И действительно тревоги долго ждать не пришлось, буквально через пару дней после моего похода к Полякову, утром объявили учебно-боевую тревогу. Все зашевелись, как муравьи в муравейнике, в нашу казарму быстро прибежали все офицеры роты и даже командир батальона. Старшина нам начал выдавать личное оружие, и оружие в комплект танка. «Э, — думаю, — шалишь дорогой, эта тревога больше похожа на боевую, чем на учебную». А когда, в танковом парке была дана команда, загрузить в машины боекомплект, то я окончательно убедился, что едем на серьёзное мероприятие. Танки быстро выдвигались в район сосредоточения, а затем, в район учений на западную границу Польши, к реке Одра. Как мы туда добирались, я писать не буду, всё было примерно то же, что и в той поездке, которая была по боевой тревоге, только теперь я был не на автомашине, а на броне. Рассредоточились на правом берегу реки Одра, это по-польски, а на немецком языке она называлась Одер. Берег, на котором мы расположились, был пологий, а с той стороны, где уже была немецкая граница, он был обрывистый. Место было хорошее, большая зелёная поляна, с редкими деревьями. В одном месте стоял весь наш полк. Чтобы вы представили, что это такое я вам скажу. На берегу, расположилось больше ста танков, около тридцати автомашин, а ещё зенитчики, связисты, сапёры, минёры, санбат и многое другое. Солдат и офицер было тоже очень много. Точно такая же обстановка была и в других танковых полках, они стояли дальше от нас по берегу реки.
Первый день был очень напряжённым, мы, танкисты, после похода проверяли боеготовность танков, осматривали ходовую часть, чистили пушки, а также делали другую необходимую работу. Саперы уже приготовили понтонные мосты, чтобы в случае переправы сразу сбросить их в реку, у них всё было готово. На другой и, особенно, на третий день, когда всё было сделано, танки были готовы к походу, только нужна была команда, а её не было, наше командование чего-то ждало. И как это всегда бывает среди солдатской массы, во время безделья, началось солдатское свободное брожение. Обстановка в нашем батальоне была какая-то гражданская, ни тебе построений, ни тебе зарядки, все как-то были представлены самим себе. Наш старшина, тюха-матюха, роту на проверку не строил ни утром, ни вечером, на зарядку не водил, но я свой взвод построил и приказал, от своих машин никуда не отходить, за исключением на обед и ещё куда надо, но по необходимости. Наступила ночь, спать надо было, как обычно, возле своих танков. Мы пошли взводом к ближайшей копне, набрали сена, постелили у танков и улеглись. Ночь была тёплая, спалось хорошо, утром завтрак и опять ничегонеделание. И так три дня.
Такое безделье мне надоело до чёртиков, и, главное, никто не знает, когда будет команда «Вперёд». Я посмотрел на всё это безобразие и думаю, нет, ребята, на дивизионные учения это не похоже, вы, что-то тут замышляете другое, и об этом говорит понтонный мост, в сторону немецкой границы. Ну ладно думаю, я тут ничего изменить не могу, поэтому надо ждать. На четвёртый день, мы с Володей Ильиным пошли осматривать окрестности нашего батальона, посмотрели, как связисты развешивают свои антенны, затем заглянули к сапёрам, они расположились на самом берегу, здесь же их понтоны и резиновые лодки лежат на берегу почти у воды. Затем зашли к минёрам, правда там мы ничего не увидели, да и они нас никуда и не пустили. Так мы с ним болтались по лагерю до обеда, затем пообедали надоевшей всем кашей и легли поспать, но спать не хотелось и мы решили пойти искупаться. Володя залез в воду и плавал недалеко у берега, а я разделся, тоже побултыхался на мели, затем лёг на травку чтобы обсохнуть, вскоре ко мне пришёл Ильин, и лёг рядом со мной. Мы на травке лежали до тех пор, пока не обсохли, затем оделись и пошли в роту.
