• Последовательность. Сложные навыки, такие, например, как концентрация внимания, редко подразумевают одно конкретное действие. Значит, в подобных случаях эффективные распоряжения должны описывать последовательность четких конкретных действий. Используя все тот же пример, я мог бы посоветовать ребенку, от которого требуется больше внимательности: «Джон, поставь ноги под парту, положи карандаш на стол и смотри прямо на меня». Иногда можно добавить: «Если я пишу что-то на доске, это означает, что вы пишете то же самое в своих тетрадях».

• Наблюдаемость. Заметьте, я описал Джону не просто последовательность конкретных шагов. Все описанные мной действия легко отследить и проконтролировать, все они относятся к разряду наблюдаемых, что чрезвычайно важно. Мои наставления сосредоточены на последовательности конкретных и достаточно простых шагов, в результате у меня есть все основания ожидать их выполнения от любого ученика, а компонент наблюдаемости оставляет Джону очень мало пространства для маневра с точки зрения его личной ответственности за результат. Если же я просто прикажу ему быть внимательнее, как мне потом определить, выполнил ли он мое распоряжение? Следовательно, мне вряд ли удастся эффективно и без проблем призвать Джона к ответственности за невыполнение команды. Мальчик, например, может начать возражать: «Но ведь я действительно слушаю внимательнее». Сознательно либо неосознанно, дети отлично улавливают отсутствие четкой персональной ответственности и используют это в своих интересах. А вот если я скажу Джону: «Поставь ноги под стол, положи карандаш на парту, глаза на меня», то прекрасно смогу увидеть, как ребенок выполнил мое распоряжение. И он прекрасно знает, что я могу проверить, послушался ли он меня, и, следовательно, с большей вероятностью сделает это.

Благодаря четкости команд, которые нельзя неверно интерпретировать и которые достаточно конструктивны, чтобы полностью устранить любую неопределенность, методика «Что делать» позволяет проводить четкую грань между некомпетентностью и намеренным неповиновением. Однако этим польза четкого разграничения этих двух моделей поведения не ограничивается. Когда я прошу Джона быть внимательнее, сидеть прямо или начать работать над задачей, а он этого не делает, чрезвычайно важно понимать, почему это происходит: потому что он не хочет или потому, что не может. Во втором случае проблема в некомпетентности, незнании, непонимании. Если же ребенок не хочет выполнять ваши требования, проблема в неповиновении. Я реагирую на эти ситуации совершенно по-разному.

Если проблема в некомпетентности, мой долг – снабдить Джона нужными знаниями. Если я накажу ребенка за невыполнение требования, которое он просто не может выполнить, наказание будет несправедливым: я накажу его за то, чего он не понимает или не умеет. Это непременно испортит мои с ним отношения и научит его тому, что дисциплинарные меры не связаны с фактическими поступками. Если ребенка наказывают по непонятным ему причинам, наказание кажется ему случайным и необоснованным. Согласно исследованиям психологов, усвоенная беспомощность – то есть отказ от выполнения задачи по причине того, что человек уверен, будто его выбор и действия на самом деле ничего не меняют, – как правило, бывает следствием восприятия дисциплинарных мер как чего-то случайного и бессистемного.

Но если Джон явно не желает следовать моим указаниям, речь идет о намеренном непослушании, и в этом случае мой долг – принять подходящие дисциплинарные меры. Если я не буду действовать четко и решительно в ситуации, когда ученик бросает явный вызов моему авторитету, он создаст прецедент безнаказанности, и его одноклассники станут считать, что он – да кто угодно, кому заблагорассудится, – может поступать так хоть до конца учебного года. Допуская подобное развитие событий, я добровольно отрекаюсь от своих полномочий, от своего долга защищать среду, в которой живут и учатся остальные дети, и, следовательно, лишаю их права на качественное образование. Реагировать на откровенный вызов ученика одними поучениями и увещеваниями так же неправильно, как реагировать наказанием на явную некомпетентность.

