— А что помещать на твои полосы? — не унимался он. — Пустые места с надписью: «Извините, дорогие читатели, журналист Берестов раскручивает материал». Так, что ли? Совесть у тебя есть, Берестов? Скажи, есть?

— Есть! Но она у меня не обладает решающим голосом.

На этом разошлись. До обеда было уныло и скучно. Берестов снова звонил в Управление внутренних дел, пытаясь выяснить, кто все же такой растетеха. Но там либо сами не знали, либо прикидывались шлангами, посоветовав просто-напросто меньше волноваться. Позвонил Берестов и в Институт судебной медицины, снова попросив позвать патологоанатома Евгения Мелихова, представился корреспондентом «Коммерсанта» и назвался Анатолием Калмыковым.

После минутной паузы девушка попросила оставить номер телефона и сказала, что перезвонит в течение часа. Берестов продиктовал номер своего сотового, но она потребовала рабочий. Ничего не оставалась, как дать телефон «Московских вестей». Однако в течение часа так никто и не перезвонил. Когда Берестов перезвонил сам, также представившись Калмыковым, девушка с раздражением ответила:

— Но ведь мы ещё вчера вам сказали, что таких у нас нет и никогда не было.

«Четко разоблачили», — подумал Берестов и позвонил Климентьевой.

Зинаида Петровна долго удивлялась наглости работников морга, дважды сверяла телефон и буквально по буквам выверила фамилию с именем и отчеством патологоанатома, который делал вскрытие. Телефон оказался тот же, и фамилия совпала.

— Пусть не обманывают! — воскликнула она. — Мелехов всю жизнь работал там и, я уверена, работает до сих пор. Я выясню по своим каналам и позвоню.

«Если у неё есть свои каналы, какого черта она обратилась к дилетанту», — удивился Берестов и тяжело вздохнул. Если сегодня после работы не удастся напиться с Лилечкой, то этот день тоже можно будет вычеркнуть из жизни.

Берестов посмотрел на часы и начал обход коллег. В результате выяснилось, что вечерняя пьянка под угрозой. Все, как один, задерживают статьи. «Сегодня последний срок сдачи материалов и вряд ли что получится», — с тоской отвечали коллеги. И это отнюдь не радовало организатора. «Какие все-таки разболтанные люди — эти журналисты! — возмущался Берестов. Ничего не осталось человеческого. Когда материалы задерживают — это понять можно, но когда забывают о банкетах — это уже ни в какие ворота не лезет. Пренебрегать попойкой ради каких-то супервшивых заметок — черствость высшей меры. Одна Лилечка не забыла. Подошла к этому делу добросовестно! Даже шампанское принесла!»

На этих мыслях Берестова охватил стыд. Сам-то он тоже запамятовал о банкете. Эх, чья бы корова мычала… Где обещанный коньяк, идиот? Но лучше вспомнить поздно, чем вообще не вспомнить.

Берестов вскочил с места и помчался на выход.

— Ты куда?! — крикнул Топоров.

— За коньяком!

— Так куда, куда ты бегал? — сощурил глаза Топоров, когда Берестов час спустя появился на пороге редакции.

— На обед! — не моргнув ответил Леонид, прикрывая руками пояс, из-за которого живописно выпирало что-то инородное.

— Мне послышалось: «За коньяком!»

— Это от пониженного давления, — пояснил Берестов.

— Что-то мне не верится, что я ослышался, — усмехнулся заместитель редактора, косясь на вздутую рубашку Берестова, под которой явно что-то булькало.

— Каковы верующие, таков и бог! — развел руками Берестов и мышкой проскользнул мимо патрона.

— Вечером жду материал! — крикнул Топоров.

Берестов вытащил из-за пояса две бутылки коньяка и спрятал их в столе. После чего сделал выразительный жест руками, означающий «фиг дождешься!». И только после этого обратился к сотрудникам с обличительной речью по поводу банкета.

— Не до банкета, ей-богу! Материалы горят! — закачали головами товарищи.

В это время в отдел вошел интернетчик Слава и протянул Берестову отпечатанный на принтере лист.

— Этот барельеф тебя интересовал?

Берестов взглянул и весело рассмеялся.

— Ты откуда это выудил?

— Из Интернета! Не из унитаза же!

