И когда оно взошло, во второй раз сшиблись они и переломили свои копья о щиты друг друга, а потом вынули мечи и снова принялись наносить друг другу удары. И вскоре ранил Меллкон своим мечом Киннтара, но и сам получил рану. Но, несмотря на раны, продолжали они биться, пока солнце не зашло за горы. «Так что же, – спросил, как и накануне, Киннтар, – продолжим ли мы при свете звёзд или отложим наш поединок до завтрашнего утра?» Не хотелось Меллкону откладывать бой. Видел он, как истомился его противник, но и сам он тоже провёл весь этот день в бою и едва держался на ногах. И он согласился, удалившись в свою палатку, а Киннтар вернулся в Кинн Бейттар и стал думать, что ему делать дальше.

А в Кинн Бейттаре жил в ту пору один человек, имя которому было Гвирдин. Был он когда-то советником могучего короля Крутне, и никому не доверял король Крутне больше, чем этому Гвирдину. Пришёл он к Киннтару и сказал: «Мой король, вижу я, не одолеть тебе Меллкона. Хоть и ранен он, как и ты, но ещё может одержать верх». «Так что же мне делать? – спросил Киннтар. – Он вызвал меня на бой, только в бою смогу я одолеть его и отвести беду от Морвена, который вверг в войну вместе со своими братьями». «Силой его не одолеть, – сказал Гвирдин. – Но можно одолеть хитростью». «Не пристало высокородному воину и королю таким путём добиваться желаемого, – отвечал Киннтар. – Лишь с мечом в руках должен он выходить на врага». «Но что будет проку, если ты падёшь в этом бою, пусть и с мечом в руках? – спросил Гвирдин. – Посмотри, все твои братья пали, ты один остался из рода нашего великого и могущественного короля Крутне. И если ты падёшь, что будет с Морвеном?»

Киннтар призадумался и согласился на то, что предложил Гвирдин. А предложил он послать к Меллкону старинное вино из подвалов Кинн Бейттара, где хранилось оно ещё с тех времён, когда романские торговцы были частыми гостями короля Крутне и привозили ему богатые дары. А в это вино подмешал Гвирдин какое-то зелье. И отвезли это вино в лагерь Меллкона слуги Киннтара и сказали, что это подарок их господина достославному королю Меллкону за отвагу его и смелость. Рассмеялся Меллкон, потому что не ждал подарка от своего противника, а теперь счёл этот подарок за признак его слабости. С миром отпустил он слуг Киннтара и велел раздать вино всем своим воинам. А когда те выпили это вино, то заснули таким крепким сном, что даже разверзнись земля, не почувствовали бы они этого, и выйди из берегов море, и залей всю долину под стенами Кинн Бейттара, не заметили бы они этого. И тогда Киннтар со своим войском вышел из крепости и перебил всех эрегейдцев, потому что были они сонными. Но когда ворвался он в палатку Меллкона и вонзил ему в грудь свой меч, тот проснулся и успел перед смертью ударить своим мечом Киннтара, и оба они упали мёртвыми…

Слушая лорда Кинмаллоха, Бертрам заметил, что Алистер сидит как на иголках. Наверное, ему снова хотелось спросить о чём-то, но теперь он не решался, помня, как посмотрел на него лорд в последний раз, когда он прервал его рассказ. Бертраму и самому тоже хотелось спросить, кто же такой Бруйде. Ведь лорд Кинмаллох говорил вначале, что это предание о Великом Бруйде, но тот до сих пор так и не появился. В остальных именах он уже так запутался, что вряд ли смог бы пересказать – кто есть кто, и кто кого убил. Тем временем лорд Кинмаллох снова умолк, откинулся на спинку кресла, будто что-то вспоминая, потом отхлебнул вина и посмотрел на своих слушателей.

– Так бесславно погиб Киннтар, и уже не осталось на земле сыновей великого короля Крутне, и некому стало носить корону Морвена, – снова заговорил он. – И жестоко отомстили морвенцы за своего короля, хоть и не в честном бою, как полагается доблестному воину, пал он, а стал жертвой собственного коварства. Огнём и мечом прошли они по всему Эрегейду, сжигая селения и разрушая замки. И когда захватили они замок Алтдоннан, где оставался маленький сын Меллкона по имени Бруйде, не пощадили никого. Только верному слуге Меллкона, которому тот, отправляясь в Морвен, доверил своего сына, удалось бежать и увезти с собой Бруйде. А Бруйде был тогда совсем мал и даже не знал он ещё, кто его отец и кто он сам такой. Но морвенцы преследовали их по пятам, так жаждали они уничтожить всех эрегейдцев и особенно сына Меллкона, что лишь в полуночных горах нашли они укрытие.

