Потом она рассмотрела Джоди и открыла рот, увидев окровавленную футболку Джоди и ее фиолетовые волосы.

Наших объяснений мама и слушать не стала. Она принялась во всем обвинять Джоди, я все-таки пыталась объяснить что к чему, и тогда мама разозлилась уже из-за того, что мы так сильно задержались, чтобы похоронить несчастного барсучонка.

– Это дикое животное! На них всегда полно блох! – кричала она. – Немедленно в ванну, вы обе, скорее отмываться!

Мама проследила за тем, как мы моемся, будто мы с Джоди были совсем маленькими. После того как мы вымылись, мама принялась за Джоди – стала смывать краску с ее волос хозяйственным карболовым мылом. Она терла и промывала, терла и промывала волосы Джоди до тех пор, пока кожа на голове сестры не покраснела. Краска, между прочим, так и не смылась, волосы у Джоди остались фиолетовыми.

– Что мне с тобой делать, Джоди? Ты меня в гроб вгонишь, – приговаривала мама, вне себя от гнева. – Как ты завтра пойдешь в школу, в таком-то виде? Ведь у тебя и без этого начались неприятности. Мистер Майклз заходил поговорить со мной, сказал, что ты ужасно себя ведешь в классе, дурака валяешь. Мне так стыдно, так стыдно, Джоди. Он такой обходительный, вежливый, хотел разобраться что к чему, спрашивал, не могу ли я ему пролить свет на эту ситуацию. Но я не знаю, не понимаю, почему ты так себя ведешь. Знаю только, что ты сводишь меня с ума. Мистер Майклз сказал, что он тоже ничего не понимает, потому что у тебя светлая голова – вот именно этого я и не могу тебе простить. Ну была бы ты тупицей, но старалась изо всех сил, а у тебя бы ничего не получалось – мне и то было бы легче, но ты же умная! Ты можешь хорошо учиться. Я не жду, чтобы ты стала отличницей, как Перл, но тащиться в хвосте – это же позор для тебя. Ну ладно, твои дурачества в Муркрофт я еще могла бы понять, Муркрофт – ужасная школа. Именно поэтому прежде всего мы и переехали сюда, чтобы дать тебе хороший шанс. Но тебе наплевать на это, ты и здесь дурью маешься, друзей не заводишь, ходишь пугалом и вьешься возле этого дикого садовника с бусами в волосах.

– Успокойся, мам, и возьми себя в руки. А последний пункт из списка моих грехов можешь вычеркнуть, – ухмыльнулась Джоди.

Мама влепила Джоди пощечину.

– Полегчало? – спросила Джоди.

– Убирайся и ложись в постель, пока я тебе вообще голову с плеч не снесла, – сказала мама.

Джоди вылезла из ванны и, насвистывая, не спеша отправилась в спальню.

– Мам, Джоди не виновата, – сказала я.

– А кто же тогда виноват, по-твоему?

– Они все сами издеваются над ней, я хочу сказать – девчонки из ее класса. Они ужасно к ней относятся. Смотрят на нее свысока.

– Ты думаешь, надо мной в школе не издевались, когда я училась? – вздохнула мама. – Только у меня не было такой роскоши, как учителя, которые пытаются понять, что с тобой происходит. Я из неблагополучной семьи, и все считали, что я должна быть такой же плохой, как мои родичи, и точка. Но я не позволяла себе опуститься. Я работала как проклятая и сама себя вывела в люди. Джоди намного легче, чем мне. А мне, знаешь ли, и сейчас ой как не сладко. Думаешь, мне нравится, когда эта Френчи командует мной, да еще таким мерзким тоном: «Ах, ну что вы, миссис Уэллс, разве так можно, милочка!» Они все смотрят на меня свысока, даже кое-кто из мерзких надутых учеников: «Подайте мне больше чипсов, да не с тем, а с этим!» Но я терплю, я мирюсь со всем, потому что сейчас у меня хорошая работа, и у твоего папы тоже, но что самое главное – эта работа дает нам шанс обеспечить хорошее образование нашим девочкам. У Джоди есть этот год, чтобы выправиться, ей нужно лишь засучив рукава приняться за дело и получить хорошее образование. А что делает Джоди? Она благодарна за то, что ей предоставили шанс получить такое образование? Разве она не понимает, что обучение в такой школе-интернате, как эта, стоит шестьсот проклятых фунтов за семестр? Господи, чего бы я только не отдала, лишь бы оказаться на вашем месте! Ты-то хорошо трудишься и все делаешь правильно, Перл, я горжусь тобой, но Джоди… Джоди из всех нас дураков делает, и это меня достало, достало, достало! – кричала мама, собирая мокрые полотенца. Она дошла до полотенца, выпачканного в Джодиной краске для волос, скомкала его и зафутболила в угол ванной.

