5 октября 1915 «Цветок к груди приколот…» Цветок к груди приколот, Кто приколол – не помню. Ненасытим мой голод На грусть, на страсть, на смерть. Виолончелью, скрипом Дверей и звоном рюмок, И лязгом шпор, и криком Вечерних поездов, Выстрелом на охоте И бубенцами троек — Зовете вы, зовете Нелюбленные мной! Но есть еще услада: Я жду того, кто первый Поймет меня, как надо — И выстрелит в упор. 22 октября 1915 «Цыганская страсть разлуки!..» Цыганская страсть разлуки! Чуть встретишь – уж рвешься прочь. Я лоб уронила в руки И думаю, глядя в ночь: Никто, в наших письмах роясь, Не понял до глубины, Как мы вероломны, то есть — Как сами себе верны. Октябрь 1915 «Никто ничего не отнял…» Никто ничего не отнял — Мне сладостно, что мы врозь! Целую Вас через сотни Разъединяющих верст. Я знаю: наш дар – неравен. Мой голос впервые – тих. Что Ва́м, молодой Державин, Мой невоспитанный стих! На страшный полет крещу Вас: – Лети, молодой орел! Ты солнце стерпел, не щурясь, — Юный ли взгляд мой тяжел? Нежней и бесповоротней Никто не глядел Вам вслед… Целую Вас – через сотни Разъединяющих лет. 12 февраля 1916 «Ты запрокидываешь голову…» Ты запрокидываешь голову — Затем, что ты гордец и враль. Какого спутника веселого Привел мне нынешний февраль! Позвякивая карбованцами И медленно пуская дым, Торжественными чужестранцами Проходим городом родным. Чьи руки бережные трогали Твои ресницы, красота, Когда, и как, и кем, и много ли Целованы твои уста — Не спрашиваю. Дух мой алчущий Переборол сию мечту. В тебе божественного мальчика — Десятилетнего я чту. Помедлим у реки, полощущей Цветные бусы фонарей. Я доведу тебя до площади, Видавшей отроков-царей… Мальчишескую боль высвистывай И сердце зажимай в горсти́… – Мой хладнокровный, мой неистовый Вольноотпущенник – прости! 18 февраля 1916
«Откуда такая нежность?…» Откуда такая нежность? Не первые – эти кудри Разглаживаю, и губы Знавала – темней твоих. Всходили и гасли звезды (Откуда такая нежность?), Всходили и гасли очи У самых моих очей. Еще не такие песни Я слушала ночью темной (Откуда такая нежность?) — На самой груди певца. Откуда такая нежность? И что́ с нею делать, отрок Лукавый, певец захожий, С ресницами – нет длинней? 18 февраля 1916 «Люди на ду́шу мою льстятся…» Люди на ду́шу мою льстятся, Нежных имен у меня – святцы. А восприе́мников за душой — Цельный, поди, монастырь мужской! Уж и священники эти льстивы! Каждый-то день у меня крестины! Этот – орлицей, синицей – тот, — Всяк по-иному меня зовет. У тяжелейшей из всех преступниц — Сколько заступников и заступниц! Лягут со мною на вечный сон Нежные святцы моих имен. Звали – равно́, называли – разно, Все́ называли, никто не на́звал. 6 апреля 1916 Из цикла «Бессонница» Руки люблю Целовать, и люблю Имена раздавать, И еще – раскрывать Двери! – Настежь – в темную ночь! Голову сжав, Слушать, как тяжкий шаг Где-то легчает, Как ветер качает Сонный, бессонный Лес. Ах, ночь! Где-то бегут ключи, Ко сну – клонит. Сплю почти. Где-то в ночи Человек тонет. 27 мая 1916 В огромном городе моем – ночь. Из дома сонного иду – прочь. И люди думают: жена, дочь, — А я запомнила одно: ночь. Июльский ветер мне метет – путь, И где-то музыка в окне – чуть. Ах, нынче ветру до зари – дуть Сквозь стенки тонкие груди! – в грудь. Есть черный тополь, и в окне – свет, И звон на башне, и в руке – цвет, И шаг вот этот – никому – вслед, И тень вот эта, а меня – нет. Огни – как нити золотых бус, Ночного листика во рту – вкус. Освободите от дневных уз, Друзья, поймите, что я вам – снюсь. |
