Подкралась сзади и подтолкнула меня. Только силенок не рассчитала. Я удержался, а она, потеряв равновесие, плюхнулась в озеро и завопила так громко, что окрестности содрогнулись. Потом мы все весело, как по команде, начали смеяться.

Танюха отплыла от берега, перевернулась на спину и застыла в блаженной невесомости. Полуденное солнце озаряло ее радостное лицо, длинные волосы разметались в стороны, словно ореол. Сквозь тонкий слой зеленовато-желтой воды просматривались два голубеньких пятнышка купальника.

Чем не русалка? И к тому же – реальная, в отличие от фантазий Влада.

Внезапно собственная жена показалась мне очень соблазнительной и, я, быстро освободившись от одежды, с разбега окунулся в теплую, словно парное молоко, воду. Вынырнул, но Танюхи уже не было. Раскусила мой замысел, испугалась. Я еще пару раз окунулся, приятное занятие в жару, и выбрался на берег. Постоял на мягкой траве, пока стекла вода, и улегся на расстеленное девчонками одеяло.

– С кем вы разговаривали? – спросил, как бы между прочим, обращаясь одновременно к обеим девчонкам.

– Приревновал свою ненаглядную, – залыбилась Ирка.

– Я насчет этого – мужик спокойный, а Влад, если бы застал, на месте грохнул… Видела бы ты, какие у него глаза страшные стали…

– Неужели ты у меня совсем не ревнивый? Что же ты, миленький, раньше этого не говорил. А то сижу дома, как дурочка, блюду верность, дражайшему супругу, дабы он меня невзначай не грохнул, а ему, оказывается, наплевать…

– Ладно, бабоньки, успокоились, – вмешался Влад. – Лучше колитесь, кому, пока нас не было, мозги втирали…

– Прямо-таки, допрос с пристрастием, – возмутилась Иринка.

– А все-таки? – смягчил голос Влад.

Ирка с Танюхой переглянулись и рассмеялись.

Ответ неубедительный и совершенно непонятный. Ох уж эта женская солидарность. Решили поиздеваться над нами, ну и флаг вам в руки. Я уже успокоился, горячее солнышко разморило, и мне стало по барабану, кто с ними здесь лясы точил. Главное, что мужик попался нормальный, не маньяк какой-то, иначе девчонки вели бы себя иначе. Да и откуда здесь маньякам взяться. Они не в сельской глуши шатаются, а в городской толпе прятаться привыкли.

Но Влад отступать не собирался. Схватил Ирку на руки, взобрался на камень.

– Если не скажешь, утоплю!

– Тоже мне – Отелло доморощенный…

– Ирка, я до трех считать не буду.

Он вытянул руки над водой и Ира, поняв, что муж не шутит, пронзительно завизжала.

– Отпусти ее, – взмолилась Таня. – Что ты, как маленький? Пацан приходил, корову искал. Она – рыжая, и у нее один рог сломанный. Тут деревня, наверное, рядом…

– Почему не спросили?

– Странный он какой-то. Заладил про корову, будто слов других не знает. Все о том, что она – рыжая, и рог сломанный… Мы его с Иркой и так и этак, а он – корова, корова…

– С вами не станешь странным. Хорошо, что увидев вас, парень еще помнил о корове…

Действительно, как для сельской местности, наши красавицы выглядели, мягко говоря, вызывающе. Мини-бикини не столько прикрывали, сколько подчеркивали их женские прелести.

– Он маленький совсем, ему лет десять-двенадцать, не больше…

– Что значительно усугубляет вашу вину. Совращение несовершеннолетних, страшное и жестоконаказуемое преступление.

Влад разжал руки, и Ирка громко плюхнулась в воду.

– Идиот! – возмутилась супруга, выбравшись на берег, но поймала суровый взгляд мужа и, чтобы не нарваться на новую экзекуцию, сочла нужным угомониться.

– Слушайте, а, может, вечерком поищем деревню? Молочка парного купим… – размечталась Татьяна.

– Может, и поищем, – согласился Влад.

