Ефросинья, понимая, что является сейчас источником конфликта, не спешила менять своего положения, так как, в конце концов, посуда все равно будет ждать её после окончания полов. Она лишь краем глаза видела, как два антагонизма враждебно посмотрели друг на друга.

Наталья покинула кухню.

Часы пробили два часа ночи. Музыка от оркестра все ещё была слышна даже на кухне. Грузная Миланья, держа в одной руке свечу, и, опираясь второй на стол, сердито ворчала:

– Вы, две, готовы?

– Да-да повар, – отвечала Оксана, держа подсвечник в руке.

– Ефросинья? – голос Миланьи прозвучал с угрозой.

– Иду, только вот залью огонь и умою руки.

– Не испытывай моего терпения, детка.

Ефросинья схватила свечу и мигом последовала за Оксаной. В процессии они пошли по длинному коридору, прошли кладовую управляющего, комнату кастелянши и уже почти достигли ступенек, ведущих вниз, как дубовая двойная дверь отворилась, и тетка Наталья вошла, подгоняема волной музыки. Закрывая позади себя дверь, она прошептала:

– Не желает ли кто взглянуть на бал?

Казалось, этого момента Ефросинья ждала весь день, но, уставшая до безумия, она лишь только желала добраться до своей постели. Слава богу, что Миланья отвечала строго и прямолинейно:

– Спасибо, Наталья. Я уже сыта по горло развлечениями.

– Ну а ты, Ефросинья? Не правда ли? – Наталья слегка наклонилась к ней так, что в её сияющих глазах отразилась горящая свеча. По глазам было видно, что она уже успела слегка подогреть свой организм алкоголем. Ефросиния, несмотря на полную усталость, чувствовала себя обязанной этой женщине, которая помогла ей войти в дом Выговских пока временно, но в дальнейшем, вполне возможно, что и постоянно. А может, они будут связаны и на долгие годы. Поэтому Ефросиния всегда была готова удовлетворить желание своей покровительницы. И она сначала кивнула головой, а затем и подтвердила словом:

– Спасибо вам, теть Наталья.

– Я знала, что ты согласишься, – Наталья обняла её как дочь, – тогда погаси свою свечу.

Продолжая держать её за руку, Наталья провела её через дубовые двери и, в углу галереи, они приостановились. Наталья прошептала:

– Подождем здесь, пока снова заиграет музыка, и они начнут танцевать.

Ефросиния мигала глазами от светящихся люстр, подвешенных вдоль галереи. После тусклого кухонного освещения этот яркий свет нервировал её. А этот запах, такой теплый и душистый, словно от ночного сада, кружил её уставшее сознание.

– Так, они начинают, – Наталья осмотрела галерею и, сказав: – Постой здесь тихонько, – прошла вдоль галереи к дальнему окну. Там она остановилась и позвала рукой Ефросинию.

Слегка взбодрившись от возбуждения, она пошла вперед, не преставая удивляться прекрасной музыке от оркестра внизу, а также непонятно мягкому ковровому покрытию, которое не просто смягчало её шаги, делая их бесшумными, но создавало ощущение какого-то легкого полета. Так она проплыла вдоль дверей спальных комнат и далее, вдоль четырех длинных окон, к тому месту, где стояла Наталья.

Здесь была небольшая балюстрада, с которой они могли наблюдать за танцами внизу. И хотя Ефросиния могла наблюдать лишь часть зала, радости от увиденного не было предела. Там внизу, в зале, кружились нарядные пары.

Раз, два, три. Раз, два, три и шаг вперед, раз, два, три и шаг назад. Затем кавалеры наклонялись, а дамы приседали; затем кружились, один вокруг другого, и все повторялось. Взглянувши в сторону, она увидела, как Наталья с интересом наблюдает за ней.

– Не правда ли, очень здорово, Фрося?

– О да, да. Это Прекрасно. Прекрасно и изумительно, – она продолжала смотреть вниз, пока говорила. Мысленно продолжая: «Ох, если бы только мама и папа, и маленький Ванечка могли видеть эту красоту».

Как долго она стояла, наблюдая за балом, Ефросиния не помнила. Лишь только вздрогнула, когда Наталья схватила её за руку и втолкнула за занавес у окна. Наталья смотрела в направлении главного прохода и тихо шептала:

– Кто-то идет. Стой там тихо и не шевелись.

