Июльские решения Политбюро означали переход к новому этапу развития вооруженных сил СССР: на место армии, оснащенной вооружением из запасов времен Первой мировой войны, должна была прийти современная армия, не уступающая по боеспособности лучшим войскам мира.

Однако годы первой пятилетки были весьма далеки от реализации этих планов. Современная техника стала массово поступать в армию практически только в 1932 г. (последний год пятилетки) и не могла оказать существенного влияния на рост боевых возможностей РККА, прежде всего, вследствие отсутствия инфраструктуры для ее эксплуатации и недостаточности проработки вопросов боевого применения.

Темпы мобилизации, сосредоточения и стратегического развертывания вооруженных сил во многом определяли ход операций начального периода войны. Противники СССР на западе имели значительно более густую железнодорожную сеть и меньшие размеры территории, что позволяло им значительно быстрее произвести мобилизацию и стратегическое развертывание армии. Проблема превосходства противника в темпах развертывания была важнейшим фактором, определявшим возможность отступления советских войск в начальный период войны вглубь своей территории, что, в свою очередь, вызывало необходимость проведения эвакуации. С другой стороны, именно стремление произвести развертывание советских войск в как можно более короткие сроки требовало максимально задействовать железнодорожный транспорт для воинских перевозок. Это накладывало существенные ограничения на объемы эвакуационных перевозок, которые, наряду с другими народнохозяйственными транспортировками, в мобилизационный период планировались по остаточному принципу.

Развертывание войск в начальный период войны вызывало огромные затруднения еще до Первой мировой войны. Низкие темпы развертывания русской армии стали одним из важнейших факторов, определявших ход военных действий не только на восточном, но и на западном фронте в 1914 г. Длительные сроки, необходимые для мобилизации русской армии, также в немалой степени повлияли на перерастание международного кризиса лета 1914 г. в мировую войну. При разработке первого советского мобилизационного плана Штаб РККА столкнулся с теми же трудностями, что и русский Генеральный штаб. Эти трудности усугублялись плачевным состоянием железнодорожного транспорта после окончания иностранной военной интервенции и Гражданской войны: из строя было выведено 80 % железнодорожной сети, разрушено 4 000 мостов, большая часть паровозов нуждалась в капитальном ремонте[204]. К 1924 г., когда был разработан и принят первый воинский график[205], объем железнодорожных перевозок достиг 63 % от уровня 1913 г.[206]

К 1926 г., когда были введены в действие мобилизационный план «5 ЗЕ» и воинский график 1926 г., объем железнодорожных перевозок достиг уровня 1913 г.[207] Восстановление работы железнодорожного транспорта было достигнуто во многом благодаря усиленной эксплуатации и без того изношенного подвижного состава и путевого хозяйства отечественных железных дорог. В ходе работы над мобилизационным планом 1928 г. выяснилось, что мощность железнодорожного транспорта не позволяет произвести перевозки в объеме, предусмотренном планом «5 ЗЕ». В результате численность армии, развертываемой по мобилизационному плану 1928 г. (мобилизационный план № 8), была сокращена с 3 313 440 человек, предусмотренных планом «5 ЗЕ», до 2 900 000 человек[208]. План перевозок по мобилизационному плану № 8 стал первым, достаточно проработанным советским планом мобилизационных перевозок. Одним из элементов этого плана являлся эвакуационный план 1928 г.

Развитие железнодорожного транспорта в годы первой пятилетки значительно отставало как от развития народного хозяйства, так и от потребностей вооруженных сил. Одним из принципов экономической политики в годы первой пятилетки являлось приоритетное развитие глубинных районов СССР, что обеспечивало большую устойчивость экономики страны в условиях войны. Такой принцип размещения производительных сил ограничивал экономический рост в подлежащих эвакуации районах СССР. В то же время развитие экономики глубинных территорий страны привело к отставанию развития приграничных дорог, выполняющих основной объем мобилизационных и эвакуационных перевозок, от общего уровня развития железнодорожного транспорта. Так как в годы первой пятилетки железнодорожный транспорт не был приоритетным направлением капиталовложений, увеличение перевозок во внутренних районах СССР во многом шло за счет железнодорожного хозяйства западных районов страны, В итоге, если в 1930 г. на западных приграничных дорогах насчитывалось 4 207 паровозов, то к 1932 г. их число сократилось до 3 728, в то время как на дорогах восточной части СССР, практически не участвующих в мобилизационных перевозках, число паровозов возросло с 6 193 до 7 460[209]. Кроме того, новые мощные паровозы направлялись, прежде всего, на дороги, обслуживающие внутренние районы.

В результате этого паровозный парк приграничных дорог практически полностью состоял из паровозов серий О[210], Щ[211] и Р[212]. Такое положение с подвижным составом на западных дорогах существенно ограничивало объемы перевозок в период мобилизации, в том числе эвакуационных.

В то же время планируемый объем перевозок в мобилизационный период в течение первой пятилетки постепенно возрастал. Если мобилизационный план № 8 (1929 г.) предусматривал развертывание армии численностью 2 977 629 человек, то по плану № 10 (1930 г.) это число должно было составить 3 175 324 человека, а согласно плану № 11 (1932 г.) уже предполагалось развертывание армии численностью 3 572 000 человек (без переменного состава территориальных частей). Количество лошадей в армии по плану 1932 г. возросло почти вдвое по сравнению с планом 1928 г.: с 950 000 до 1 787 000[213]. За годы первой пятилетки значительно возросла и техническая оснащенность Красной Армии. Соответственно возрастали и объемы воинских перевозок.

Из приведенной таблицы видно, что «узким местом» в обеспечении воинских перевозок было не общее наличие «здоровых» паровозов, а их распределение по железнодорожной сети.