Марина Цветаева Час души «Моим стихам, написанным так рано…» Моим стихам, написанным так рано, Что и не знала я, что я – поэт, Сорвавшимся, как брызги из фонтана, Как искры из ракет, Ворвавшимся, как маленькие черти, В святилище, где сон и фимиам, Моим стихам о юности и смерти, – Нечитанным стихам! — Разбросанным в пыли по магазинам (Где их никто не брал и не берет!), Моим стихам, как драгоценным винам, Настанет свой черед. Май 1913 Коктебель «Идешь, на меня похожий…» Идешь, на меня похожий, Глаза устремляя вниз. Я их опускала – тоже! Прохожий, остановись! Прочти – слепоты куриной И маков набрав букет, Что звали меня Мариной И сколько мне было лет. Не думай, что здесь – могила, Что я появлюсь, грозя… Я слишком сама любила Смеяться, когда нельзя! И кровь приливала к коже, И кудри мои вились… Я тоже была, прохожий! Прохожий, остановись! Сорви себе стебель дикий И ягоду ему вслед, — Кладбищенской земляники Крупнее и слаще нет. Но только не стой угрюмо, Главу опустив на грудь. Легко обо мне подумай, Легко обо мне забудь. Как луч тебя освещает! Ты весь в золотой пыли… – И пусть тебя не смущает Мой голос из-под земли. 3 мая 1913 Коктебель «Вы, идущие мимо меня…» Вы, идущие мимо меня К не моим и сомнительным чарам, — Если б знали вы, сколько огня, Сколько жизни, растраченной даром, И какой героический пыл На случайную тень и на шорох… И как сердце мне испепелил Этот даром истраченный порох. О, летящие в ночь поезда, Уносящие сон на вокзале… Впрочем, знаю я, что и тогда Не узнали бы вы – если б знали — Почему мои речи резки В вечном дыме моей папиросы, — Сколько темной и грозной тоски В голове моей светловолосой. 17 мая 1913 «Мальчиком, бегущим резво…» Мальчиком, бегущим резво, Я предстала Вам. Вы посмеивались трезво Злым моим словам: «Шалость – жизнь мне, имя – шалость! Смейся, кто не глуп!» И не видели усталость Побледневших губ. Вас притягивали луны Двух огромных глаз. – Слишком розовой и юной Я была для Вас! Тающая легче снега, Я была – как сталь. Мячик, прыгнувший с разбега Прямо на рояль, Скрип песка под зубом или Стали по стеклу… – Только Вы не уловили Грозную стрелу Легких слов моих, и нежность Гнева напоказ… Каменную безнадежность Всех моих проказ! 19 мая 1913 «Я сейчас лежу ничком…» Я сейчас лежу ничком – Взбе́шенная! – на постели. Если бы вы захотели Быть моим учеником, Я бы стала в тот же миг – Слышите, мой ученик? — В золоте и серебре Саламандра и Ундина. Мы бы сели на ковре У горящего камина. Ночь, огонь и лунный лик… – Слышите, мой ученик? — И безудержно – мой конь Любит бешеную скачку! — Я метала бы в огонь Прошлое – за пачкой пачку: Старых роз и старых книг. – Слышите, мой ученик? — А когда бы улеглась Эта пепельная груда, — Господи, какое чудо Я бы сделала из вас! Юношей воскрес старик! – Слышите, мой ученик? — А когда бы вы опять Бросились в капкан науки, Я осталась бы стоять, Заломив от счастья руки, Чувствуя, что ты – велик! – Слышите, мой ученик? 1 июня 1913 «Уж сколько их упало в эту бездну…» Уж сколько их упало в эту бездну, Разверзтую вдали! Настанет день, когда и я исчезну С поверхности земли. Застынет всё, что пело и боролось, Сияло и рвалось: И зелень глаз моих, и нежный голос, И золото волос. И будет жизнь с ее насущным хлебом, С забывчивостью дня. И будет всё – как будто бы под небом И не было меня! Изменчивой, как дети, в каждой мине, И так недолго злой, Любившей час, когда дрова в камине Становятся золой, Виолончель, и кавалькады в чаще, И колокол в селе… – Меня, такой живой и настоящей На ласковой земле! К вам всем – что́ мне, ни в чем не знавшей меры, Чужие и свои?! — Я обращаюсь с требованьем веры И с просьбой о любви. И день и ночь, и письменно и устно: За правду да и нет, За то, что мне так часто – слишком грустно И только двадцать лет, За то, что мне прямая неизбежность — Прощение обид, За всю мою безудержную нежность И слишком гордый вид, За быстроту стремительных событий, За правду, за игру… – Послушайте! – Еще меня любите За то, что я умру. |
