– Аааа… Как же я сразу не догадалась! Не мало, дорогой! Ох, как не мало, – говорила она, будто несостоявшийся жених находился рядом, – мне ведь тогда в голову не пришло, для чего ты оставил эту писульку.

Пришла с фермы хозяйка – невесёлая женщина, потерявшая за войну мужа и двух сыновей.

– Мил, ты чего такая расстроенная? Ела? – устало спросила она.

– Нет, тётя Поля, не ела и не хочу.

– Ребёнка заморишь, давай ужинать! – а увидев у Милы в руке записку, поинтересовалась, – письмо? От кого?

Мила не стала скрытничать и протянула бумажку хозяйке. А та, прочитав, неожиданно радостно воскликнула:

– Так это же совсем другое дело! Ему нужно написать. Где это видано, чтобы офицеры своих детей бросали. А комиссариат на что? Можно и туда сообщить, чтобы приструнили…

– Тётя Поля, миленькая! Не надо никуда писать. Любил бы – давно вернулся. Значит, не любил! Я ведь не знаю о нём ничего. Может, у него жена и дети есть!

– Как же так? Мила!

– Не спрашивайте! Мы же почти ни о чём не говорили. А как стыдно! Бабы шушукаются, пионеры хихикают. Давеча директор и тот высказался…

– Он-то чего?

– Ты же, говорит, не гуляла ни с кем! Не гуляла, а нагуляла… Такая вот расплата за минуту счастья.

– Ладно. Не горюй! Вырастим твоё дитя. Чать, не война. Давай ужинать!

– Устала я, голова болит, спать хочу.

– Тогда ложись! Ложись и спи.

Мила уснула. А хозяйка всё поглядывала на записку… Поужинав, помыла посуду, аккуратно вытерла стол, а затем, вынув из тумбочки карандаш и чистую тетрадку, сначала занесла в неё белгородский адрес Василия, а затем старательно и подробно описала положение Милы. Закончив, вырвала исписанный листок, свернула вчетверо и сунула в карман своего полушубка.

***

Весной Мила родила девочку. Она по-прежнему жила у тёти Поли, и та была этому рада. Оставшись одна, хозяйка Милы утратила вкус к жизни. Дни её были похожи один на другой – без эмоций и радости. А тут ребёнок. Пусть чужой, а всё равно маленькое чудо: вот лежит, посапывает, такая хорошенькая! Даже волна счастья накатывает и не отпускает, глядя на неё.

После первомайских праздников к ним зашла почтальонка. Поздоровавшись, она не поленилась, прошла в горницу, посюсюкала с малюткой, порадовалась ранней весне, а потом, вручив удивлённой Миле письмо, попрощалась и ушла.

– Дай-ка я его тебе почитаю. Аж трясёшься вся! Смотри, чтобы молоко на нервной почве не пропало! Присядь, успокойся и послушай! – предложила тётя Поля, а затем громко и с выражением стала читать послание из Белгорода. Оно было не от Василия, а от его матери. – «Здравствуй, Мила! Не надо было тебе отпускать моего сына, а надо было расписаться в сельсовете сразу, как между вами это случилось. А теперь уже поздно. По возвращению он женился на женщине с ребёнком. Живут они хорошо. У неё есть дом и корова. Но ты не переживай. Если согласишься, то можешь выйти замуж за моего старшего сына. У него была жена, но она умерла. Вася сказал, что ты не лентяйка, а потому подойдёшь для нашей семьи. Надумаешь, так напиши, и мой старший сын Витя за тобой приедет. Если ребёнок уже родился, то здесь распишитесь и здесь зарегистрируешь ребёнка на нашу фамилию. До свидания! Ждём ответ».

– Тётя Поля! Ваша работа? – недовольно спросила Мила.

– Помочь хотела.

– Не надо было.

– Поверь! Такого ответа я не ожидала! – сокрушалась хозяйка.

– Променял мой сокол нас с дочкой на тётку с коровой.

– А может… Согласишься?

– Нееет! Никаких Васек и Витек. Обойдёмся!

– Прости меня – дуру старую! Гордая ты. Тяжело тебе будет.

– Ничего… Проживём! Сами говорили: чать не война.

– Конечно, проживём! Вырастим твою дочку, я помогать стану.