На пятый день по батальону прошёл слух, что в Германии капиталисты и коммунисты что-то не поделили и возможно будет нужна наша помощь. Вот так, а я что вам говорил, что на дивизионные учения эта компания не похожа, так оно и есть, и, главное, сколько нам здесь стоять никто не знает, говорят, может ещё неделю, а может и месяц. Узнав это, я подумал, нет, я так долго не выдержу, с ума можно сойти, от ничегонеделания, надо, что-то придумать. Да ещё эта кормёжка заколебала, всё каша и каша, ни тебе борща, ни супа. Наш старшина, какой-то тюха-матюха, я его спрашиваю, почему нет первого блюда, а он нам отвечает: «А где я вам его возьму». Вот и весь сказ. Одним словом всё плохо. Сидим с Ильиным на берегу грустим, и вдруг Володя говорит: «Сеня, а давай мы рыбы наловим, здесь её, наверное, много, смотри, как она плещется». Да, думаю, Володя прав, в этом месте должно быть рыбы много, ведь по реке проходит граница и сюда, кто попало, не сунется. Но чем мы её будем ловить, задумался я. Ведь у нас ни удочек, ни сетей нет. Хотя я в рыбалке и не разбираюсь, но знаю, рыбу голыми руками поймать трудно. Но чтобы уточнить, я у Ильина спросил: «Володя, а чем мы с тобой будем ловить рыбу, ведь у нас для этой цели ничего нет, а голыми руками её не поймаешь» — «А мы рыбу ловить и не будем, мы её будем глушить». Странное дело, подумал я, как это рыбу глушить, что её палкой по голове надо бить, что бы она оглохла?
Но об этом я Володе говорить не стал, чтобы он надо мной не смеялся, но, думаю, он питерский, жил на реке Неве, так что должен знать, как ловить и тем более глушить рыбу. Я в этом деле ничего не понимаю, и вся инициатива принадлежала Володе. Он мне сказал: «Раз у нас ни удочек нет, ни тем более сетей, то мы рыбу будем глушить». Он предложил, замотать проволокой три взрыв пакета, привязать к ним камень, затем поджечь запальный шнур и бросить связку на глубину. Так и сделали, ждем, когда бабахнет и тогда, надо будет рыбу собирать. Но к нашему глубокому огорчению бабаха не получилось, там, где он должен быть, слегка побурлила вода и всё. Володя говорит: «Наверное, глубина большая, или мощность взрыва маленькая, надо придумать, что-то другое, более мощное». Но до ночи мы так ничего и не придумали, пришли в роту, а там подтвердились слухи, что мы здесь будем стоять долго, так как в Берлине наши и американцы не могут договориться, и поэтому пока они не договорятся, мы отсюда не уйдём. Услышав это, Ильин сказал: «Значит, у нас времени будет много, и мы уху обязательно поедим». Легли спать вместе, наши экипажи расположились рядом, Ильин почти сразу уснул, а я почему-то не мог уснуть. В голову лезли всякие мысли, потом подумал о рыбалке и вдруг вспомнил, что у меня в танке припрятана гильза от немецкого снаряда, сотого калибра, с капсюлем, а внутри гильзы заливной жёлтый порох, с трубчатым отверстием до самого капсюля. Я его нашёл, когда у нас были ротные учения. Я тогда нашёл не только гильзу от снаряда, но и три снаряда от миномёта, немцы во время войны в лесу побросали, наверное, наши их так прижали, что они всё бросали и драпали на запад. Интересно получилось с этими снарядами от мин, они довольно большие, наверное, сотый калибр. Так вот нашёл я эти снаряды и думаю, понесу в роту, может, пригодятся, а рота тогда была на полигоне вместе с командиром роты. Гильзу я пока оставил, думаю, снаряды будут нужнее, может, бойцов будем, на них обучать или ещё что-то. Хотел взять сразу три снаряда, но они тяжёлые и решил пока отнести в роту два снаряда, а потом вернусь за третьим. А что думаю, не пропадать же добру. Взял подмышки снаряды и иду по лесу, смотрю на них и думаю, что-то они на боевые снаряды и не похожи, скорее всего, они учебные, может потому их немцы в лесу и бросили. Иду со снарядами, к отдыхающим солдатам, ротный, ещё издали, увидел какая у меня ноша и как закричит не своим голосом: «Чухлебов, ты, куда их несёшь? Они же боевые, тащи их вон в ту большую воронку и брось их там. А то, если они взорвутся, то пол роты положим, а мы с тобой будем первыми». Я думаю, чего это он так всполошился, что учебных снарядов не видел, что ли, и сам продолжаю идти к солдатам. Командир роты дал команду в укрытие, солдаты убежали за деревянное строение, а сам капитан стоит и ждёт меня. Я подхожу к нему и говорю: «Товарищ капитан, так они же учебные». Командир роты весь раскраснелся, кричит на меня: «Старший сержант Чухлебов, я вам приказываю отнести эти снаряды вон в ту воронку, — и показал рукой куда отнести, — а сами явитесь в роту, и будьте осторожны ни какие они не учебные, а самые что ни на есть боевые».