Я попятилась и пошла искать Джоди. Она лежала на своей кровати и рассеянно листала журнал. Одна щека у нее была все еще красной от маминой пощечины и странно сочеталась с ее фиолетовыми волосами, делая Джоди похожей на клоуна.

– Ох, Джоди, мне так жаль, что она на тебя набросилась, – прошептала я.

– Разве в этом есть это что-то новенькое? – пожала плечами Джоди.

– Это несправедливо. Я сказала ей об этом, пыталась объяснить, но она и слышать ничего не желает.

– Не строй из себя обиженную корову. Это мне досталось, а не тебе. А мне на это наплевать.

– Мама талдычила про учебу.

– Да-да, это мы слышали. Она кричала так, что в лесу было слышно.

– Может, ты в самом деле попробуешь учиться лучше, хотя бы по предметам, которые тебе нравятся?

– Об этом заткнись и не заикайся, Перл.

Тон у Джоди был достаточно дружелюбным, но я поняла, что этот вопрос закрыт и разговор про учебу закончен.

Я легла в кровать и начала читать «Хайди». Это была странная история про маленькую девочку, которая жила со своим неприятным дедушкой высоко в швейцарских горах. Мне нравилось, что я могу забыть за книгой обо всех мельчестерских неприятностях и словно самой побежать босиком по цветущему лугу вместе с Хайди. Я не очень понимала, почему миссис Уилберфорс выбрала для меня эту книгу, но только до тех пор, пока Хайди не спустилась со своих гор, чтобы стать маленькой помощницей Клары, прикованной к инвалидному креслу.

Я быстренько заглянула в конец книги и увидела картинку, на которой Клара стоит на своих ногах, – она волшебным образом вылечилась, подышав целебным горным воздухом. Я начинала понимать, почему миссис Уилберфорс так сильно раздражают все эти истории, рассказанные в старых книжках.

Джоди уже уснула, отшвырнув в сторону свой журнал. Я выключила верхний свет и прочитала еще несколько глав с фонариком, но, дойдя до того места, где в повести появился странный дом, населенный призраками, встревожилась. Слишком живы во мне были воспоминания о призраке белой шепчущей женщины в башне Мельчестера, которую придумала Джоди.

Я положила книгу на пол и заснула. Посреди ночи я проснулась и услышала тихие всхлипывания. Прикусив губу, я прислушалась, потом приподнялась на локте и посмотрела на Джоди. Она лежала, накрывшись с головой одеялом.

Я выскользнула из своей постели, подошла к Джоди и прикоснулась к ней.

– Джоди, – прошептала я.

Она не ответила.

Я нырнула к Джоди под одеяло, прижалась к ней. Она была очень горячей, а ее лицо – мокрым от слез.

– Ох, Джоди, – сказала я, сильнее обнимая ее.

Она ничего не сказала, просто зарыдала, уткнувшись мне в плечо. Я погладила ее, а она зарыдала еще сильнее. Потом яростно шмыгнула носом и вытерла лицо простыней.

– У меня есть платок, – сказала я, утирая ее.

– Спасибо, Перл, – дрожащим шепотом ответила Джоди.

– Ты из-за кого плачешь – из-за мамы, из-за барсука или из-за Джеда?

– Не знаю, – сказала Джоди. – Просто плачу, и все.

– Но ты почти никогда не плачешь.

– Ага, и знаешь почему? Пустое это занятие – плакать, от этого только голова болит. Приваливайся и спи, Перл. Извини, у меня подушка слегка мокрая. Или хочешь вернуться к себе в кровать?

– Нет, если можно, я останусь с тобой.

Я обнимала Джоди до тех пор, пока она не уснула. А я не спала, слушала ее дыхание, чуть влажное после плача. Потом я захотела в туалет, выбралась из постели и отправилась в ванную.

Когда я выходила из нее, почувствовала под своей босой ногой маленький клочок бумаги, он застрял между ванной и банным ковриком. Совсем малюсенький обрывок бумаги, часть инструкции – сама инструкция была, очевидно, разорвана кем-то в мелкие клочья. На клочке бумаги сохранились лишь три слова, но какие!