинешь на пути? А может быть, на стон едва воскресшей груди Ты безответно замолчишь, Ты сердце скорбное обманешь, точно люди, И, точно радость, – улетишь?.. Быть может, и теперь, как смерть неумолима, Затем явилась ты сюда, Чтобы в последний раз блеснуть неотразимо И чтоб погибнуть навсегда. 15 ноября 1857
Санкт-Петербург В театре («Часто, наскучив игрой бесталанною…») Часто, наскучив игрой бесталанною, Я забываюсь в толпе, Разные мысли, несвязные, странные, Бродят тогда в голове. Тихо мне шепчет мечта неотлучная: Вот наша жизнь пред тобой – Та же комедия, длинная, скучная, Разве что автор другой. А ведь сначала, полны ожидания, Входим мы… Пламень в груди… Много порывов, и слез, и желания, Много надежд впереди. Но чуть ступили на сцену мы новую – Пламень мгновенно погас: Глупо лепечем мы роль бестолковую, Холодно слушают нас. Если ж среди болтовни утомительной В ком-нибудь вырвется стон И зазвучит обо всем, что мучительно В сердце подслушает он,– Тут-то захлопают!.. Рукоплескания, Крики… Минута пройдет – Мощное слово любви и страдания Так же бесплодно замрет. Тянутся, тянутся сцены тяжелые, Стынут, черствея, сердца, Мы пропускаем уж сцены веселые, Ждем терпеливо конца. Занавесь спущена… Лавры завидные, Может гордиться артист; Слышно порой сожаленье обидное. Чаще зевота и свист. Вот и разъехались… Толки безвредные Кончены… Говор затих, Мы-то куда ж теперь денемся, бедные, Гаеры жалкие их! В длинном гробу – как на дроги наемные Ляжем – ив путь без сумы Прямо домой через улицы темные Тихо потащимся мы. Выедем за город… Поле широкое… Камни, деревья, кресты… Снизу чернеет нам яма глубокая. Звезды глядят с высоты… Тут мы и станем… И связанных странников Только бы сдать поскорей,– В грязный чулан нас запрут, как изгнанников С родины милой своей. Долго ли нас там продержат – не сказано, Что там – не знает никто, Да и нам знать-то того не приказано. Знает хозяин про то. |
