• Намылить, смыть, повторить. Надо, чтобы ваши ученики не просто много читали, но и часто перечитывали уже прочитанное. После того как дети поймут основной смысл слов предложения, попросите их вернуться и перечитать то же предложение, доводя беглость до совершенства. Назову три конкретные цели, для достижения которых следует заставлять учеников перечитывать текст по несколько раз.

• Чтобы улучшить первоначальное чтение, которое было невыразительным или постоянно нуждалось в механической коррекции. «Хорошо, теперь мы уже знаем все слова, так что давайте вернемся и прочтем отрывок с нужным выражением. Это же самый интересный момент книги!»

• Чтобы привлечь особое внимание класса к некоторым аспектам смысла либо инициировать обратную связь. «Хорошо, молодцы. А теперь прочтите это предложение [или отрывок] еще раз и постарайтесь показать мне, насколько дети напуганы». «Можете вернуться и правильно прочесть слова, показывающие, что мальчики сильно испугались?»

• Чтобы оживить процесс чтения либо отметить особенно удачные усилия ученика. «Это было просто здорово! А можешь прочитать еще раз, чтобы мы могли еще раз услышать, как отлично ты передаешь голосом неприветливость?»

Понимание текста – то есть его смысла, значимости и релевантности – есть конечная цель любого чтения. Обучить этому крайне трудно, ибо данная способность включает в себя очень много разных аспектов и опирается на огромное множество всевозможных навыков. И все же я решил протестировать истинность одной весьма распространенной предпосылки, о чем расскажу в этой главе. Заключается эта предпосылка в следующем: если учащиеся не в состоянии ответить на вопросы на понимание смысла и релевантности прочитанного ими текста, то они, увы, не понимают более широких концепций, которых эти вопросы непосредственно касаются. На самом же деле многие ученики зачастую не могут ответить на более глубокие вопросы вовсе не потому, что не знают, как мыслить шире или абстрактно, а потому, что они не полностью поняли прочитанное и пытаются совершить своего рода когнитивный скачок с ошибочной базы основополагающих знаний.

Учителя-мастера, за работой которых я наблюдал, очень часто задают детям четкие и трудные вопросы, оценивая, насколько полно и верно те поняли смысл прочитанного, но эти педагоги неизменно обращают особое внимание на преграды, мешающие правильному пониманию, о которых их менее опытные коллеги часто даже не подозревают. Яркий пример – вопросы уровня слов и фраз. Дети, пришедшие в школу без достаточно развитых языковых навыков, часто не понимают разговорных выражений и фраз, а также синтаксиса сложных предложений (например, к какому существительному относится то или иное местоимение). Поэтому вопросы вроде «Кто он в этом предложении?» или «Что имел в виду писатель, написав фразу “Гарри сверкнул зубами”? И что эти слова говорят нам о Гарри?» эффективны не только с точки зрения обеспечения верного и полного понимания основных фактов отрывка, но и потому, что без них не достичь понимания более высокого уровня. Например, в ключевой сцене сказки Клайва Льюиса «Лев, Колдунья и платяной шкаф» сказочный лев Аслан «нападает» (turn on) на колдунью. Юный читатель, не понимающий, что это означает нечто большее, чем просто развернуться (turn around), не способен ощутить, как нарастает напряжение в сцене. Я тут ратую вовсе не за исключительный фокус на вопросах уровня слов и фраз, а за признание того, что такие вопросы не менее важны для выявления пробелов в правильном понимании текста, чем более широкие и глубокие вопросы, которые, как кажется многим, позволяют лучше оценить, насколько учащиеся постигли смысл прочитанного.

Наблюдение за работой учителей-мастеров опровергает предпосылку, что обучение правильному пониманию текста непременно должно опираться на навыки литературного анализа.

Данная проблема усугубляется тем, что многих из нас приучают к такому обучению еще в колледже (а зачастую и в средней школе). Оно становится для нас нормой, и уроки литературы заменяют в нашем представлении уроки чтения. В результате многие учителя пропускают такие шаги, как подтверждение понимания ключевых фраз и событий в тексте, стараясь быстрее добраться до более «глубоких» разговоров о месте читаемой книги в мировой литературе и мире вообще. Они основываются на предположении, что такие обсуждения и дискуссии более сложны, а значит, более полезны. Но это не всегда верно, хотя бы, например, потому, что если дети развивают более прочные навыки понимания текста, а не используют для интерпретации прочитанного уже имеющиеся навыки, в классе формируются более высокие стандарты относительно использования доказательств, подкрепляющих точку зрения ученика.

Далее описаны некоторые основные методики, с применением которых учителя-мастера учат детей в полной мере понимать прочитанное. Я поделил их на три категории, в зависимости от того, на каком этапе учебного процесса они используются: до, во время или после чтения.

Лучшие учителя словесности обычно начинают процесс с предварительного знакомства класса с важнейшими фактами и контекстом, которые надо знать и понимать, чтобы правильно понять текст, который предстоит читать. Если учащиеся, приступая к чтению «Дневника Анны Франк», не знают, кто такие нацисты, они вряд ли почерпнут из этого произведения то, ради чего оно изучается. Предварительно ознакомить детей со справочным материалом обычно намного эффективнее, чем прерывать процесс чтения и пускаться в подробные объяснения, так как при первом подходе большинство недопониманий предотвращается, так и не возникнув, и педагогу не приходится впоследствии ликвидировать их порой весьма негативные последствия. Мои аргументы в пользу предварительного ознакомления с материалом многим из вас покажутся излишними, но все дело в том, что учителя-мастера подходят к этой задаче способом, несколько отличным от того, который принято считать «типичным». Их способ характеризуется значительно большим акцентом на результате и интенциональности.

Так, когда я начинал свою учительскую карьеру, нас, как и многих нынешних молодых педагогов, учили «вытягивать» контекстную информацию из учеников с помощью так называемых таблиц KWL[25]. В частности, от нас требовали записывать в две колонки, что, по словам учеников, они уже знают и чему, по их словам, им хотелось бы научиться. Но я довольно быстро понял, что в первой колонке детям приходилось описывать свои не слишком обоснованные догадки о том, в чем они практически не разбирались, либо в результате у учителя получался огромный перечень «фактов» с невероятным разбросом по степени важности и точности. Колонка «Хотел бы знать» тоже заполнялась в основном отсутствующими знаниями и навыками, часто весьма специфическими или отвлекающими внимание от того, чему ученикам действительно следовало бы научиться прежде всего, но о чем они зачастую даже не вспоминали. Вследствие чего мне приходилось жульничать. Когда это было нелогично и вообще невозможно, я просто притворялся, будто готов обсуждать любые темы, интересующие моих учеников, а сам говорил, о чем надо. Впоследствии, наблюдая за учителями-мастерами, я с немалым облегчением обнаружил, что первым делом педагог может (и даже должен) предоставить детям всю необходимую предварительную информацию – прямо, четко и организованно. А составление более продуманного списка всего, что они хотели бы знать, следует оставить на время чтения или после него. Десять минут продуманных и предоставленных учителем четких фактов, после чего класс приступает к чтению, как правило, стоят целого часа расспросов типа: «Кто из вас может сказать, кто такие нацисты?» Об эффективности учебного процесса нельзя забывать ни на минуту.