– Я больше тревожусь о том, чтобы вы себе ничего не сломали, – сказала миссис Уилберфорс. – Я больше не доверяю этим скрипучим рассохшимся половицам. Бедный старый Мельчестер, он прогнил от крыши до фундамента, – внезапно она встрепенулась и спросила: – Но в башню, надеюсь, вы не поднимались?
– Нет.
– Честно, Перл?
– Честно. Мы хотели подняться, но вход в башню заперт, а ключа нет.
– Хорошо. И впредь не пытайтесь подняться в башню, это слишком опасно. Та дверь должна всегда оставаться запертой. Мне не хотелось бы также, чтобы у вас вошло в привычку шастать по верхнему этажу. Но если вновь там окажетесь, будьте внимательны и осторожны, – она улыбнулась. – Значит, вы нашли семью моих старых обезьян. Я совершенно про них забыла, а ведь когда-то шила для них наряды.
– Маленький красный жакет и комбинезон, и длинное детское платьице, и плиссированное платье с передником, – негромко сказала я.
– Да! Мои милые старые обезьянки! Так они и пролежали все эти годы в своей коробке. Может быть, ты сможешь принести их мне? Мне хотелось бы взглянуть на них.
– Конечно, смогу.
– В чем дело? – спросила миссис Уилберфорс, заметив, что я замялась.
– Ну, они слегка поломались, – ответила я. – Это не мы их сломали, не думайте. Резина, из которой они сделаны. Она сгнила и разваливается. У обезьяны-папы отвалилась задняя лапа, а у обезьянки-девочки больше половины лица.
– О господи! Фу, нет, такими я их видеть не хочу. Догнивайте в мире, мои дорогие.
– Костюмы не сгнили.
– Какие костюмы?
– Пальто, шляпы, меховые вещи.
Это ее совершенно не заинтересовало.
– И особое платье тоже, – сказала я.
– Особое?
– Которое натянуто на портновский манекен. Оно не совсем закончено. Белое, очень красивое. Я подумала, что это подвенечное платье.
– Мое подвенечное платье, – тихо сказала миссис Уилберфорс. – У него предполагался длинный кружевной шлейф. В этом платье я собиралась пройти к алтарю по проходу в церкви, а за мной должны были следовать маленькие девочки – подружки невесты – и нести этот шлейф. Но произошел несчастный случай, после которого я уже никуда не могла пойти своими ногами. Я собиралась отменить нашу свадьбу, не хотела делать Гарольда несчастным, считала, что нам нужно расстаться, но он и слышать об этом не хотел. И спустя полгода, когда я уже могла сидеть в инвалидном кресле, мы с ним все же тихо обвенчались. Вначале мы с Гарольдом жили в главном доме, но меня бесило, что я оказалась запертой как в клетке на первом этаже. Переделать дом, сделать его удобным для инвалида оказалось почти невозможным, гораздо дешевле, быстрее и проще было построить бунгало, изначально спроектированное с учетом моих потребностей.
Миссис Уилберфорс с кислым видом огляделась по сторонам.
– Здесь у вас хорошо, – вежливо сказала я.
– Ничего хорошего. Мерзкий дом. Ненавижу его. Но дело, разумеется, не в нем. Сейчас мне нигде бы не понравилось, – она склонила голову набок. – Так, меня опять понесло. Нужно внимательнее следить за собой. Играть «в радость», как Полианна. Ты читала «Полианну», Перл? У меня от нее всегда мурашки по телу. Как у праведной кузины Элен в книге «Что делала Кейти». Конечно, и сама Кейти мне тоже нравится, особенно до произошедшего с ней несчастного случая.
Я смущенно моргала и молчала.
– Перл, ты не читала, «Что делала Кейти»? О, а еще считаешь себя книжным червем! Погоди, сейчас найду, – миссис Уилберфорс покатила в своем кресле вдоль полок и быстро нашла нужную книгу:
– Вот! Прочитай, а потом расскажешь, что ты обо всем этом думаешь. Приходи в любое время, я всегда дома.
Я еще раз поблагодарила ее за подарок ко дню рождения и ушла, крепко прижимая к себе обе книги. Мне нужно было готовиться к вечеринке, но я все же не удержалась и по дороге завернула к барсучьей норе. Я навыдумывала себе, что меня там встретит целое семейство барсуков в парадных черно-белых вечерних шкурках. Они будут приветственно махать мне лапами и хором споют «С днем рождения тебя!».
