Ах, как замечательно!

Снег и покой. Умиротворённость и тишина.

На минуту женщина застыла у своего подъезда.

Вот такую зиму любят все: не холодно и красиво!

Во дворе на детской площадке пусто.

Понедельник. Утро.

Ребятишки, кто в садиках, кто в школе и снежная простыня пока сияет белизной.

Но… что это?

Прямо по диагонали через весь двор, нарушая чистоту и негу, грузно шагает мужичок, толкающий скрипящую тележку, которая издаёт всю звуковую гамму одновременно.

«Бомжара, – определила Лида, – чего-то насобирал и весь из себя счастливый идёт сдавать. Как много стало таких людей! Ведь и нестарый ещё, – продолжала она рассуждать».

А бомжара, приблизившись к ней, остановился и произнёс:

– Матерь Божья! Глаза, что небеса!

Лида онемела…

Странно было получить комплимент от человека непохожего на нормального: с торчащей во все стороны бородёнкой, одетого в поношенное пальто, обутого в женские суконные старые сапоги, с рюкзаком за плечами, тощего и, вероятно, очень голодного. И вот это непонятное существо остановилось прямо перед ней и рассыпалось в любезностях! С чего вдруг? И как много о себе мыслит, однако! Может просто обознался? Или решил денег попросить? Так у неё и сумки с собой нет: приболев, два дня из дома не выходила, а сегодня с третьего этажа за почтой спустилась, заодно на улицу выглянула – свежего воздуха глотнуть да на снежную красоту полюбоваться.

Но бомжара денег не просил, а продолжал удивлять дальше:

– Знай! Если что, я не женат.

В один момент глаза Лиды приобрели форму теннисных мячиков!

И почему-то сразу после этих слов мужичок, скосив взгляд на остановившуюся у соседнего подъезда иномарку, резко развернулся и засеменил со своей поющей на все лады телегой в сторону, откуда пришёл.

А из машины вышел молодой человек с кожаной папочкой в руках и на всех парах ринулся за ним.

– Чего он тебе говорил-то? – услышала Лида рядом с собой голос вездесущей соседки с первого этажа?

– Даже не поняла. Что-то про Матерь Божью и небеса, – ответила Лида. О неожиданном предложении незнакомца руки и сердца она смолчала. Ерунда какая-то! Потом не отмыться!

– Помнишь, у нас в сараюшке бомж жил, – продолжала соседка, – мы ещё его всей общагой подкармливали, одевали, обували. Так ведь пропал! А говорят, жена у него была и дети. Почему люди так опускаются?

– Мало ли… Может, из тюрьмы вышел, а податься некуда, а может, по семейным обстоятельствам, – поддержала разговор Лида, – пойду я! Не застудиться бы, только-только поправилась.

– Иди, конечно! – отпустила добрая соседка.

…Лида жила в четырёхэтажке, имеющей статус общежития семейного типа, очень и очень давно. Жила тихо и скромно. Соседям дурными поступками не докучала, поскольку их просто не совершала. Росла в детдоме и сразу после школы, получив от города комнату, устроилась проводником на железную дорогу. О своих родителях ничего не знала и не пыталась узнать. Зачем терзаться попусту? Если бросили, значит, не была нужна, а если умерли, то пусть оберегают её «оттуда».

Сначала работала под неусыпным взором своей наставницы, толстой и очень неприятной тётки, которая всю грязную работу свалила на молоденькую стажёрку, а сама только проверяла билеты да отоваривала пассажиров чаем, имея пусть маленький, но прибыток. Только наставники регулярно менялись, а через год их место заняли напарники. Это уже было не так утомительно и более достойно.

С детства характер у Лиды сложился уживчивый, несклочный, умела стерпеть и забыть обиду. В детдоме иначе не выжить! Все лидеры и свободолюбцы оттуда просто сбегали в поисках более яркой и интересной жизни. А нашей тихоне бежать было некуда и незачем.

Ей было двадцать пять, когда страна забурлила, и жизнь стала меняться. Но новые рельсы в капиталистическое завтра не придумали, и Лидия по-прежнему оставалась хозяйкой в тех же вагонах, тех же поездов, мчащихся с той же скоростью по старым дорогам.

Личное – для неё тоже оставалось незыблемым. Сначала надеялась, что и у неё будет семья. Ведь симпатичная, стройненькая! Потому спокойно ждала, когда тот единственный пассажир войдёт в вагон, она его обязательно узнает, он останется с ней, и как хорошо они будут работать вместе, делясь своим счастьем с путешественниками. Но пассажир, вволю наговорившись и излив перед приятной проводницей душу, выходил на своей остановке и больше в её жизни не появлялся. Само собой получилось, что к одиночеству стала привыкать, да разве можно назвать одиночеством бесконечные поездки в пассажирских поездах!

А нерастраченную материнскую любовь и нежность дарила детям подружки, которая по молодости жила в одном с ней общежитии, а после замужества переехала в большую квартиру своего благоверного, удачно устроившегося в новой жизни.

***

Какое-то время странный разговор с бомжом не выходил у Лидии из головы. Она пыталась вытащить из памяти все бывшие знакомства с парнями и мужчинами, пыталась припомнить похожего на него пассажира, но такого человека не находила.

Потом картинка пропала. Ежедневная суета и работа закрасили то зимнее утро разноцветной гуашью, эпизод в скором времени забылся. Но в жизни всегда и всему бывает продолжение или завершение, как в предложении, которое невозможно без какого-либо знака препинания.

…Наступившее лето стояло жарким, даже очень жарким. В новостях часто сообщали о лесных пожарах, загазованных городах и пересохших реках. Но в самом конце августа значительно похолодало и пошли дожди, а вместе с ними народились белые грибы, причём народилось грибов столько, что собирали их не просто в корзинки, а в багажники автомобилей, прицепы и кузова.

Подруга Лиды пригласила её погостить на выходные в свой загородный дом и заодно заняться сбором белых, поскольку с каждым дождичком их становится всё больше и больше: прямо нашествие какое-то! Подруга обещала, что собранные грибы они сразу отварят, чтобы удобней везти, а по приезду их можно будет переложить в холодильник. А после… Зимой… На слюнки изойдёшь!

Пару раз они вместе сходили в ближайший лес, набрали по большой корзине отличных беленьких и Лида, войдя в азарт, решила ещё разок сбегать до знакомых полянок, пока хозяйка чистила и отваривала собранные впрок боровички.

Корзинка заполнилась быстро, и можно было возвращаться в дом своей знакомой, как потянуло дымом, и сквозь стволы деревьев она увидела неухоженную деревню, состоящую из нескольких старых домов. Самого последнего уже не было, вместо него зияло чернотой свежее пожарище, а над ним продолжали тянуться тонкие струйки сизого дыма.

Деревенька очень отличалась от посёлка, где имела дом подруга. Это был «артефакт» времён социализма с полем заросшим травой и пашней.

Не зная отчего, но Лиде захотелось пройтись по улице этой деревни. Она шла и думала, что когда-то сюда приезжали городские жители и помогали колхозникам с уборкой урожая, а теперь всё заглохло, ничего никому не нужно: ни эта земля, ни люди, живущие на ней…