Вечером 6 октября — я запомнила это число надолго — вышла из дома. Снайперы жили на хуторе за лесом, отмеривая ежедневно по три-четыре километра до передовой и обратно.

У дома под деревом одинокая фигурка. Кто это? Даже не подумала на Шляхову. Во время боев под Пустошкой она перешла в соседний полк, воевала в паре с Ниной Лобковской. В Латвии Саша снова вернулась к нам, а Лобковская командовала новичками — девушками из второго выпуска снайперской школы.

Непривычно мне видеть Сашу, всегда веселую, окруженную подругами, в одиночестве, понурую.

— О чем задумалась, Сашенька?

— За Васю тревожусь. Замолчал что-то.

Вся рота знала, что недавно добровольцем ушел на фронт младший Сашин брат. Она никак не могла представить себе, что маленький Вася-Василек, кареокий, несколько изнеженный — единственный сын у родителей! — мальчик, уже сам солдат. И тревожилась, если на неделе от него не было письма.

— Так ведь парень, Саша! Ребята ленивы на письма.

Мы начали вспоминать дом, своих матерей, ученические годы.

Саша рассказала, как боялась вечером идти вдоль кладбищенской ограды; это была самая короткая дорога из школы. И вот, закаляя волю, зимой, в темноте, прошла она через все кладбище. Младшая сестренка немедленно похвасталась перед подружками Сашиным достижением.

Мы улыбнулись. Ребячьи шалости, детские подвиги! Если бы сегодня наш передний край проходил по кладбищу, то лучшего укрытия, чем могильная плита или гранитный памятник, снайперу не найти.

Долго мы простояли с Сашей под деревом. Перед уходом она попросила:

— Не говори, Люба, девчатам, что я тут разнюнилась… А ну, догони меня!

В дом мы вбежали с веселым смехом. Кто бы поверил, что Саша только что была грустна и озабочена?

На следующий день Шляхова осталась без пары: простудилась ее напарница. Не было пары и у Раи Благовой, правда, по другой причине. Рая была хорошей подругой, отличным стрелком, но девчата боялись идти с ней на «охоту»: три Раиных напарницы погибли, никому не хотелось быть четвертой.

Не зря Саша была нашим партийным вожаком — она не верила в приметы и предчувствия, называла их предрассудками.

— Пойдешь со мной, Рая! — сказала она Благовой.

— С тобой? — Рая зашлась от радости. — Да с тобой, Сашенька, я на край света пойду.

Промозглое октябрьское утро, в низине стелется туман. Мы с Клавой продрогли в сырой снайперской ячейке, но наблюдение ведем непрерывно, стреляем, заметив подозрительное движение. Вдруг по окопу, пригибаясь, бежит в нашу сторону командир роты.

— Беда, девушки, вашу старшую убило!

Сашу Шляхову?

Не может быть! И двух часов не прошло, как мы вместе вышли с хутора, только наша тропинка свернула вправо, в соснячок, а Саши и Раи — влево, к полю за логом. Да и стрельбы большой с утра вроде не было.

— По связи передали: убита старшая снайперов! — повторяет ротный.

Бесконечно тянулся этот день на передовой. Я не плакала, я просто не могла представить себе, что Саша убита. Не верю, нет!

Увы, ошибки не было!

Где ползком по грязи, где короткими перебежками Саша и Рая добрались до окопов первой линии. Траншеи мелкие, по колено: бойцы не успели окопаться по-настоящему. А передовая в том месте проходила по возвышенности, гитлеровцам все было отчетливо видно на фоне неба, светлеющего в восточной стороне.

Девушки счистили лопаткой грязь с шинели и сапог, вытерли руки. Деловитая Саша решила углубить ячейку, чтобы можно было целиться стоя. Лопатка всегда при ней, дело пошло быстро.

Неподалеку в окопе залег пулеметный расчет. Поставив винтовку рядом с Сашиной, Рая Благова направилась к пулеметчикам. Они показали снайперу густую заросль на вражеской стороне, где с утра наблюдалось движение.

Рае показалось, что и сейчас в кустах мелькнул черный силуэт. Она бросилась за винтовкой.

— Фриц! — шепнула Рая напарнице. — Иду стрелять, оттуда видней.

— Не спеши только! Прицелься получше.