Но в это непростое время Милу поддержала не только тётя Поля. Как-то в сельмаг с утра пораньше заглянул председатель и завёл с продавщицей интересный разговор:

– Слушай, Оксана!

– Да, Николай Иванович. Слушаю!

– Спросить хочу… Как там Мила?

– Всё хорошо. Скоро на работу выйдет. Только дочку в ясли определит.

– Девочка здорова?

– Здорова. Но маленько орастая!

– Орастая это по-нашему. Значит, будет активная как мамка.

– Я вот о чём… Слышал, будто у тебя в очередях бабы ей кости моют. Это плохо! Пресекай их разговоры.

– Поняла, Николай Иванович. Буду пресекать.

– Ты пойми… А ежели она психанёт и от нас в район уедет? Нашу Милку туда с превеликой радостью возьмут. Намекали уже! Мы же первые места по художественной самодеятельности благодаря ей держим. Ведь народу ничего не нужно! У всех только собственное приусадебное хозяйство на уме, куры да свиньи Она одна как оглашенная по селу носится да из пионеров и старых бабок артистов делает. Так что – пресекай! Договорились?

– Договорились. Только…

– Говори, не стесняйся!

– Жильё бы ей, Николай Иванович!

– Жильё будет. Дом на семь комнат заложили, восьмая кухня. Кухня – общая, но ничего… Всё лучше, чем по чужим углам мыкаться. Можем и тебе с Гришкой комнату выделить? Будешь отдельно от матери жить.

– Спасибо! Я уж лучше поближе к курам и свинкам.

– Ну, гляди! А женихи для Милки и здесь найдутся. Вчера парня-связиста к нам в колхоз на работу принял, из армии ребята возвращаются. Пусть не горюет. Счастье там, где ты нужен. А Милка нашему колхозу очень нужна! Так ей и передай.

– Передам, Николай Иванович. Обязательно передам!

– Всё. Хлеб привезли. Торгуй, давай! – и председатель ушёл.

Так закончилась история первой любви старшей пионервожатой. И началась для неё совершенно другая жизнь. С новыми радостями и горестями, которые каждому человеку для чего-то даны!

P.S. После описанных выше событий, на адрес Василия пришла посылка с яблоками. Это показалось странным – на белгородчине и свои фрукты прекрасно вызревали! Яблоки вынули. На дне ящика увидели маленькую коробочку с пустым патроном. То, что посылка была от Милы, никто не сомневался, но предназначение странного подарка из коробочки разгадать оказалось не под силу. Мать Василия долго думала, к чему бы это? Потом пошла к гадалке и получила ответ: её сын теперь пустой! Больше у него детей не будет.

Вскоре женщина слегла…

«Дела давно минувших дней…» А.С.Пушкин

– Боярышня пропала, – неожиданно на весь двор заголосила старая нянька.

– Погоди орать-то! Ищи лучше! Может она играется с тобой, а ты кричишь как оглашенная. Разбудишь хозяина – не поздоровится, – наставлял няньку старший конюх.

– Уж солнце к закату клонится, а он всё спит. Ночью чего делать будет? Глаза выголя лежать? – заворчала старуха.

– Не твоего ума дело, – ухмыльнулся конюх, – сейчас людей да девок кликну, пущай боярышню вместе поищут.

– Ох, худо! Ох, худо! Умыкнули нашу красавицу, чует моё сердце – умыкнули! – причитала нянька, суетливо оглядывая двор и запоры на воротах.

Пришлось-таки разбудить боярина, почивавшего после обеда, и он вместе с дворней принялся искать дочь. Осмотрели каждый уголок в усадьбе, оглядели сад, спустились к реке, но молодой хозяйки след простыл. Её вещи и украшения лежали на своих местах, покои чисто убраны – значит, не сбежала, а была похищена – уверился боярин, и защемило немолодое отцовское сердце, да навалилась тоска чёрная. Что же это за напасть такая на семью его! Пятнадцать лет прошло, как похитили жену любимую, чуть не помер тогда от душевной боли. Одной дочерью и жил после, которая обличьем на мать становилась похожа, чем старше, тем больше. Любит таких татарва, крепко любит. И ни за какие богатства не соглашается вернуть. А в том, что воры именно они, боярин не сомневался.