- С чего вы так решили?

- У неё сломался замок на чемодане, вещи рассыпались, и я заметила гидрокостюм. Спросила, увлекается ли мадам дайвингом, а она приложила палец к губам и прошептала, что это не для неё и попросила молчать. И это было очень похоже на Игоря, понимаете? Для него главное было - чтобы видимо всё принадлежало только ему. Если мать, то жизнь, отданная сыну. Если жена, то верная сподвижница, которая пойдёт за ним на край света. Не на самом деле, понимаете? А чтобы так видели другие. А когда не видят, пусть мать обзаводится хоть сотней бойфрендов, а жена пусть занимается чем угодно, хоть и любовников заводит, но по-тихому. Ненавижу эту черту. Ненавижу!

Эстель раскраснелась, превратившись в багряную розу - иного сравнения очарованный Вук попросту не нашёл. Деликатная Эстель не стала декларировать свои отношения с Павлом и Марком, да, в общем, это было и ни к чему.

- Энди был против нашего брака, - продолжила Гарсиа. - Он честно признался, что сам не понимает, почему против, и только покачал головой, когда я сказала, что всё равно выйду за Игоря. Мы тихо расписались в Турине, решив, что настоящую свадьбу отпразднуем чуть позже. А потом Энди умер. Он был здоров, у нас в роду никогда ни у кого не было онкологии, но Энди сгорел. Фантастика! Понимаете, чистая фантастика! Вы бы поверили? Я, разумеется, нет. Но у меня ушёл год на открытие дела в полиции и разрешения эксгумации Энди. Теперь, когда результаты экспертизы у меня на руках, я хочу потребовать развода.

- Диагноз был подделан? - удивился Волков. - Разве это возможно? А как же кибер-лекари? Их не обманешь!

- Можно сделать что угодно, если в цепочке документов есть звено с человеком, - поморщился Вук. - Что ты, как маленький... И что сказала эспертиза?

- Афалотоксин. Убойная доза. Симптомы практически не отличимы от рака печени, потому что этот вид токсина как раз и вызывает рак. Понимаете - просто фантастика!

- Вы обвиняете Игоря? - проформы ради предположил Вук. Ответ его озадачил.

- Да! - с жаром воскликнула Эстель. - Но не прямо. Не стоит думать, что Игорь как-то коварно отравил его. Энди сам случайно отравился. После выписки он на месяц уехал в неизвестном направлении и вернулся совсем больным. А потом... Потом его быстро не стало.

- Куда же он ездил?

- Не знаю, но судя по его последнему письму и по его отравлению - в дикое, нецивилизованное место. - Эстель широко развела руками. По этому свободному жесту, впитавшему в себя всю гамму ничем не стесняемых эмоций, Иван распознал жизнерадостную южанку, пусть и окрашенную причудой природы в светлый блонд. "У них могли бы родиться сказочно красивые дети", - ни с того, ни с сего подумал он, мысленно ставя девушку в пару с Черезовым. - "Я бы на месте Школьника тоже дал бы мне в морду за такую фею".

- Энди отказался говорить. Вернее, обронил что-то типа "туда, где нет боли, а есть лишь мечта". Какая-то абракадабра, правда?

- Абракадабра, - механически согласился Вук.

- Перед отъездом он выглядел крайне подавленным, отказывался общаться с кем-либо. После приезда - тем более. Но он оставил письмо. И это письмо вынудило меня примчаться к Игорю, хотя мы давно уже не живём вместе. Печать - всего лишь формальность, но сейчас я хочу именно этой формальности.

- Что было в письме?

- В последнем послании Энди написал, что виновником смерти Себастьяна Клотье и виновником его травмы были не хулиганы, а сам Игорь. И что он вполне понимает Игоря и прощает его, но больше не знает, как жить дальше, и поэтому считает свою смерть благом для всех. Энди также написал, что он уговорил доктора поставить официальный диагноз "рак", чтобы никто не вздумал расследовать причины его настоящей болезни. А также просил меня простить Игоря.

- Вы простите?

- Да, - твёрдо сказала Эстель. - Я прощаю сукиного сына. Но быть его женой больше не хочу.

Выслушав гостью, Янко помолчал, а затем внезапно для самого себя, вспыхнув, выпалил:

- Эстель, что вы делаете сегодня вечером? Хотите, я вас на космодром свожу? На Сильбато? Гарантирую, вы там не заскучаете!