— Я спрашиваю, из какого музея!

— Из Британского.

— Черт!

Берестов протер глаза. Барельеф один к одному совпадал с рисунком Климентьевой. Две полосы — между ними атлетический торс мужчины в наклоне. Что ж, супруга стала невнимательной! Надо сделать втык!

— Распечатай мне в натуральную величину и в цвете! — приказал Берестов. — А если есть какая-нибудь аннотация, скачай и её.

Через пять минут Вячеслав принес репродукцию и пояснение к ней на английском языке. Берестов чуть не потерял дар речи.

— Что-то не так? — забеспокоился Слава.

— Бывают же такие совпадения, — пробормотал журналист, чувствуя, как лоб покрывается испариной. — Вот полюбуйся!

Берестов достал из стола рисунок Климентьевой. Он был идентичен репродукции египетского барельефа даже по цвету: египетский барельеф в оригинале тоже был синим.

— Ну и фиг ли? — пожал плечами Слава. — Взяла да срисовала!

Берестов засмеялся.

— Съездила в Лондон и срисовала? Действительно, чем ещё заняться скромному российскому терапевту?

— Ну почему в Лондон? Залезай в Интернет и срисовывай!

— Да у неё не то что Интернета, холодильника нет.

— А кроме Интернета, старичок, этого барельефа больше нигде не увидишь, даже в Лондоне. Саркофаг вернули в Мемфис. Два года назад.

— Откуда ты знаешь?

— Почитай аннотацию!

Так вот почему жена не смогла сфотографировать этот барельеф! Оказывается, гробницы уже нет. Но Берестов успел-таки увидеть саркофаг живьем. Прекрасно! Втык отменяется! Пойти обрадовать Топорова, что сегодня материалу быть. Впрочем, обойдется! Пусть для него это будет подарком. Скромным, но от души!

Берестов включил компьютер, который уже покрылся пылью, и крупными буквами написал: «Египетские ночи на Большой Дорогомиловской». Затем углубился в аннотацию.

«Этот барельеф, — начал читать он, на лету переводя на русский, символизировал мистическую силу фараона. Это знак государства, обладающего абсолютной властью над миром. Обозначает он наполовину высвобожденных из преисподней титанов, физическая сила которых подчиняется мировым диктаторам, но не душа и разум. Ноги и голова у титанов обрезаны, что символизирует движение мысли и прогресса, не подвластное смертным. Наклон означает готовность тита нов выполнять волю человека. Однако полное их освобождение может повлечь за собой гибель всего человечества. После завоевания Египта Персией этот тайный знак был высечен на саркофаге фараона Псаметиха с надеждой, что Египет вновь обретет былую мощь».

— М-да! — шумно выдохнул Берестов. — Все перепутали эти чертовы англичане!

— Что перепутали? — заинтересовался Дима.

Берестов взволнованно поднялся и стал метаться по отделу, точно кошка по раскаленной крыше. Коллеги удивленно подняли головы.

— Да не расстраивайся ты так! — осторожно произнес Дима. — Перенесем банкет на завтра.

— Банкет-то перенести можно, но когда чаша пуста, чокаться поздно! воскликнул Берестов и бросился к компьютеру.

Он зачеркнул прежний заголовок и написал: «России дан знак мирового господства», а под ним мелким курсивом: «Египетских монстров видели на Большой Дорогомиловской». После чего лень и уныние сняло как рукой. Берестов просто провалился. Он с упоением описал все государства, которые владели тайной этого странного знака. После Египта мировое господство перешло к Ассирии, затем — к Риму. И у всех у них в священных тайниках служители культов хранили этот знак.

Видели его и в одном из тайных бункеров Третьего рейха. И вот простой российский терапевт видит этот знак у себя в квартире. Он появился в виде сгустка какой-то неведомой энергии, от которой сгорели все электроприборы. Случайность исключается. Хозяйка квартиры, никогда не интересовавшаяся оккультной стороной истории, на глазах у журналиста нарисовала на простом листке бумаги то, что увидела собственными глазами, — знак мирового господства, который всегда держался в тайне магами и жрецами. Самое удивительное, что изображение, сделанное обыкновенным фломастером, по цвету полностью совпало с оригиналом, который высечен на гробнице фараона Псаметиха. И это не простая случайность.