15 июня 1922 Ночные шепота: шелка Разбрасывающая рука. Ночные шепота: шелка Разглаживающие уста. Счета Всех ревностей дневных – и вспых Всех древностей – и стиснув челюсти — И стих, Спор — В шелесте… И лист В стекло… И первой птицы свист. – Сколь чист! – И вздох. Не тот. – Ушло. Ушла. И вздрог Плеча. Ничто. Тщета. Конец. Как нет. И в эту суету сует Сей меч: рассвет. 17 июня 1922 Ищи себе доверчивых подруг, Не выправивших чуда на число. Я знаю, что Венера – дело рук, Ремесленник, – и знаю ремесло: От высокоторжественных немот До полного попрания души: Всю лестницу божественную – от: Дыхание мое – до: не дыши! 18 июня 1922 Руки – и в круг Перепродаж и переуступок! Только бы губ, Только бы рук мне не перепутать! Этих вот всех Суетностей, от которых сна! нет. Руки воздев, Друг, заклинаю свою же память! Чтобы в стихах (Свалочной яме моих высочеств!) Ты не зачах, Ты не усох наподобье прочих. Чтобы в груди (В тысячегрудой моей могиле Братской!) – дожди Тысячелетий тебя не мыли… Тело меж тел, — Ты, что мне про́падом был двухзвёздным!.. — Чтоб не истлел С надписью: не опознан. 9 июля 1922 Дабы ты меня не видел В жизнь – пронзительной, незримой Изгородью окружусь. Жимолостью опояшусь, Изморозью опушусь. Дабы ты меня не слушал В ночь – в премудрости старушьей: Скрытничестве – укреплюсь. Шорохами опояшусь, Шелестами опушусь. Дабы ты во мне не слишком Цвел – по зарослям: по книжкам Заживо запропащу: Вымыслами опояшу, Мнимостями опушу. 25 июня 1922 «Здравствуй! Не стрела, не камень…» Здравствуй! Не стрела, не камень: Я! – Живейшая из жен: Жизнь. Обеими руками В твой невыспавшийся сон. Дай! (На языке двуостром: На́! – Двуострота змеи!) Всю меня в простоволосой Радости моей прими! Льни! – Сегодня день на шхуне, – Льни! – на лыжах! – Льни! – льняной! Я сегодня в новой шкуре: Вызолоченной, седьмой! – Мой! – и о каких наградах Рай – когда в руках, у рта — Жизнь: распахнутая радость Поздороваться с утра! 25 июня 1922
«В пустынной хра́мине…» В пустынной хра́мине Троилась – ладаном. Зерном и пламенем На темя падала… В ночные клёкоты Вступала – ровнею. – Я буду крохотной Твоей жаровнею: Домашней утварью: Тоску раскуривать, Ночную скуку гнать, Земные руки греть! С груди безжалостной Богов – пусть сброшена! Любовь досталась мне Люба́я: бо́льшая! С такими путами! С такими льготами! Пол-жизни? – Всю́ тебе! По-локоть? – Во́т она! За то, что требуешь, За то, что мучаешь, За то, что бедные Земные руки есть… Тщета! – Не выверишь По амфибрахиям! В груди пошире лишь Глаза распахивай, Гляди: не Логосом Пришла, не Вечностью: Пустоголовостью Твоей щебечущей К груди… – Не властвовать! Без слов и на́ слово — Любить… Распластаннейшей В мире – ласточкой! 26 июня 1922 Берлин Балкон Ах, с откровенного отвеса — Вниз – чтоб в прах и в смоль! Земной любови недовесок Слезой солить – доколь? Балкон. Сквозь соляные ливни Смоль поцелуев злых. И ненависти неизбывной Вздох: выдышаться в стих! Стиснутое в руке комочком — Что́: сердце или рвань Батистовая? Сим примочкам Есть имя: – Иордань. Да, ибо этот бой с любовью Дик и жестокосерд. Дабы с гранитного надбровья Взмыв – выдышаться в смерть! 30 июня 1922 «Неподражаемо лжет жизнь…» Неподражаемо лжет жизнь: Сверх ожидания, сверх лжи… Но по дрожанию всех жил Можешь узнать: жизнь! Словно во ржи лежишь: звон, синь… (Что ж, что во лжи лежишь!) – жар, вал… Бормот – сквозь жимолость – ста жал… Радуйся же! – Звал! И не кори меня, друг, столь Заворожимы у нас, тел, Ду́ши – что вот уже: лбом в сон. Ибо – зачем пел? В белую книгу твоих тишизн, В дикую глину твоих «да» — Тихо склоняю облом лба: Ибо ладонь – жизнь. |
