Уйдя на пенсию, они тоскуют по кругу сослуживцев. «А я опять тоскую по работе, а вернее по общению с какими-никакими людишками» (10.3.86).

У поколения детей (60-е годы рождения) работа и досуг уже совершенно разделены. Работа – докука. «Работа не нравится ужасно» – лейтмотив в письмах детей.

Одна девушка бросает ненавистную работу оператора ЭВМ и становится продавцом (1983, лето). Другая девушка, бухгалтер по профессии, пишет: «Сегодня на работе мне совсем нечего делать: утром перерисовывала орнамент для кофты, потом писала письма. Затем ходила в гости к девчонке в другой кабинет, теперь вот опять пишу письма… пока нет большой работы и наша крыса – главная не видит» (17.1.85).

Дочь пишет матери: «Мам, ты спрашиваешь про работу, ничего страшного, просто мне не нравится работать на производстве» (19.11.81). Зягь мечется, то трудится монтажником, то переходит в МВД и работает в тюрьме.

Род занятий не выбирают в соответствии с гем, что называют профессиональным призванием. Имеет место диффузное неудовольствие, как в народной песне: «Не знаю, надо иль не надо, / Хотел ли я иль не хотел…». Это неудовольствие выражается в равнодушии к официальным ценностям. Люди не видят жизненного смысла в том, чтобы их не то чтобы искренне принимать, но хотя бы постоянно подтверждать. А такой смысл явно был у отца Елены Петровны.

Смена в поле социальных ценностей прослеживается в отходе от официального идеологического языка. Надо прямо сказать, что этот язык выведен за пределы семейного круга. В общем-то, здесь нет людей, мыслящих языком плаката. Этот язык сохраняется лишь для обращения в официальные инстанции. Например, Елена Петровна использует его, когда пишет письмо на XXVII съезд КПСС, чтобы выручить сына из армии. Дома этот язык не нужен. Разговоры «о политике» – предмет иронии. Это признак старости и повреждения в уме: старенький папа «стал болтливый, суетливый и все о политике рассуждает» (ноябрь 1978).

Раньше я читала записки советских людей первого поколения бывших крестьян. Там идеологические слова использовались некритически, между ними и человеком, их использующим, дистанции не было. Следы прежней ситуации присутствуют лишь в письмах матери Елены Петровны, которая как раз принадлежит к этому поколению.

Жена бригадного комиссара была не очень грамотна, но повторяет слова, подхваченные у мужа или раньше в школе: «Сегодня поповский праздник рождество я нечего не делаю» (1977, январь). При этом она ходит в церковь: в одном из писем сын спрашивает ее, была ли она на торжественной службе в соборе (3.9.77).

В семье был человек, который имел самое непосредственное отношение к официальной идеологии: брат Елены Петровны, преподаватель научного коммунизма. По идее, он должен жить в языке и ритуале идеологии. Но и у него официальный язык лишь обрамляет жизнь. Ему все равно, что обсуждать на семинарах – проблемы развитого социализма или построения правового государства (которые он обсуждал в апреле 1989 г.). Его волнует главным образом слишком быстрое изменение программ: «Учебный год идет с измененными программами, а это неприятно. Программы нестабильны, на будущий год новые изменения» (4.5.90)*

Он больше думает о кредите, страховке, налогах, рассрочке на подписку. В конце восьмидесятых – начале девяностых годов в период бума периодики он выписывает не «Новый мир» или «Наш современник», а «Твое здоровье» и «Физкультуру и спорт». Его интересуют системы питания и способы продления жизни.

Поколение детей совершенно дистанцировано от официального и идеологического языка. Он возникает главным образом в иронических контекстах. Например, девушка, которая любит поспать по утрам, пишет, что ее будят, пока не проснется комсомольская совесть. «Выговор с занесением в личное дело» – шутливая угроза, упрек за то, что адресат не пишет (7.2.85). Работа на садовом участке именуется «решением продовольственной программы». Они употребляют выражение «культурно отдыхать», но с иронией, например, когда пишут о весело проведенном дне рождения.

«Хорошие дети» уходят в мир частной жизни: наряду с работой ~ вязание, музыка, сидение дома, поездки на экскурсии по праздникам, спорт и фотография. Они не пьют, культивируют ценности семьи. Сыновья нашей героини идут скорее этим путем.

