5 января 1925 «Дней сползающие слизни…» Дней сползающие слизни, …Строк подённая швея… Что до собственной мне жизни? Не моя, раз не твоя. И до бед мне мало дела Собственных… – Еда? Спаньё? Что до смертного мне тела? Не мое, раз не твое. Январь 1925 «Рас-стояние: вёрсты, мили…» Рас-стояние: вёрсты, мили… Нас рас-ставили, рас-садили, Чтобы тихо себя вели, По двум разным концам земли. Рас-стояние: вёрсты, дали… Нас расклеили, распаяли, В две руки развели, распяв, И не знали, что это – сплав Вдохновений и сухожилий… Не рассо́рили – рассори́ли, Расслоили… Стена да ров. Расселили нас, как орлов — Заговорщиков: вёрсты, дали… Не расстроили – растеряли. По трущобам земных широт Рассовали нас, как сирот. Который уж – ну который – март?! Разбили нас – как колоду карт! 24 марта 1925 «Русской ржи от меня поклон…» Русской ржи от меня поклон, Ниве, где баба застится… Друг! Дожди за моим окном, Беды и блажи на! сердце… Ты, в погудке дождей и бед — То ж, что Гомер – в гекзаметре. Дай мне руку – на весь тот свет! Здесь – мои обе заняты. 7 мая 1925 Вшеноры «Никуда не уехали – ты да я…» Никуда не уехали – ты да я — Обернулись прорехами – все моря! Совладельцам пятерки рваной — Океаны не по карману! Нищеты вековечная сухомять! Снова лето, как корку, всухую мять! Обернулось нам море – мелью: Наше лето – другие съели! С жиру лопающиеся: жир – их «лоск», Что не только что масло едят, а мозг Наш – в поэмах, в сонатах, в сводах: Людоеды в парижских модах! Нами лакомящиеся: франк – за вход. О, урод, как водой туалетной – рот Сполоснувший – бессмертной песней! Будьте прокляты вы – за весь мой Стыд: вам руку жать, когда зуд в горсти, Пятью пальцами – да от всех пяти Чувств – на память о чувствах добрых — Через всё вам лицо – автограф! 1932—лето 1935 «Вскрыла жилы: неостановимо…»
Вскрыла жилы: неостановимо, Невосстановимо хлещет жизнь. Подставляйте миски и тарелки! Всякая тарелка будет – мелкой, Миска – плоской. Через край – и мимо — В землю черную, питать тростник. Невозвратно, неостановимо, Невосстановимо хлещет стих. 6 января 1934 «Тоска по родине! Давно…» Тоска по родине! Давно Разоблаченная морока! Мне совершенно всё равно — Где – совершенно одинокой Быть, по каким камням домой Брести с кошелкою базарной В дом, и не знающий, что – мой, Как госпиталь или казарма. Мне всё равно, каких среди Лиц – ощетиниваться пленным Львом, из какой людской среды Быть вытесненной – непременно — В себя, в единоличье чувств. Камчатским медведём без льдины Где не ужиться (и не тщусь!), Где унижаться – мне едино. Не обольщусь и языком Родным, его призывом млечным. Мне безразлично – на каком Непонимаемой быть встречным! (Читателем, газетных тонн Глотателем, доильцем сплетен…) Двадцатого столетья – он, А я – до всякого столетья! Остолбеневши, как бревно, Оставшееся от аллеи, Мне все́ – равны, мне всё – равно, И, может быть, всего равнее — Роднее бывшее – всего. Все признаки с меня, все меты, Все даты – как рукой сняло: Душа, родившаяся – где-то. Та́к край меня не уберег Мой, что и самый зоркий сыщик Вдоль всей души, всей – поперек! Родимого пятна не сыщет! Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст, И всё – равно, и всё – едино. Но если по дороге – куст Встает, особенно – рябина… 1934 Куст Что́ нужно кусту от меня? Не речи ж! Не доли собачьей Моей человечьей, кляня Которую – голову прячу В него же (седей – день от дня!). Сей мощи, и пле́щи, и гущи — Что́ нужно кусту – от меня? Имущему – от неимущей! А нужно! иначе б не шел Мне в очи, и в мысли, и в уши. Не нужно б – тогда бы не цвел Мне прямо в разверстую душу, Что только кустом не пуста: Окном моих всех захолустий! Что́, полная чаша куста, Находишь на сем – месте пусте? Чего не видал (на ветвях Твоих – хоть бы лист одинаков!) В моих преткновения пнях, Сплошных препинания знаках? А вот и сейчас, словарю Придавши бессмертную силу, — Да разве я то́ говорю, Что знала, – пока не раскрыла Рта, знала еще на черте Губ, той – за которой осколки… И снова, во всей полноте, Знать буду – как только умолкну. |
