- Я понял, - коротко доложил заместитель по окончанию просмотра. - Десятую отменяем?

- Разумеется, нет. На Тенере нужны руки.

- Я понял, - повторил заместитель.

- Если всё понятно, я вас не задерживаю, Никита Андреич.

Зам с гребнем на голове, сжав губы, кивнул и вышел. За дверью он шумно выдохнул, расстегнул ворот на две пуговицы, утёр со лба пот. Платок в его руке за секунду оказался влажным и скомканным. Справившись с волнением, Никита Андреевич стремительно зашагал по длинному коридору, так и не заметив призывных взмахов бесконечно длинных ресниц секретарши. Кажется, Оленьки. Или Светочки?

Столь же быстро, как и заместитель Волощука, шагал по городу Вук Янко. Благодаря реставратору Милы и потраченным часом восстановительной терапии, он уже был без очков. Синяки рассосались, прятать последствия мужских похождений не было надобности. Пилот почти летел, едва касаясь земли, по улицам нового микрорайона в Сестрорецке. Он двигался строго по парковым аллеям с усиленным алармовым статусом, не оставляя шанса шальным хелисайклам, распрограммированным такси, невнимательным велосипедистам, взбесившимся собакам, падающим башенным кранам и неадекватным гражданам с кухонным ножом в руках. Жить здесь было дорого, но что Зелинскому деньги? Что им всем деньги?

Коттедж Павла, как вещают рекламные проспекты недвижимости, органично вписанный в окружающий пейзаж прибрежных дюн, оказался незаперт. Пройдя под пахучими соснами и спугнув белку с бельчонком, Вук постучался в дубовую дверь. Та приоткрылась, пилот без колебаний ступил за порог.

- Павел? - крикнул Вук, оглядывая грязноватую гостиную с давно немытыми полами и разбросанными неожиданными вещами. На диване под фикусом отчего-то лежал надувной полуспущенный крокодил, а вокруг релакс-кальяна по окружности были разбросаны всевозможные лекарь-хелперы. Присев на корточки, Вук полюбовался восстановителем кожи, домашним брадобреем, анализатором пищеварения, массажёром для голеней, кардио-тренером и пародонто-санатором. Последняя штука - устрашающая прозрачная челюсть - прикусывала стакан с чем-то бесцветным. Оба предмета из-за отсутствия красок показались Вуку бесплотными и зловещими.

- Кто там? - сонно промычали из соседней комнаты.

- Вук Янко. С тобой всё в порядке, Паша?

В ответ раздался грохот, будто кто-то свалился с постели, а спустя миг пред очами пилота предстало странное существо в полосатой попоне и на четвереньках. Приподняв попону - ею оказалось обычное убаюкивающее одеяло - Янко обнаружил хозяина дома. Глаза Зелинского были мутные, направленные, как сказал когда-то поэт, "зрачками в душу". Он совсем уже не был похож на того котяру, что встретил Вук в обществе космонавтов-алкоголиков. Тогда была лишь игра в алкоголика, сейчас же игра уступила место обнажённой правде.

- З-з-заходи, - гостеприимно боднул головой Павел, отчего тут же потерял равновесие и повалился на бок.

Вук рывком поднял его, прислонил спиной к дивану, сам уселся рядом на стянутого крокодила. Игрушка сплющилась, крокодил вытаращил от натуги зенки, но сдюжил вукову массу.

- Ты что это, Паша?

- Что это? Ничего это. Выпить хочешь?

- Я уже.

- Жа-а-алко! - протяжно взвыл Зелинский. - А то не с кем. Вот - расставил товарищей, пью с ними.

Он махнул рукой на хелперы, кружочком разложенные возле кальяна.

- Хорошие у тебя товарищи, - вздохнул Янко. - Небось, никогда не спорят с тобой.

Павел, сердито глянув на гостя, взвился:

- А-а-атличные тварищи! Не то что нектрые. То ходят, вынюхивают, то девушек отбивают...

- Девушек? - озадачился гость. Он не помнил, чтобы Зелинский водил дружбу с какой-либо девушкой. - Кто ходит? Кто вынюхивает?

- Кто-кто? Кобеты всякие... Да вот ты и вынюхиваешь! Чео пришёл?

Вук стоически поморщился, но мягко ответил:

- Я узнать хотел, Паша, что за архив был у Сергея Тимофеева. Откуда ты про него знал?

- Архив? Я - знал?

