- Принципов... - Голос Вука стал вдруг строгим и торжественным. Он приложил руку к сердцу. - Принципы все здесь. Принципы простые и понятные: умри, но выручи товарища; любовь главнее денег; дал слово - держи; ну и всё прочее, чтО я вам тут буду мораль читать... Вы сможете отлично поразмыслить на эту тему на Тенере вместе с брошенной там девятой экспедицией. Вы, ведь, её бросили...

- Па-а-азвольте! - налился кровью Леонид Павлович, осознавая, что он стоит точно на стартовой платформе, и делая шаг с неё. - Что значит - на Тенере?

Вук силой швырнул его назад.

- Вы себе уже всё позволили. Вы подписали смертный приговор моим верным товарищам, и было бы справедливо, чтобы вы повторили их путь.

Волощук, прижатый локтем Янко, молниеносно закрыл ладонями выемку с подогреваемым чипом, но пилот, вопреки ожиданиям, не стал бороться и откидывать руки, а просто нажал кнопку отправки. Последнее, что увидел Вук, было недоумённо-испуганное лицо председателя, так и не догадавшегося, что фокус с подогревом ничего не значащей детали был придуман лишь для отвода глаз.

Ни к себе домой, ни к Миле соваться было нельзя. Половина сотрудников Концессии видела, что Вук заходил в офис. Сопоставить факт исчезновения председателя с визитом пилота было бы плёвым делом, поэтому Вук запилился к Волкову, без зазрения совести вскрыв его холостяцкое логово. Выспавшись и отмывшись, Янко с гонорарного счёта списал нескромную долю средств, потратившись на новую гражданскую одежду, неограниченный кредит в алко-шопах всемироно известной сети, полную медицинскую страховку и годовой проездной вакуумных линий, не требующих идентификации пасажиров. Из клубка проволоки, найденного в одном из ящиков в кладовке, Вук соорудил колыбельку для половины изумрудного сердца и привязал к футляру шнурок от ботинка. Кустарно изготовленный талисман он подвесил на шею, спрятав под просторной белой рубахой.

О том, где ему искать Ко Сенга, единственного тенерийца-отшельника, Вук в точности не был уверен. Ко Сенг родился в Камбодже, но с десяти лет жил во Франции. Ни в Камбодже, ни во Франции его никто не видел после возвращения с Тенеры. Он одно время гостил у Галиля в Марокко, однако пропал после его смерти. О таинственном исчезновении космонавта слегка потрубили газеты, но затем быстро потеряли интерес к непубличному человеку. Предполагали, что его давно уже не было в живых, однако Вук чувствовал, что Ко не покинул этот мир. Ощущение, бродившее где-то в недрах его натуры и усилившееся в шлюзе с матрицей пересборки, тихим уютным скрипом запечного сверчка транслировало неясные шумы далёкого организма Сенга. Вук доверял ощущению.

Общался ли кто-нибудь с невидимкой? Пилот рассеянно перебрал записи и заметки, сделанные им в пространстве "Уфолог", в надежде отыскать какую-либо зацепку. Единственным смутным моментом во всей сохранённой истории выходила смерть Энди Гарсиа. С остальными всё было более или менее понятно: Школьник копался в алкогольных реакциях тенерийцев, жгуче завидуя более удачливым коллегам-биологам и ревниво выискивая архив Тимофеева; Горохов изучал купола, порождаемые кристаллами, тщательно маскируя свой недуг; Виссер сидел в мастерской и до умопомрачения рисовал, ни от кого не прячась и никому не завидуя; Зелинский пил и размышлял о тщетности жизни; Черезов спасал Землю; Липполд... Липполд пасся под присмотром проныры-Наппы; Ермишин колесил по миру, пребывая под постоянным прицелом тридикамер. Путь всех живых тенерийцев просматривался ясно, а путь мёртвых пролегал в полной тьме. Исключение составлял разве что Гарсиа....

