27 апреля 1920 «Пахну́ло Англией – и морем…» Пахну́ло Англией – и морем — И доблестью. – Суров и статен. – Так, связываясь с новым горем, Смеюсь, как юнга на канате Смеется в час великой бури, Наедине с господним гневом, В блаженной, обезьяньей дури Пляша над пенящимся зевом. Упорны эти руки, – прочен Канат, – привык к морской метели! И сердце доблестно, – а впрочем, Не всем же умирать в постели! И вот, весь холод тьмы беззве́здной Вдохнув – на самой мачте – с краю — Над разверзающейся бездной – Смеясь! – ресницы опускаю… 27 апреля 1920 «Мой путь не лежит мимо дому – твоего…» Мой путь не лежит мимо дому – твоего. Мой путь не лежит мимо дому – ничьего. А всё же с пути сбиваюсь (Особо– весной!), А всё же по людям маюсь, Как пес под луной. Желанная всюду гостья: Всем спать не даю! Я с дедом играю в кости, А с внуком – пою. Ко мне не ревнуют жены: Я – голос и взгляд. И мне ни один влюбленный Не вывел палат. Смешно от щедрот незваных Мне ваших, купцы! Сама воздвигаю за ночь Мосты и дворцы. (А что говорю – не слушай! Всё мелет – бабьё!) Сама поутру разрушу Творенье свое. Хоромы – как сноп соломы – ничего! – Мой путь не лежит мимо дому – твоего. 27 апреля 1920 «На бренность бедную мою…» На бренность бедную мою Взираешь, слов не расточая. Ты – каменный, а я пою, Ты – памятник, а я летаю. Я знаю, что нежнейший май Пред оком Вечности – ничтожен. Но птица я – и не пеняй, Что легкий мне закон положен. 16 мая 1920 «Сказавший всем страстям: прости…» Сказавший всем страстям: прости — Прости и ты. Обиды наглоталась всласть. Как хлещущий библейских стих, Читаю я в глазах твоих: «Дурная страсть!» В руках, тебе несущих есть, Читаешь – лесть. И смех мой – ревность всех сердец! — Как прокаженных бубенец — Гремит тебе. И по тому, как в руки вдруг Кирку берешь – чтоб рук Не взять (не те же ли цветы?), Так ясно мне – до тьмы в очах! — Что не было в твоих стадах Черней – овцы. Есть остров – благостью Отца, — Где мне не надо бубенца, Где черный пух — Вдоль каждой изгороди. – Да. — Есть в мире – черные стада. Другой пастух. 17 мая 1920 «Да, вздохов обо мне – кpaй непочатый!..» Да, вздохов обо мне – кpaй непочатый! А может быть – мне легче быть проклятой! А может быть – цыганские заплаты — Смиренные – мои Не меньше, чем несмешанное злато, Чем белизной пылающие латы Пред ликом судии. Долг плясуна – не дрогнуть вдоль каната, Долг плясуна – забыть, что знал когда-то — Иное вещество, Чем воздух – под ногой своей крылатой! Оставь его. Он – как и ты – глашатай Господа своего. 17 мая 1920 «Суда поспешно не чини…» Суда поспешно не чини: Непрочен суд земной! И голубиной – не черни Галчонка – белизной. А впрочем – что ж, коли не лень! Но всех перелюбя, Быть может, я в тот черный день Очнусь – белей тебя! 17 мая 1920 «Писала я на аспидной доске…» Писала я на аспидной доске, И на листочках вееров поблёклых, И на речном, и на морском песке, Коньками по́ льду и кольцом на стеклах, — И на стволах, которым сотни зим, И, наконец – чтоб было всем известно! — Что ты любим! любим! любим! – любим! — Расписывалась – радугой небесной. Как я хотела, чтобы каждый цвел В века́х со мной! под пальцами моими! И как потом, склонивши лоб на стол, Крест-на́крест перечеркивала – имя… Но ты, в руке продажного писца Зажатое! ты, что мне сердце жалишь! Непроданное мной! внутри кольца! Ты – уцелеешь на скрижалях. 18 мая 1920 Пригвождена… Пригвождена к позорному столбу Славянской совести старинной, С змеею в сердце и с клеймом на лбу, Я утверждаю, что – невинна. Я утверждаю, что во мне покой Причастницы перед причастьем, Что не моя вина, что я с рукой По площадям стою – за счастьем. Пересмотрите всё мое добро, Скажите – или я ослепла? Где золото мое? Где серебро? В моей ладони – горстка пепла! И это всё, что лестью и мольбой Я выпросила у счастливых. И это всё, что я возьму с собой В край целований молчаливых. |