За шторой было темно, но Ефросиния, не поворачивая головы, одними глазами взглянула в окно. За стеклом была тихая украинская ночь с её звездным небом и полной луной, проплывающей над небольшим облачком. Она чувствовала, что тетка Наталья продолжает стоять рядом перед занавесью. Затем она услышала голос. Она узнала – это был голос Выговского старшего. Алекс говорил:

– О! Вы здесь, Натали. А я вас как раз ищу. Это госпожа Елена. Она чувствует себя нехорошо. Наверное, она что-то не то съела, хотя я и не согласен. Пожалуйста, уделите ей минуточку внимания.

По удаляющимся голосам Ефросиния поняла, что они стали уходить по галереи. Она слышала, что Наталья отвечала Выговскому, но уже не могла разобрать что.

Музыка продолжала играть, но теперь уже была более медленная и мягкая. Ефросиния поняла, что ей отсюда так просто не выбраться.

После некоторого ожидания она аккуратно присела на подоконник, стараясь не задеть занавес. У неё сейчас было только одно желание, чтобы тетка Наталья скорее вытащила её из создавшегося положения. Усталость снова навалилась на неё. Её суставы заныли от сидения на корточках, и всё же она боялась сменить позу. Если бы она была бы служанкой или официантом, обслуживающим вечер, и была бы одета соответственно, то смогла бы свободно покинуть сейчас убежище, и пройти по галерее на выход, не боясь повстречавшихся на пути господ. Но замызганное платье и запятнанный передник с помятым колпаком – не подходящее одеяние для персоны в этой части дома и, особенно, в такой вечер.

Минуты прошли. Они казались часами, но Наталья не возвращалась. Тогда она осторожно раздвинула пальцами занавес и, видя, что никого в галерее нет, начала свое движение. Сначала тихо и аккуратно, сойдя с подоконника, а затем, словно ящерица, она проскользнула вдоль окон. Она почти достигла последнего окна, как в этот момент музыка остановилась и в тот же миг открылась дверь. Послышались веселые голоса. С быстротой кошки она снова вернулась за занавесь последнего окна.

Стоя на коленях и опершись на руки, она вновь почувствовала себя на подоконнике загнанной в капкан. Её дыхание почти остановилось, когда она услышала голос хозяина. Наверное, он был в двух шагах от неё. Он оживленно говорил и смеялся с кем-то, как будто прямо в ухо Ефросинии. Затем галерея стала наполняться другими голосами женскими и мужскими, с шорохами движения ног и шуршанием платьев. С ужасом она почувствовала боль в суставах и медленно, сдерживая дыхание, повернулась на бок. Она прилегла, поддерживая голову рукой. Наверное, если её обнаружат в таком положении, ей будет не так стыдно, чем стоя на четвереньках. Ещё была надежа, что начнет играть музыка, и эти голоса покинут галерею. Но когда оркестр продолжил, голоса не исчезли. Бас Выговского смешивался с музыкой, которая сейчас была медленна и мягкая. Музыка и бас хозяина дома становились все мягче, все нежнее и постепенно удалялись. Ефросиния впала в сон…

Минут десять спустя, когда галерея опустела, тетка Наталья вернулась, чтобы освободить Ефросинию. Убедившись, что за шторой никого нет, она с облегчением подумала: «А девчонка молодец, она всегда была шустрой».

Ещё через полчаса бал подошел к концу, и галерея заполнилась гостями. Счастливые пары, покидая дом Выговских, говорили прощальные слова и счастливые пожелания хозяевам. Последними из гостей были господа Коцюбы. Ольга говорила:

– Я надеюсь, будет справедливо, что свадьба состоится, и вскоре мы будем чествовать молодых, и желать им счастья.

– Без сомнений, Ольга, без сомнений, – Алекс пожимал Бродскому руку и, наклонившись, посмотрел в сторону, где Ольга и Елена обнимали друг друга, как две преданные сестры.

Виктор эффектно ухаживал за своей будущей женой. Грациозным движением руки он помог ей взобраться в карету. Он был также быстр, обогнув карету, и помог своим будущим теще и тестю. Не дожидаясь, пока карета скроется за воротами, делая крутой поворот, Виктор уже был в доме. Проходя родителей, беседующих у окна в галерее, он на мгновение приостановился.