Энди тоже был мёртв, но пал он не от руки Игоря. Энди умер сам. Так сказала его сестра. И эта нелепая смерть - по сути, скрытое самоубийство - выбивалось из череды событий. Гарсиа скончался, отравленный афлатоксином, купив перед смертью липовое свидетельство о причине болезни. Он не желал, чтобы кто-то знал о токсине и не желал выздоравливать. Он был славным парнем, этот канадец с испанской фамилией, отличный инженер и техник. Вук не слишком хорошо помнил его, будучи несколько моложе, но глаза Энди, в которых плескалась безграничная вера в могущество разума, навсегда врезались в память. Гарсиа истово преклонялся перед человеческим гением и даже сам запатентовал несколько любопытных изобретений. А затем слетал на Тенеру, подвергся нападению Черезова в Париже, куда-то съездил, вернулся больным и отказался лечиться. Куда он ездил? "Туда, где нет боли, а есть лишь мечта". Где это?

На Земле много мест, где царила бы мечта, но нет одного, где не было бы боли. Решив это, Вук закрыл для себя тему общей философии и решил зайти с другого бока. Афлатоксин. Вид плесневого грибка, чрезвычайно опасного для человека. Энциклопедия услужливо поведала, что вспышки афлатоксикоза чаще всего регистрируются там, где не соблюдаются условия хранения сельскохозяйственных продуктов, особенно кукурузы и арахиса. Кукурузу Вук не стал рассматривать, по той причине, что она выращивается повсеместно, арахис же заинтересовал его больше. Китай, Индия, Америка, Нигерия, Бангладеш, Индонезия. Китай с Америкой был отброшен ввиду жёсткого контроля в аграрном производстве, а прочие страны все в равной степени фиксировали заражения плесенью. Впрочем, именно в тот год, когда погиб Энди, наибольшее количество смертей от афлатоксина было зарегистрировано на северной границе между Индией и Бангладешем. И это количество превосходило среднестатистические показатели. Логика, на которую опёрся Янко в своём решении, хромала на все конечности, но в других вариантах она отсутствовала напрочь. Поэтому вечером того же дня пилот на вакуумном поезде добрался до Москвы, затем до Самары, а затем след его потерялся в бесконечных азиатских просторах.

В Астане он продержался без алкоголя почти двенадцать часов, лёжа в гостиничном номере с языком, упёртым в нёбо, и бессмысленно таращась из окна высотки на Ишим и наивную архитектуру в стиле ретро-футуризма. Он сдался, когда мысли о Миле и славном парнишке с космическим именем, прорвали дамбу медитации. Высосав приличный запас спасительного снадобья в лобби-баре отеля, он похвалил себя за упорство, а затем, назло хронотонам, скоротал вечер за просмотром феерически дебильного фильма о нашествии инопланетных пупсиков, питающихся мозгом землян, и о безоговорочной победе над ними.

В Душанбе он попал в воскресенье и, несмотря на бездонные кредиты и пухлые банковские счета, не смог вообще добыть заветный источник покоя. Сказав себе, что терять ему уже нечего, он на древнем геликоптере, ведомом пожилым таджиком, отбыл в горы и, погрузившись в странное оцепенение, в анабиоз с полной пустотой в голове, просидел на обрыве до наступления темноты, растворяясь в прозрачном хрустальном воздухе, в шуме ветра и шорохе крыльев каких-то гордых птиц, то парящих над восходящими потоками, то пронзающих небо стремительными атаками. Почувствовав, что он начинает терять своё "я" и перестаёт понимать очерченность личных границ, он отполз под нависший камень, соорудил костерок из сухих веток можжевельника и до рассвета вдыхал смолистый дымок, выискивая в пляшущих языках пламени схожесть со знакомыми предметами. Вчерашний таджик прилетел за ним с бутылкой водки, но он оставил её нераспечатанную на подоконнике вокзала.

В Исламабаде на него накатило, так что пришлось ночевать в самом роскошном отеле - в гостиницах попроще по мусульманским традициям не продавался алкоголь, даже пиво. Однако стопки "Хенесси" ему хватило в качестве подзарядки на весь праздный день бездумного шатания по шумным грязноватым улицам-базарам, безудержной торговле с оборванными продавцами специй и туфель с загнутыми носами. Здесь практически не знали искусственных вкусов, и он от души накачался настоящей ягнятиной с реальными баклажанами. Гастрономическое действо переключило все его артерии и вены на подачу живительных сил исключительно в брюхо, презрительно обесточив мозг, подававшего лишь самые жалкие попытки протеста. Закатившись курдючным бараном в вакуумный поезд, он продрых до Нью-Дели, и двое суток подряд проспал в самом Нью-Дели, не оставившем ни грамма каких-либо воспоминаний.