Ренат немного помолчал, затем сказал: «Сеня, да я тебя не осуждаю, будь я на твоём месте я точно так же поступил бы, но тетка возмущалась нашей непорядочностью, я же ей всей создавшейся обстановки объяснить не мог, по вполне понятной причине, понимаешь? А ужин был прекрасный, лапша, жаренная на шкварках, ешь и есть хочется». Тут я решил упрекнуть Рената. Говорю ему: «Ренат, какие шкварки, ведь это же свинина, а ты мусульманин, а, насколько я знаю, мусульмане свинину не едят» — «Эх, Сеня, — сокрушённо сказал Ренат, — в такие голодные годы все обычаи забываются, да и живём мы в ауле вперемешку с русскими, так что все едят то, что есть, татары свинину, русские конину, такая жизнь, и в ней надо выжить, чтобы не помереть с голоду».

Пока мы с Ренатом разбирались в перипетиях, подъехала повода, и мы начали грузиться. Прощаясь, я Ренату сказал: «Спасибо тебе, в эти дни ты мне очень помог, и с этого момента я считаю тебя своим другом, ты очень хороший человек. Прощай, возможно, я тебя больше не увижу, но помнить тебя буду всегда. Я пойду, а то меня ждёт подвода». Ренат молча меня слушал, наклонив голову, а когда я сказал что я пойду, то он поднял на меня свои чёрные, как угли, глаза и сказал: «Сеня, ты всё-таки постарайся приехать, я буду очень рад тебя снова увидеть». Твёрдо пообещать Ренату я не мог, так как не всё от меня зависело, поэтому сказал ему только одно слово: «Постараюсь». Я сел на подводу и возница, женщина средних лет тронула лошадей. Ренат стоял, заложив руки за спину, и смотрел мне вслед, я махнул ему рукой, он ответил, вскоре бричка повернула за угол дома и Рената не стало видно. Больше я с ним никогда не встречался по той же причине что и с Леной.

До очередного пункта назначения, под названием село Лиман, добирались долго, всё-таки восемнадцать километров для гужевого транспорта расстояние немалое. Я, сидел на бричке, на задке свесив ноги и вдруг почувствовал голод, когда работал, голода не было, а как остался без дела, то почувствовал, что есть хочу. Достал Ленин подарок, из ящика в котором он лежал, и принялся за еду. Думаю, съем, как Лена велела, котлету и огурец, а хлеб и яйцо оставлю, ещё не известно, как всё повернётся с этим татарином. Так и сделал, ел котлету и вспомнил Лену, какая она, всё-таки, хорошая девушка, под впечатлением мне, немного сгрустнулось. Поел, как то стало веселей, жаль пить нечего, кислое молоко, я оставил в клубе, а воду Нарзан, мы с Леной выпили, ну ничего, приедем на место и там напьюсь воды. Такая езда мне начала надоедать, я человек действия, и сидеть долго не могу, но что делать, раз лошади уставшие, и быстрее ехать не могут. Тогда я встал с брички и пошёл пешком. Затем увидел суслика и побежал за ним. По пути выскочил зайчик тушканчик, я бросил суслика и побежал за тушканчиком. И так я бегал то за одним, то за другим пока не устал, затем снова сел на бричку и поехал дальше. Наконец-то мы добрались до села Лиман.

Ещё не доезжая до клуба, я увидел, что там на ступеньках кто-то сидит, я подумал, что это Николай, когда подъехали, так оно и вышло. Подвода подъехала к крыльцу клуба и остановилась, Николай, нехотя встал и пошёл ко мне, и сразу начался допрос, с раздражением в голосе. Я ему рассказал, всё как было, а затем добавил: «Я председателю колхоза говорил, что за суточное опоздание, мне от Николая попадёт, но он меня заверил, что с тобой договорится и меня ты ругать не будешь» — «Ага, — сказал Николай, — с этим татарином договоришься, у него прошлогодней соломы не выпросишь». Затем немного помолчал и спросил: «Народ-то на второй день был?» — «А меня народ не интересовал, я председателю сразу сказал, если колхоз за сеанс оплатит, то я останусь показывать кино, а если нет, то и резона нет. Вот колхоз мне и оплатил сорок пять рублей». Услышав, сколько я получил за сеанс, Николай заметно повеселел, и говорит: «Ну, хорошо, давай будем разгружаться, а то женщине надо ехать обратно». Разгрузились, Николай забрал у меня деньги и ушёл куда-то, а мне велел устанавливать аппаратуру. Дело шло к вечеру мне очень хотелось, есть, но этот татарин, денег мне на еду не дал, сказал, что я и так много потратил, хотя потратил я всего три рубля сорок копеек, и это за четыре дня, а положено командировочные на передвижке, четыре рубля сорок копеек на сутки. Но заведённый порядок ему не указ, он тут хозяин, как захочет, так и сделает. Ладно, думаю, приедем в Ипатово я директору расскажу, как он себя ведёт с подчинёнными. У меня в кармане ещё осталось яйцо и ломтик хлеба, я их съел, чувствую, что не наелся, но пряники, которые лежали в другом кармане пиджака я есть не стал, думаю, пусть полежат, ещё не известно, как всё повернётся. К сеансу Ахметзянов пришёл, с какой-то, женщиной, среднего возраста и такой же внешности. Мне она, почему-то, сразу не понравилась, не знаю чем, но не понравилась и всё тут. Николай начал продавать билеты, а я стоял у аппарата, когда основная часть людей зашла, он пришёл показывать кино, а я пошёл к двери. Сеанс прошёл нормально, правда, на сеанс было затрачено времени больше, чем я показываю. Действительно, Николай долго перезаряжает аппарат, то ли не умеет, то ли считает, что люди его подождут, но факт остаётся фактом. Когда все зрители вышли, осталась только та, которую он привёл, спросил у меня, насколько я продал билеты, я достал из кармана пять рублей по рублю и два рубля хотел оставить себе на обед, но он забрал и сказал: «Где будем ночевать, там нас и покормят».