После обеда, все, как по команде, завалились спать. Или солнце на нас подействовало, или погода располагала, а может, дало о себе знать пережитое нервное напряжение. Хотя, последнее относилось только к нам с Владом. Девчонки так ничего и не поняли, надуманные или навеянные нами страхи им не передались. Первым громогласно всхрапнул Влад, еще бы, ведь на его долю выпало очень неспокойное утро. А может, надеялся, что привидевшаяся красавица вновь явится в астральном мире и в этот раз окажется более покладистой, нежели накануне? За Владом, оставив на потом немытую посуду и сонно позевывая, расползлись по палаткам Ирка с Таней. Я крепился до последнего. Однако, одному стало неимоверно скучно, да и глаза тоже слипались. Я прилег в тени под кустом, просто так, чтобы немножко расслабиться, и, неожиданно для самого себя, почти мгновенно вырубился.

Проснулся, когда солнце уже клонилось к закату, готовое нырнуть за горизонт и там отдохнуть от дел праведных. Воздух стал прохладнее, в нем появилась приятная свежесть. Мне в эти предзакатные часы окружающий мир казался чарующим и прекрасным. Я ощущал себя отдохнувшим, полным сил и энергии, а душу распирало от некоего неосознанного восторга. Даже не могу вспомнить, когда мне в последний раз было так хорошо. Ни тревожных мыслей, ни постылых забот, повседневно отравляющих жизнь. Все казалось простым, понятным и доступным.

Блаженство! Идиллия жизни, о которой мы все время мечтаем, но не знаем, как ее можно достичь. А оказывается, ничего сложного. Нужно всего лишь выключить телефон и забраться в глушь, где нет людей и где ничего не напоминает о мире, который мы привыкли считать единственно правильным и возможным для себя. «Элементарно, Ватсон!», сказал бы, наверное, киношный Холмс в исполнении Ливанова. Вот только постичь такую истину можно лишь опытным путем. Теория в данном случае мертва, как и все остальное, что находится в мире абстракций и недоступно для реального восприятия. Нужно обязательно вдохнуть, посмотреть, прикоснуться. Иначе – грош цена восторженным словам, которые на самом деле, кроме обычного сотрясания воздуха, никакой осязаемой информации не несут.

Но, к черту гнилую философию! Если восторг нельзя осмыслить, им нужно наслаждаться.

Между солнцем и кромкой далеких деревьев оставалась совсем узенькая синяя полоска. Подрастерявшему яркость светилу понадобится совсем немного времени, чтобы укрыться от глаз и освободить путь безликой серости, предвестнице ночного мрака.

А пока этого не случилось, природа продолжала радовать отблесками угасающего дня. Растущая рядом яблоня лениво ворошила не утратившими весенней свежести листьями, трава колыхалась под легкими дуновениями почти неощутимого ветерка, сухой камыш напевал лишь ему понятную шуршащую мелодию. Все эти движения и звуки, невидимые и неощутимые, пока специально не присматриваться и не прислушиваться, и составляли ту великую тишину, глубокую и не совсем понятную извращенному городскому жителю. А дальше можно различить трещотку какого-то насекомого, выделить щебетанье пернатых, услышать робкое кваканье и похрюкивание земноводных…

Вот так и происходит единение с природой, незаметно и ненавязчиво… Избавившись от налета цивилизации, окунувшись в первобытный мир, человек снова обретает, казалось бы, навсегда утраченные чувства и ощущения своих далеких предков.

– Димка, ты где?

Таня прошлепала мимо, едва не наступив мне на ноги. Я схватил ее сзади, она вскрикнула от неожиданности.

В палатке чертыхнулся Влад, Ирка ответила ему что-то неразборчивое. Наш лагерь возвращался к жизни, внося посторонними шумами ощутимый дисбаланс в устоявшееся годами спокойствие.

– Так, мужики, быстренько собираемся и едем искать деревню! – раскомандовалась Ира.

– А смысл? – лениво возразил жене Влад. – Что ты там хочешь найти?

– Продукты свеженькие купим. Себя покажем, на людей поглядим.

– В восемь вечера? Старушка, да в деревне в такое время народ спать ложится.

– Серьезно?

– Конечно, серьезно. Сельские жители ложатся с курами, а просыпаются с петухами?

– А во сколько куры ложатся? – наивно поинтересовалась Таня.

– Как солнце спрячется, так и ложатся, – объяснил я.

Относительно нюансов сельской жизни в нашей тесной компании я мог считать себя экспертом. Родился в деревне и пока родители пробивали себе дорогу в городе, моим воспитанием занимались бабушка с дедом.