И жили они там, покуда Бруйде не минуло шестнадцать лет. А когда минуло ему шестнадцать лет, старик призвал его к себе и сказал: «Мальчик мой, до сего дня молчал я и не говорил тебе кто ты, потому что твой отец, хоть он и твой отец, был плохим человеком. Злым и коварным он был, хотя и не последним воином. Но мало ему было власти над Эрегейдом, который оставили ему его отец и отец его отца, пожелал он ещё захватить и Морвен, соседнюю с нами землю. И там он пал не в честном бою, а предательски убитым…» «Почему ты прежде не сказал мне этого?» – спросил тогда Бруйде. «Опасался я, – отвечал ему старый слуга, – что ты станешь мстить за своего отца и наделаешь ещё больших бед, тогда как призвание твоё совсем иное…» «Какое же моё призвание?» – спросил Бруйде…

На этих словах Бертрам, которого давно уже клонило в сон, действительно заснул. И проснулся он, когда лорд Кинмаллох уже завершал свой рассказ.

– …И тогда Бруйде, – говорил он, – вонзил свой меч в ствол священного дуба друйдов и навсегда покинул Морвен, отправившись на восход, за море, и пообещав, что потомки его вернуться лишь когда Морвену снова будет грозить беда.

Договорив, лорд Кинмаллох откинулся в кресле и закрыл глаза. Некоторое время все молчали.

– И кто же стал королём Морвена? – спросил Алистер.

Лорд Кинмаллох задумался.

– Насколько помню, в предании об этом не говорится, – сказал он. – Должно быть, кто-то из сыновей Киннтара, ибо от него вёл свою родословную покойный король Эоган.

– А кто стал королём Эрегейда? – спросил Алистер.

Бертрам, который теперь уже совсем проснулся, недоумевал, почему его друга так интересует всё это.

– В Эрегейде нет королей, – ответил лорд Кинмаллох. – Забыл, как называют они своих правителей, очень уж слово мудрёное. А что до того… Так, должно быть, какой-то родич Великого Бруйде. Но потом его род пресёкся, и между тамошними владетелями началась война…

– И что, они до сих пор воюют?

Бертрам незаметно дернул Алистера за рукав. Ему казалось, что тот уже хватил через край со своими расспросами. Но приятель только отмахнулся.

– Эрегейдцы не отличаются мирным нравом, – проговорил лорд Доннеган. – Во всяком случае, те, которых я знал, могли, пожалуй, поспорить с Калдером…

– Не все, мой друг, – сказал лорд Кинмаллох. – Есть среди них и вполне достойные люди. Мне довелось однажды биться на состязании в Кинн Бейттаре с одним очень благородным человеком из тех мест по имени Русерт. Надеюсь, он ещё жив. Но смута всегда порождает смуту. Когда последний властитель Эрегейда погиб в бою, туда вторглись романцы и некоторые владетели встали на их сторону. Помнится, владетель Лохрохинходосмера был с ними против нас в битве под Дунн-Преттином. И теперь, я слышал, он творит в Эрегейде то же, что лорд Калдер в Морвене. Многих достойных людей изгнал он из своих владений, а иных продал романцам… Однако час уже поздний. Приготовь мне чашу сидра, Алистер, пора ложиться спать, ибо кто знает, что сулит день завтрашний.

Между тем осень уже перевалила за половину. Листва на деревьях стремительно желтела и осыпалась, покрывая словно ковром ещё зелёную траву на лужайках вокруг замка Доннегана. Ночи стали холодными, вода в пруду остыла и уже не нагревалась за день, так что купания пришлось отменить. Теперь чтобы помыться Бертраму и Алистеру приходилось по утрам и вечерам таскать из колодца воду вёдрами и обливать друг друга на заднем дворе, за конюшнями. Даже самая примитивная баня здесь, по-видимому, не была известна. Благородные лорды довольствовались лишь тем, что умывали лицо по утрам, да раз в месяц окунались в бочке с подогретой водой, а простые воины, судя по запаху, и вовсе не мылись месяцами.