Итак, учитель обязан проводить четкую грань между некомпетентностью и явным неповиновением и реагировать каждый раз соответственно. Если вы путаете одно с другим – а так, к сожалению, поступают многие наши коллеги, – это в обоих случаях крайне разрушительно сказывается на культуре класса, и именно поэтому, начав четко и последовательно проводить грань между некомпетентностью и намеренным непослушанием, можно значительно улучшить ситуацию. Возможно, это важнейший компонент методики «Что делать» и наверняка один из самых важных инструментов создания в классе желаемой культуры. Давая детям четкие, конкретные и наблюдаемые указания – достаточно простые и ясные, чтобы любой добросовестный ученик мог при желании их выполнить, – вы проведете эту грань четко и справедливо. Тогда вы сможете поставить перед трудными учениками задачи, которые позволят вам правильно выявить истинные причины их непослушания, и при необходимости обучить детей соответствующим навыкам либо принять справедливые дисциплинарные меры.

Если ученики не выполняют ваших распоряжений и вы знаете, что причиной этого стало их неумение или некомпетентность, либо вам кажется, что для точного определения причины необходимы дополнительные данные, попробуйте видоизменить свое первоначальное требование, разбив его на более четкую последовательность этапов. Предположим, я говорю ученикам: «Возьмите свои папки. Найдите домашнюю работу. Положите ее на угол своей парты», – и вижу, что двое из них этого не делают, достали папки и на этом остановились. Пока остальной класс выполняет распоряжение, я могу сказать, обращаясь уже конкретно к этой паре: «Откройте папки и найдите в левой части свои домашние задания. Достаньте их и положите на парту. Теперь закройте папки. Хорошо. Теперь уберите папки». Так я повторно обучаю детей той части задания, которая оказалась для них слишком трудной. Я обеспечиваю учеников более подробными указаниями там, где они, возможно, были недостаточно четкими (возможно, ребята не знали, где именно в папке лежит домашняя работа, или не поняли, что именно нужно положить на угол парты: выполненное дома задание или всю папку). И даже если мои дополнения были не так уж необходимы, с их помощью я повысил уровень ответственности учащихся за выполнение моих распоряжений. Конечно, можно сказать, я немного нянчусь с этими детьми, зато четко даю им понять, что мне известна причина их непослушания и я не собираюсь бранить и наказывать их за это, а хочу помочь им исправить ситуацию. Как бы там ни было, этими действиями я повышаю вероятность успешного выполнения команды, а в противном случае смогу безошибочно определить, что имею дело с незначительным неповиновением, и применить соответствующее наказание с полной уверенностью в его абсолютной справедливости. Это позволяет мне принимать дисциплинарные меры без каких-либо сомнений и колебаний, притом максимально быстро, последовательно и логично.

Повторно использовать методику «Что делать», предполагающую большую четкость и конкретность распоряжений, зачастую бывает полезно в кризисных ситуациях. Однажды, в бытность мою воспитателем в школе, я был вызван в класс, в котором учительница безуспешно пыталась отправить ученицу в кабинет директора. Девочка отличалась трудным характером и часто нарушала порядок. На этот раз она просто отказывалась выполнить приказ учительницы и упрямо оставалась на месте. Понурив голову, она игнорировала любые распоряжения. Весь класс смотрел на меня, а я наклонился над ее столом и очень тихо, но твердо сказал: «Кристина, пойдем, пожалуйста, со мной». Девочка не шелохнулась. В глубине души я порадовался тому, что начал говорить с ней спокойно и конфиденциально, но отлично понимал, что время в данной ситуации работает не на меня. По чистому везению или просто инстинктивно – тогда я еще ничего не знал о замечательной методике «Что делать» – я продолжил: «Кристина, отодвинь стул от парты и встань рядом». И это распоряжение Кристина выполнила сразу и точно. «Хорошо, – сказал я. – А теперь пойдем со мной».