- Тебя в тридике показывали. Вы с Марком сказали, что пропал архив, - терпеливо молвил пилот. - Разве не так?

- А-а-а! Маркуша! Слабачок твой врачишка. Сам побоялся идти на опознание, меня потащил... - Он громко икнул. - Миль пардон, камрад. Миль пардон.

- Ты про архив знал?

Зелинский неуклюже повернулся лицом к Вуку, дрожащей рукой попытался потрепать того по щеке.

- Вучо, држище... Брось ты это... Марка спрашивай, я тут чо? Я ничо, он забоялся, я помог.... Давай выпьем. Эти...как их... эн-дор-фи-ны кончились. Надо пополнить. Пополним?

- Пополним, - согласился Янко. - Только я своё. Так что с архивом?

- Не знаю ничё про архив... Маркуша попросил, я сходил.

Зелинский на карачках дополз до челюcти, выдрал стакан, расплескав половину, залпом выпил, Вук приложился к аварийной склянке с виски. От выпитого Павлу поначалу легче не стало. Напротив, он побледнел и зашамкал губами. Кое-как справившись с позывами к рвоте, он заметно помрачнел.

- Нельзя тебе столько пить, Паша, - мягко сказал Вук. - Посмотри, на кого ты похож.

- Я похож на человека, который понял, что живёт зря, - зло и неожиданно трезво произнёс Зелинский, мгновенно из студенистой квашни превращаясь в упругую налитую фигуру - бесценное качество модифицированных. Павел был невысок, чуть ниже среднего роста, и подобранное до каменности тело делало его похожим на разрядника-гиревика. Дополнительную схожесть придавали пронзительные серо-зелёные глаза, глубоко посаженные под сивыми бровями, и макушка с залысинами. Отяжелевшие черты лица, словно поднакачанные в изнурительных тренировках, завершали портрет упорного физкультурника, мастера штанги и гантели. Павел, и в самом деле, мог быть упорным. На Тенере он двое суток пролежал неподвижно на скале, снимая на камеру рост неизвестного кристалла.

- Как же - зря, Паша? - искренне удивился Вук. - У тебя такие наработки на Тенере! Напиши книгу! Расскажи об открытиях миру! Я вот не биолог, но даже я статью выложил в сети о животном, котором видел на Тенере.

Крохотная статейка с собственными иллюстрациями, выложенная в биологических кругах инфо-пространства, накропалась Вуком в ту тихую неделю, что он, исправно соблюдая дозы, посвятил отчетам и систематизации. Большого шума сообщение не вызвало, но большой шум и невозможен среди малого количества понимающих. Экспертов в области космозоологии по пальцам однорукого инвалида пересчитать можно.

- Что это даст?

- Смешной ты, чудак-человек! Новые знания человечеству. Пафосно звучит, но это именно так.

- А оно ему надо? Это самое человечество уже под завязку набито набито всякими знаниями. Скоро блевать уже начнёт этими знаниями. Б-б-блевать! - взвизгнул он, отползая к вазе с засохшим веником, некогда изображавшим букет цветов. Облегчившись желудком в вазу, он утёр рот одеялом и, чуть повеселев, принялся развивать пространную мысль. - Мы, Вучо, - цивилизация, безгранично верящая лишь в силу разума. Мы - раса головы. Мы заняты бесконечным думаньем. И от этого мы несчастны. Потому что эти мысли долбят, долбят, долбят, долбят... Ну, в смысле, башку долбят... Понимаешь? Ох, как больно они долбят... Не дают ничего чувствовать, кроме долбёжки. Вижу, вот, птаха... Красивая, грудка розовая, крылышки вороные, а сам думаю - мускульный привод, подъёмная сила крыла, плотность атмосферы для возможности полёта... Да что птица! Идёт барышня вся такая фигуристая, а у меня щёлкает - мезоморф, устойчивость к перегрузкам высокая, костная ткань плотная... И на хрена мне это? Зачем нам всем это всё? Для чего мы таскались на другой конец Галактики?...

- Мы таскались в другую галактику.

- Да, в другую. Только зря. Вот, скажи, зачем человек живёт?

- Человек живёт не зачем, а потому что.

- Не-е-е! Человек живёт не потому что! Потому что - это значит, что он вынужден, хотя сам и не хотел. А я грю... Я грю - зачем. Он рождается, чтобы радостно пролопа... перепола... перелопачивать отведённое время. Дарю цитату! С любовью перелопачивать время! А какая любовь, если в башке - бум, бум, бум... Ни любви, ни времени...