Волков, сделав страшные глаза, демонстративно за спиной у Гарсиа постучал пальцем по черепу. Эстель на неловкие попытки ухаживания рассмеялась, рассыпав кучу звонких мелодичных колокольчиков. Без малейшей доли кокетства она произнесла:

- Нет, спасибо, космодромы меня не интересуют. Игорь - сукин сын, но, понимаете, мы дали друг другу расписку, что никогда не станем заглядывать на космодром. Игорь очень болезненно относился к запрету на дальнейшие полёты, поэтому, чтобы не расстраиваться лишний раз, мы с ним подписали соглашение об очистке головы от всего космического. Пока он не освободил меня от взятого слова, я не могу бывать на космодромах. Даже на Амикайском.

- Извините, Эстель. Я всё понимаю.

Девушка глянула на него ласково и благодарно, Вук, вздохнув, подумал, что, пожалуй, Паша Зелинский был бы для неё гораздо лучшей парой. Паша умеет прощать, так же, как сама Эстель. Кажется, он простил однажды Эстель роман с Марком. Простил только за то, что желал ей счастья, а это самый чистый вид любви.

- Сестрорецк, улица Соловьиная, дом восемь, - сказал он Эстель Гарсиа. - Мне кажется, вам там обрадуются.

Ночью, лёжа в постели и рассматривая на потолке переливающийся узор калейдоскопа-проектора, он долго размышлял о прощении. Игорь - убийца, думал Вук, но убийца идейный, решивший, что физическим устранением носителей тенерийского вируса он спасёт Землю от гибели. Интересно, как он собирался поступить с собой, если он болен так же, как и его жертвы? А его мать? Достойна ли она прощения? Достойна ли снисходительности столь уродливая гримаса любви к своему ребёнку?

Вук глянул на часы: два ноль пять, в Таиланде - шесть ноль пять. Воображение нарисовало карту благословенных райских мест - слоновью голову с хоботом. Боль, пронзившую мгновенно с появлением образа карты, Янко залил для разнообразия кофейным ликёром, после чего около получаса рыскал в свободных пространствах в поисках парней в Краби, приторговывающих мелкой чепухой с длинноносых цветастых лодок, ибо гидрокостюм Инги Подзубей назойливо отгонял сон.

Ему повезло. Воспоминания одного из загорелых проныр о событиях почти четырёхлетней давности обошлись пилоту всего в половину стоимости бутылки "Калуа", которую он принялся методично опустошать. Да, сэр, мы брали на борт леди. Да, сэр, блонди. Да, сэр, охота на мурен. Это незаконно, но все так делают. Да, леди поймала три штуки и две отдала нам. Да, рядом утонул другой дайвер, но мы тут при чём?

В ночь перед отправкой "Гамаюна" Вук с Иваном, оккупировав столовую Милы, пытались напоследок напиться. Волков колебался, ему страшно не хотелось лететь. Янко намеренно не желал знать ничего о планете эвакуации, и даже о приблизительном направлении бегства.

- Те, кто сидят в моей башке, - сказал он приятелю, - умеют читать карту. Все остальные мысли им пофигу, но за свеженький атлас они загрызут до смерти. Не хочу подавать им новое блюдо. Лучше сдохну от алкоголизма.

Мила с детьми уже спала, а, может, делала вид, что спит, потому что Вук ощущал на душе дикую тяжесть и гнетущую тоску. Да, Мила не спала - затухающие отголоски "диффузии" донесли до него отголоски отчаянья самого любимого человека во вселенной. Если бы не Звездан и не Алина, она бы ни за что не полетела. Вук остро чувствовал, как Мила разрывается между любовью к нему и к сыну, как сердце её горит огнём и рыдает.

- Она полетит, - прошептал Вук. - Мать сделает всё для своего чада.

Волков, оторвавший голову от локтя, заметил:

- Мать Черезова тоже так говорила. И сделала.

- У меня к ней странное отношение, - признался пилот. - Я ненавижу её за смерть моих лучших друзей, но я понимаю её. Настоящая женщина, истинная мать. Безоговорочная вера в своё дитя. Возможно, ей это зачтётся, когда она предстанет пред всевышним.