Ночевали у этой тётки, которую он привёл в кино. Николай сразу ушёл в другую комнату, а хозяйка посадила меня за стол, поставила какого-то холодного супа и серый хлеб. Я был голодный и поэтому всю эту бурду съел. Затем она повела меня на веранду, показала, где я должен спать. На веранде стоял деревянный диван, на котором лежал матрац, набитый соломой, и накрыт тканым рядном и лежало такое же рядно которым надо укрываться. Что делать, выбора нет, я лёг на диван, не раздеваясь, конечно, одежда помнётся, это не хорошо, но и спать на такой постели раздетым, тоже приятного мало. Домотканые рядна, сделаны грубо, там много узлов, которые давят тело, да и условия их изготовления не очень аккуратные. В плетения могут попасть, всякий мусор, вроде частичек сена или соломы, и когда на него ложатся голым телом, то эти частички в тело впиваются, и делается больно. Я все это знал, и испытывать судьбу не стал и лёг спать одетым. Я уже спал, и проснулся от того, что за стенкой, за которой остался Николай с хозяйкой, слышалось не стройное пение. Да думаю, сам меня инструктировал, как я должен себя вести, чтобы не уронить честь столицы района, а сам что делает. Пение и шараханье за стенкой продолжалось ещё долго, наконец всё затихло, и тогда я уснул.

Утром, Николай был, я бы сказал не очень, рожа красная, наверное, с похмелья, и ещё от него несло перегаром. Я снова поел той же бурды, пока хозяйки не было положил себе в карман пиджака два кусочка хлеба, так, на всякий пожарный, и пошёл в клуб собирать оборудование, Николай сказал, что за транспортом он сам пойдёт. Вскоре подошла машина, мы погрузились и уехали в село Дивное, это следующий населённый пункт в котором мы должны показывать кино. Село Дивное большое и там кино надо показывать два дня подряд. Первый день крутили кино вдвоём, ночевать пошли к какой-то тётке лет тридцати, там меня кормили лапшой и, наверное, с маслом, ночевал примерно в таких же условиях как в прошлую ночь. Утром, на второй день, Николай сказал, что он сегодня уедет в село Ипатово по делам, так что ты показывай кино один, а завтра придёт машина и перевезёт тебя в село Дербетовка.

Если честно, то я даже такому решению обрадовался, зная, что теперь я голодным не буду. Сеанс прошёл в нормальном режиме, после кино, когда почти все разошлись, зале осталась женщина, у которой мы вчера ночевали, и парень с девушкой сидели и шушукались. Зачем осталась женщина, я не знал, ведь Николая сегодня нет, а та парочка или никуда не торопится, или им некуда идти. Ну, думаю, если некуда идти, то пусть здесь ночуют и мне будет веселей. Я откручиваю винты, которые держат киноаппарат на штативе, а сам тайком посматриваю на эту женщину, и думаю, чего она ждёт. На ту молодую парочку я и внимания не стал обращать, зачем они остались, мне было ясно, я так думал. А женщина смотрела, смотрела на меня, а затем встала с лавки, и идёт ко мне, смотрю, молодая парочка на меня тоже обратила свои взоры. Женщина ко мне подошла и говорит: «Сеня, ты сегодня пойдёшь ко мне ночевать?» — «Нет, — говорю, — сегодня я к вам не пойду, мне достаточно, вчерашней ночёвки» — «Ты, Сеня, извини, но это Николай так распорядился, я хотела тебя положить спать на кровать, а он решил вот так» — «Мне не важно, кто что решил, мне важно как я ночь провел. И вы, пожалуйста, не стойте и не теряйте время, как я сказал, значит так и будет, я своих решений не меняю. Вы не смотрите на то, что я молодой, но у меня есть свои принципы и я им не изменяю». Она молча постояла ещё немного, затем повернулась, и медленным шагом пошла к выходу. Пока мы с этой женщиной разговаривали, молодёжь сидела, во все глаза смотрела на нас и во все уши слушала. Женщина старалась говорить тихо чтобы нас не слышала эта сладкая парочка, но сделать ей это было сложно, так как парочка сидели в трёх метрах от нас.