Поскольку он достаточно долгоживущий – только в этом случае может сохраняться информация, – то, казалось бы, на роль информационной матрицы подходит нейтрино, взаимодействие которого с окружающим веществом (рассеяние и поглощение) очень слабое. К тому же пространство и все материальные тела пропитаны нейтринным «газом», образовавшимся на ранней стадии формирования Вселенной.

К сожалению, нейтрино движутся со скоростью света, и локализация информационных структур с их помощью просто невозможна. Да и крайне слабая способность к взаимодействию исключает всякую возможность обмена информацией с нашим мозгом. За всю жизнь с нашим телом успевает провзаимодействовать всего лишь считанное число квантов нейтринного поля.

Спасти положение пытаются с помощью гипотезы о некой супертонкой материи – «микролептонном поле», которое, подобно реликтовым нейтрино, заполняет пространство и в то же время обладает всеми качествами, необходимыми для информационной матрицы. Аналог мирового эфира, обсуждавшегося физиками в конце прошлого века. Чтобы объяснить, почему его не чувствует ни один физический прибор, в то время как этот «эфир» активно взаимодействует с веществом нашего мозга, приходится вводить еще гипотезы. Вопросы тут нарастают лавиной; их больше, чем ответов.

Для объяснения удивительных способностей экстрасенсов, особенно когда речь идет о таких недоказанных, но волнующих воображение феноменах, как телепатия, телекинез, ясновидение, часто привлекается также гипотеза о так называемом торсионном поле.

Как известно, источником гравитационного поля является масса тел, источником электромагнитного поля служат электрические заряды. Масса и заряды – строго сохраняющиеся, не исчезающие и не возникающие из ничего величины. Кроме этого, все тела, от микрочастиц до космических объектов, обладают еще одной подчиняющейся закону сохранения характеристикой – угловым моментом (моментом количества движения, если следовать языку учебника). Сторонники торсионной гипотезы считают, что это не случайно и угловой момент, на самом деле, тоже некий «заряд», порождающий специфическое «торсионное» (крутильное) поле.

Такое поле должно излучаться любым вращающимся предметом: при поворотах карандаша в руках, колесами движущегося автомобиля, даже кружащейся на сцене балериной. Мир заполнен торсионными полями, с их испусканием и поглощением должна быть связана огромная энергия, особенно в космосе. Ничего подобного не наблюдается, и энергетический баланс происходящих вокруг нас процессов с высокой точностью сходится без всяких торсионных добавок. И уж совсем фантастическими выглядят свойства, приписываемые торсионному полю: оно распространяется со сверхсветовой скоростью, практически мгновенно передавая информацию на расстояние в сотни и тысячи километров и почти без ослабления проникая сквозь толщи вещества.

Такие фантастические предположения сразу же приводят к огромному числу противоречий и парадоксов. Например, с помощью сверхсветовых лучей можно воздействовать на прошлое и лаже убить самого себя в колыбели. Разрываются причинные цепи, мир превращается в хаос… (Подробнее о сверхсветовых парадоксах см. статью автора «И снова свет быстрее света» в «Знание – сила», № 4 за 1997 год.) И хотя, несмотря ни на что, авторы торсионной гипотезы утверждают, что они видят проявления торсионного поля на опыте и даже располагают компактными генераторами торсионов, ни один контрольный эксперимент не обнаружил их следов. Все это из области «чудес», о которых рассказывается в книге о Роберте Вуде.

А то, что отдельные лица действительно обладают уникальной чувствительностью и умеют излечивать заболевания, трудно поддающиеся обычным медицинским методам, что подтверждается богатой практикой.

Не стоит приходить к экстрасенсу с ангиной или корью, успешно излечиваются лишь недуги, тесно связанные с психикой пациента. По моим наблюдениям, экстрасенсорное лечение – одна из разновидностей психотерапии. Наверное, с этим не согласятся многие экстрасенсы, но никаких особых, выходящих за рамки современной науки полей и других физических агентов в их деятельности, как правило, не обнаруживается. Правда, известно очень небольшое число случаев, которые не удается объяснить. Не исключено, что тут есть нечто новое, хотя скорее всего – просто наше неумение объяснить сложное, многофакторное явление. Нужно более детальное изучение.

То, что на поверку в практике экстрасенсов нет ничего сверхъестественного, нисколько не умаляет их заслуг: они умеют с большой пользой делать то, чего не могут другие. И пусть делают! Конечно, не стоит обращаться ко всякому, кто объявляет себя экстрасенсом-целителем. Это столь же опасно, как самолечение. Целительством имеет право заниматься тот, кто имеет специальное медицинское образование или работает под надзором врачей, как это делается, в частности, в научно-исследовательском центре ЭНИОМ.

Что касается телепатии, ясновидения и других подобных явлений, то тут масса наблюдений и споров и ни одного достоверного факта. Но об этом – особый разговор в одном из следующих номеров нашего журнала.

Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. Перевод с французского И.А. Шматко. М., Институт экспериментальной социологии; СПб., Алетейя, 1998, 160 с. (серия «Gallinicum»)

Постмодернизм как таковой никогда не относился к числу главных предметов занятий Ж.- Ф. Лиотара (родился в 1924), однако ему суждено было стать одним из ведущих авторитетов в самопонимании этой эпохи. Книга, стяжавшая автору международную известность, написана им, по сути дела, к случаю, как доклад по заказу Совета университете в правител ьства Квебека. Она сразу же (1979) вызвала фурор в евроамериканском мире, поскольку ей удалось совпасть с основными ожиданиями тогдашней интеллектуальной аудитории и ответить на занимавшие эту аудиторию вопросы так, что это было немедленно принято.

Не прошло и двадцати лет с момента выхода книги на языке оригинала, как мы дождались и русского ее перевода. За это время книга успела стать классической и, как все классические книги, повлиять на складывание того самого состояния постмодерна, которое в ней описывается.

Не стоит огорчаться, что мы-де настолько «запаздываем», это вполне может быть отнесено к числу наших преимуществ. У каждой культуры свое время, и в 1979 году русский читатель вряд ли смог бы оказаться восприимчивым к проблематике «постмодерна». Мы, только вступающие в свою «постсовременность», уже имеем возможность увидеть и оценить ее состояние извне.

Основная, по Лиотару, черта, отличающая новейшую эпоху от всех предшествующих, – радикальное недоверие к тому, что он называет «метарассказами», к любым цельным, всеохватывающим системам описаний и оценок существующего. По сути дела, он имеет в виду идеологии, но это слово предпочитает не употреблять. Это вообще кризис «легитимации» – принятых форм оправдания и обоснования всего, что происходит в обществе. То, что в предшествующую эпоху принималось за надежное, достойное доверия и даже единственно верное знание (а таким прежде всего было знание научное), теперь таковым уже не оказывается. Это подрывает традиционные формы социальных институтов и связей, сложившиеся в предшествующую эпоху формы власти. Знание – и это очень характерная мысль для всей эпохи в целом – теснейшим образом связано с властью.

Лиотар пишет и об агрессивном неприятии любых претензий какой бы то ни было из форм рациональности на господство (это, конечно, прежде всего камень в огород науки), отчего все прочие ф°Рмы рациональности и жизни оказываются неполноценными, незрелыми, неправильными. Нет и не может быть, уверен он, никакой универсальной рациональности, никакой пригодной для всех формы жизни, никакого применимого ко всему подряд языка описания. Любое подобное притязание заключает в себе опасность террора.