20 октября 1856 Ответ анониму О друг неведомый! Предмет моей мечты, Мой светлый идеал в посланье безымянном Так грубо очернить напрасно хочешь ты: Я клеветам не верю странным. А если ты и прав, – я чудный призрак мой, Я ту любовь купил ценой таких страданий, Что не отдам ее за мертвенный покой, За жизнь без муки и желаний. Так, ярким пламенем утешен и согрет, Младенец самый страх и горе забывает, И тянется к огню, и ловит беглый свет, И крикам няни не внимает. 29 октября 1856
Божий мир Как на божий мир, премудрый и прекрасный, Я взгляну прилежней думой беспристрастной, Точно будто тщетно плача и тоскуя, У дороги пыльной в знойный день стою я… Тянется дорога полосою длинной, Тянется до моря… Всё на ней пустынно! Нет кругом деревьев, лишь одни кривые Высятся печально вехи верстовые. И по той дороге вдаль неутомимо Идут пешеходы мимо всё да мимо. Что у них за лица? С невеселой думой Смотрят исподлобья злобно и угрюмо,– Те без рук, другие глухи, а иные Идут спотыкаясь, точно как слепые. Тесно им всем вместе, ни один не может Своротить с дороги – всех перетревожит… Разве что телега пробежит порою, Бледных трупов ряд оставя за собою… Мрут они… Телега бедняков сдавила – Что ж! Не в первый раз ведь слабых давит сила. И телеге тоже ведь не меньше горя: Только поскорее добежит до моря… И опять всё смолкнет… И всё мимо, мимо Идут пешеходы вдаль неутомимо, Идут без ночлега, идут в полдень знойный, С пылью поднимая гул шагов нестройный. Где ж конец дороги? За верстой последней, Омывая берег у скалы соседней, Под лучами солнца, в блеске с небом споря, Плещется и бьется золотое море. Вод его не видя, шуму их не внемля, Бедные ступают прямо как на землю,– Воды, расступаясь, путников как братьев Тихо принимают в мертвые объятья, И они всё так же злобно и угрюмо Исчезают в море без следа и шума. Говорят, что в море, в этой бездне чудной, Взыщется сторицей путь их многотрудный, Что за каждый шаг их по дороге пыльной Там вознагражденье пышно и обильно! Говорят… А море в красоте небесной Так же нам незримо, так же неизвестно, А мы видим только вехи верстовые – Прожитые даром годы молодые, Да друг друга видим – пешеходов темных, Тружеников вечных, странников бездомных, . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Видим жизнь пустую, путь прямой и дальний, Пыльную дорогу – божий мир печальный… 15 ноября 1856 После бала Уж к утру близилось… Унынье превозмочь На шумном празднике не мог я и тоскливо Оставил скучный пир. Как день, сияла ночь. Через Неву домой я ехал торопливо. Всё было так мертво и тихо на реке. Казались небеса спокойствием объяты; Облитые луной, белели вдалеке Угрюмые дворцы, заснувшие палаты. И скрип моих саней один звучал кругом, Но музыке иной внимал я слухом жадным: То тихий стон ее в безмолвии ночном Мне душу потрясал каким-то сном отрадным. И чудилося мне: под тканью золотой, При ярком говоре толпы немых видений, В неведомой красе носились предо мной Такие светлые, сияющие тени… То вдруг какой-то страх и чувство пустоты Сжимали грудь мою… Сменяя призрак ложный, Другие чередой являлися мечты, Другой носился бред, и странный и тревожный. Пустыней белою тот пир казался мне,– Тоска моя росла, росла, как стон разлуки… И как-то жалобно дрожали в тишине Напева бального отрывочные звуки. 4 января 1857 В альбом («В воспоминанье о поэте…») В воспоминанье о поэте Мне для стихов листочки эти Подарены в былые дни; Но бредом юным и невинным Доныне в тлении пустынном Не наполняются они. Так перед Вами в умиленье Я сердце, чуждое сомненья, Навек доверчиво открыл; Вы б только призраком участья Могли исполнить бредом счастья Его волнующийся пыл. Вы не хотели… Грустно тлея, Оно то билося слабее, То, задрожав, пылало вновь… О, переполните ж сторицей И эти белые страницы, И эту бедную любовь. Зима 1857
Санкт-Петербург «Напрасно в час печали непонятной…» Напрасно в час печали непонятной Я говорю порой, Что разлюбил навек и безвозвратно Несчастный призрак твой, Что скоро всё пройдет, как сновиденье… Но отчего ж пока Меня томят и прежнее волненье, И робость, и тоска? Зачем везде, одной мечтой томимый, Я слышу в шуме дня, Как тот же он, живой, неотразимый, Преследует меня? Настанет ночь. Едва в мечтаньях странных Начну я засыпать, Над миром грез и образов туманных Он носится опять. Проснусь ли я, припомню ль сон мятежный, Он тут – глаза блестят; Таким огнем, такою лаской нежной Горит могучий взгляд… Он шепчет мне: «Забудь твои сомненья!» Я слышу звуки слов… И весь дрожу, и снова все мученья Переносить готов. |