Я так живо представляла себе эту картину, что была сильно разочарована, когда не увидела никаких барсуков. Присев возле норы, я попыталась заглянуть внутрь, но не увидела ничего, кроме темного отверстия в земле, и только испачкала мокрой землей руки и коленки.
– Где ты так изгваздалась? – спросила мама, когда я вернулась домой. – О, – боже, ну-ка давай прямиком в ванную. Ты что, пирожки из грязи лепила, что ли? Это в одиннадцать-то лет? Надеюсь, ты не испачкала книги, которые дала тебе миссис Уилберфорс? На этот раз целых две, как я вижу?
– Одна из них – подарок мне на день рождения, – я показала маме дневник. – Чтобы я писала в ней.
– Ты уверена? Такая красивая книга. Слишком роскошная, чтобы ты записывала в нее свои истории.
– Я собираюсь вести дневник, – сказала я.
– Ох ты! – рассмеялась мама. – Ну ладно, беги в ванную и проверь заодно, чем занята твоя сестрица. Она уже целую вечность торчит в спальне.
– Отвали! – крикнула Джоди, когда я зашла к нам в спальню. – Я изобретаю игры для твоей вечеринки. Это сюрприз. Исчезни, Перл.
Я стала наполнять ванну, добавив в нее своей новой розовой пены. Пока в открытых кранах журчала вода, я присела на край ванны и начала первую запись в дневнике. Это нужно было сделать раньше, чем мама конфискует подарок до будущих времен, когда я стану старше. Было немного страшно начать писать на чистой гладкой бледно-кремовой странице, поэтому я взяла не ручку, а карандаш – его легко стереть, если я вдруг допущу ошибку.
«Меня зовут Перл. Сегодня мне исполнилось одиннадцать лет. Сегодня будет вечеринка в честь моего дня рождения. Моя сестра Джоди и мой друг Харли сейчас придумывают для этой вечеринки игры. Я не уверена, что они мне понравятся, но полагаю, что если ты устраиваешь вечеринку, то должен играть в них».
Сделав запись, я аккуратно закрыла дневник, положила его на полку в дальнем конце комнаты, чтобы не забрызгать, и шагнула в ванну. Я лежала среди пузырьков розовой пены, слегка покачиваясь и наблюдая за тем, как розовеет от горячей воды моя кожа.
Дверь ванной приоткрылась, и в щели появилась голова Джоди. Сестра поводила носом, принюхиваясь, и сказала:
– Воняет розами, принцесса-именинница. Хочешь, намылю тебе волосы?
Я села в ванне, и Джоди намылила мне волосы, а затем принялась массировать мой скальп своими маленькими сильными пальцами. Она экспериментировала с моими намыленными волосами, по-разному укладывая их, но когда я промыла и просушила их, то решила оставить распущенными.
– С такими волосами ты смотришься слишком по-детски, – покачала головой Джоди. – Может, заколем их наверх?
– Нет, пусть останутся распущенными, – ответила я. Мне нравилось, что волосы падают мне на плечи словно занавес, за который в любой момент можно спрятаться.
Джоди хотела нанести мне макияж, хотя я не была уверена, что это нужно. Я уже пробовала делать это сама и в итоге каждый раз выглядела как маленькая девочка, перемазавшаяся акварельными красками. Джоди намазала мне верхние веки перламутровыми тенями и обвела мои губы бледно-розовой помадой.
– Ну вот! Очень красиво. Только смотри: если мы заметим на лице Харли следы розовой помады, будем знать, что ты с ним целовалась, – сказала Джоди.
– Не собираюсь я целовать Харли! – ответила я, краснея.
– Посмотрим, что будет с самим Харли, когда он увидит тебя при полном параде! Думаю, потеряет голову от страсти, – рассмеялась Джоди.
– Заткнись, балда, – сказала я, пытаясь задрать нос и держаться с достоинством, но это мне не удалось, и я тоже принялась хихикать.
Я натянула черную Джодину футболку и новую черную бархатную юбочку. Они смотрелись на мне просто фантастически здорово.
На шею я повесила длинную нитку жемчуга, а вокруг запястья обернула свой радужный браслет.
– Ух, какой класс! Ты потрясно выглядишь! – воскликнула Джоди.