Перевалившись через бруствер, Саша лопаткой нагребала земляной валик перед бойницей.

Вернувшись к пулеметчикам, Рая поискала в оптику кусты, где заметила силуэт. Никакого движения. Видно, залег, выжидает. Взяв подозрительное место на прицел, она терпеливо ждала… И тут прогремел вражеский выстрел.

Обернувшись, Рая увидела, что на бруствере недвижно лежит подруга. Девушка метнулась к ней. Свесилась в окоп Сашина голова, лицо уже начало синеть, из темени беззвучно капала кровь.

Пулеметчики открыли огонь по кустам. Немцы ответили из минометов.

Укрыться негде, уйти невозможно: по открытому полю на свету не поползешь. Рая, как-то враз обессилев, сидела на корточках возле убитой. Она оцепенела не столько от рвущихся вокруг мин, сколько от непоправимости происшедшего. Веселой Саши, смелой Саши, столько раз раненной и всегда возвращавшейся в строй Саши больше нет, а то, что лежит рядом, — только недвижное мертвое тело…

Дрожали руки, когда, пересилив себя, Рая взялась за винтовку. Всего два выстрела сделала она в этот день, и оба удачных.

— За тебя, Саша! — дважды повторила Рая.

Едва стемнело, пулеметчики вынесли Сашеньку из окопа. В логу ждала повозка, труп повезли на хутор. Все в батальоне знали о гибели Саши, а до конца не верили…

Немало боевых подруг успели мы потерять, но ничью смерть не оплакивали так горько, ни одну потерю не переживали так тяжело, как гибель Саши Шляховой. Казалось, она унесла с собой частицу тепла, согревавшего наши души, унесла радость, всегда окружавшую ее, как воздух окружает землю.

Утром девушки обмыли и переодели Сашу. Я убрала гроб флоксами и белыми астрами с тронутыми заморозками лепестками. Разведчики раздобыли где-то два железных венка.

Под звуки траурного марша мы хоронили Сашу. Солдаты несли гроб на плечах. Впереди, на алых подушечках, Сашин партийный билет, ордена Красной Звезды и Красного Знамени. Рая Благова несла именную снайперскую винтовку Шляховой с выгравированной на серебряной пластинке дарственной надписью ЦК ВЛКСМ.

За гробом шла снайперская рота — ветераны и новички из пополнения, автоматчики взвода охраны штаба полка. Под ноги идущим мы бросали цветы и еловые ветки; дорога была устлана ими, как ковром. Траурный кортеж направлялся к могилам советских воинов на окраине Добеле.

Начальник политотдела армии полковник Лисицын сказал о Саше короткую душевную речь. Что-то говорили наши девушки. Хотела выступить и я, но не смогла: душили слезы.

Над свежей могилой воины поклялись отомстить за гибель боевой подруги, бить врага до конца, на его территории. Под винтовочный и автоматный салют — стволы направлены в сторону противника — гроб опустили в сырую землю.

Несколько раз принималась за письмо к Сашиной матери Рая Благова. И не могла найти нужных слов. Пришлось и на этот раз взяться за перо мне. Что я писала — не помню, помню только, что сравнила Сашеньку с яркой звездочкой, самой яркой и самой горячей среди нас звездочкой, погасшей навеки, но оставившей свой свет в наших сердцах…

Полковник Лисицын сообщил родным Саши, что за отвагу и героизм, проявленные в бою за освобождение нашей Родины от немецких оккупантов, гвардии старшина А. Н. Шляхова посмертно награждена орденом Отечественной войны I степени.

Наконец собралась с силами и Рая Благова. Пусть не думает мать, что рядом с ее дочерью в последнюю минуту не было никого. В свои руки приняла она холодеющее тело Сашеньки, за смерть ее убийцы заплатили своими жизнями…

Отчаяние, вызванное гибелью Саши, проходило, в сердцах росло ожесточение против смертельного врага. Наутро после похорон я вышла с Клавой на передовую. Мы должны были сменить пулеметчиков.

Расчет, казалось, застыл в своей земляной норе, едва покрытой тонким накатом из жердей. У ребят слипались глаза, так они хотели спать. Ночь прошла тревожно. По всей линии фронта стрельба, а здесь, над логом, подозрительно тихо. Не иначе враг что-то замыслил.