Другой вариант – складывание нонконформистской «антишкольной» культуры, которая быстро сближается с уголовной.

Из Кустаная в Смоленск: «Ольга Щегай в Ленинграде, письма нам пишет, я ей так завидую, такая блатная стала со всеми перезнакомилась, с неграми познакомилась. Живет в 15-этажном общежитии, с пацанами торчит. Поет в эстрадном, короче житуха такая, можно позавидовать» (11.11.77). «Вчера физику сдала и написала от радости»…

«Привалова почти все экзамены на 5 сдает. Молодец такая девчушка!.

Такая блатная, жаргончики блатные… Дожди заколебали» (16.6.79).

Хороша и работа и компания где можно открыто, без социальной цензуры говорить о своих желаниях, об алкогольных практиках, о желании прогулять. «Яработаю в магазине, мне очень нравится. Все девчонки балдовые, все балдеим… Почти каждую субботу пьем, т.к. день рождения часто… Что хочешь, то и возьмешь, лишь бы деньги были» (31.1.79). «Нет, серьезно, знаешь как торгаши бухают дикий ужас! А я и сама иду в первых числах… Конечно, поживешь в болоте, сам позеленеешь…» (9-12.80).

Вместо приватности возникает подчинение новой коллективности, в которой действуют законы полу-уголовной, а то и просто уголовной среды. В языке – блатная музыка.

Чистых невозможно отделить от нечистых. Зять Елены Петровны работает в тюрьме, друзья и подруги дочери в тюрьму попадают. Вот рассказ подруги дочери об общей знакомой: «Верка устроилась на ламповый завод проработала один день это был день пятница в субботу и в воскресенье нажралась чифиру и теофедрину и в понедельник пошла на больничный и опять та же история в больницу не пошла больничный не закрыт на работу не ходит и в конечном счете она наверное загремит туда где уже была… Я тебе наверное уже писала, что Лютый сидел и когда тот парень освобождался Лютый сказал ему зайти к Верке и помочь ей устроиться на работу поторопить ее чтобы она скорее прислала бланк, Лютый хочет расписаться с Веркой, а теперь Верка ходит с этим парнем живет с ним, и дома у него ночует и называет его своим мужем. Он зовет ее замуж, а она боится, что Лютый придет и зарежет ее» (6.9.86). Это объективное социальное поражение и семьи, и общества. Семейный социальный и культурный капитал растрачен. В масштабах общества создаются предпосылки того, что сейчас называют социальной криминализацией.

Мы незнаем, что случилось дальше. Возможно, члены семьи, тем более представленные новым поколением, сделали новые жизненные выборы. Но чтение переписки, которая охватывает почти двадцать лет. позволяет хорошо ошутитъ, что имеют в виду, когда говорят, что историю делают люди.

P.S. Имя главной героини изменено.

Документы, использованные в статье, выявлены ведущим научным сотрудником ЦДНА Г.И.Поповой.

По Солнцу гуляют торнадо, его оболочка сотрясается: все так же, как и на Земле, только намного мощнее. Новым знаниям о солнечных ветрах и взрывах ученые обязаны европейско-американской солярной и гелиосферной обсерватори и «Сохо». Благодаря спутнику впервые удалось замерить параметры солнечных ветров – гигантских масс газа, выбрасываемых Солнцем в космос. Солнечный ветер может вызывать магнитные бури, способные парализовать работу спутникового и телекоммуникационного оборудования. «Сохо» раскрыл и тайну солнечной короны: известно, что ее температура достигает трех миллионов градусов, а находящейся под ней фотосферы – «лишь» 5500 градусов. По данным «Сохо», магнитные поля Солнца постоянно восходят к верху, подпирая корону снизу. Когда магнитные шлейфы касаются ее, высвобождается огромная энергия, и корона нагревается. Движущей силой этих феноменов является «солнечное динамо»: слой газа толщиной 60 тысяч километров вращается в диапазоне 216 тысяч километров. При этом скорость его вращения все время меняется, следствием чего являются завихрения и хаотические течения. Астрономы надеются получить новые интересные данные.