Когда вы уже готовы вынести свое окончательное и не подлежащее отмене суждение, задержитесь на секунду. Не предрассудок ли продиктовал его? Сохранили ли вы способность воспринимать информацию, ему противоречащую? Не теряете ли вы связь с реальностью, а с ней и рассудок? Возможно, еше не поздно разобраться.

И расстаться с одним предрассудком, чтобы скоро впасть в другой. А все-таки одним предрассудком меньше!

Наталия Козлова

Мне хочется рассказать, как я читала материалы одного из фондов Народного архива. Это была семейная переписка семидесятых – восьмидесятых годов нашего с нами века, которая составляла примерно 1200 писем, открыток, телеграмм (с 1972 по 1990 годы). Эти годы называют годами застоя. Многие не очень молодые люди вспоминают их с умилением: тишь да благодать… Изученные мною послания писали люди рядовые, не занимавшие никаких больших постов, не состоящие в родстве с «историческими» личностями, не диссиденты, не свидетели так называемых исторических событий.

Центральная фигура – женшина, инженер-строитель. Назовем ее Еленой Петровной М. Она родилась в 1933 году, училась, вышла замуж, родила троих детей. С мужем разошлась и стала главой семьи. Это для России стало типичным. Поднимать детей ей помогает мама. Отец – дедушка ее детей – погиб на войне. Родители, крестьяне по происхождению, были родом из-под Липецка. Жизненная траектория отца тоже типична: бывший крестьянин, окончивший военно-политическое училище. В фонде есть его фотография в форме бригадного комиссара. Семья практически ничего не знает о своих предках. Елена Петровна писала в Народный архив «Мне стыдно писать об этом… Я знаю, что все они землепашцы, а больше ничего» (6.9.90). Стыдиться здесь, однако, не приходится. Ситуация весьма обычная для страны, где у более чем восьмидесяти процентов населения деды – прадеды вышли из безбрежного крестьянского моря и где история жизни – не биография индивида, а путь рода.

Семья часто переезжала, отсюда такое множество корреспонденций. Елена Петровна – центр, вокруг которого переписка организуется. Ее собственных писем мало, зато сколько людей ее окружают! Ей пишут дети, большой круг родственников – брат и его жена, невестка, зять и их родители, множество сослуживцев. Кроме того, в фонд вошла переписка ее детей с друзьями, подругами, однополчанами.

Словом, таких семей – тысячи. Они просто жили на Рабочих и Коммунистических улицах и были обычными советскими гражданами, которые принимали жизнь такой, какова она есть.

Явление семейной переписки, которое нынче превратилось в уходящую натуру, меня завораживало. Переписка в культуре недавнего времени – один из ритуалов, которые и создают то, что мы называем семьей. Семья играет огромную роль в поддержании социального порядка. Переписка позволяет сохранять чувство семьи. Это часть повседневных взаимодействий, в процессе которых происходит постоянный обмен. Родственники ритуально обмениваются поздравлениями с семейными и государственными праздниками. По переписке можно понять, чему и как учат детей. Наряду с другими вещами детей учат писать письма бабушкам и товарищам. По просторам огромной страны шли фотографии, на которых запечатлены социально санкционированные моменты семейной жизни, например, вступление в брак. У кого нет дома многочисленных фотографий в загсе?

Фотографии «на смертном одре» пересылаются, когда смерть нарушает целостность семьи. Переписка запечатлевает мир повседневных представлений, обычаев и ритуалов.

Мы все до сих пор удивляемся: как это советское общество потонуло подобно «Титанику»? Метафора годы застоя подразумевает отсутствие изменений. Но даже по этой переписке, которая не более чем песчинка в море социальных взаимодействий, видно: жизнь постепенно менялась. Внимательный читатель увидит, как в эти годы вынашивались перемены.

Письма посылаются в конвертах.

Поздравления пишутся на открытках. Социальный мир организован. На конвертах и открытках официальная картина мира.

Она диктует: эти дни праздничные, а эти нет, эти события и люди – исторические.

Бросается в глаза утрата идеологической резкости тридцатых – пятидесятых. Смягчение сказывается в том, что все больше рядом с официальной символикой возникают символы природы. 1 Мая – праздник не столько труда, сколько весны. Даже октябрь уже не только Великий, а почти что просто октябрь. В поздравлении с «октябрьскими» обнаруживаешь библейскую аллюзию: «Поздравляем с праздником Великого Октября и желаем крепкого здоровья, праздничного настроения и всех благ – земных и небесных» (6.11.82). На открытке в честь Дня Победы серп и молот прикрыты веткой сирени. А за завесой официального языка – мир семейной жизни. Но из времени не выпрыгнешь!

Понятно, что мы не имеем права делать обобщения по переписке одной семьи. Мы лишь фиксируем то, что вычитывается из этого источника.

Примета времени № I – ДЕФИЦИТ Эта проблема занимает огромное место. Люди чутко прислушиваются к пульсу продовольственного снабжения. Складывается впечатление: такой предмет, как недостаток продуктов питания, даже превращается в риторическую фигуру. Об этом пишут, когда не знают, что сказать дальше: «Даже не знаю, что еще написать. У нас в магазине масло свободно, правда оно бутербродное по 3.20 и в пачках» (93.4.83).

Понятно, что об этом предмете более всего пишут женщины, на которых падает основная тяжесть добычи еды. Читая письма, ты попадаешь в ведьмин круг.

Из Липецка в Кустанай: «У нас было все лето очень жарко – 35-37градусов. Конечно засуха. Овощей нет совсем. Поэтому на рынке цены очень высокие… Будет, конечно, трудно. Особенно мне, т.к. я не заготовила себе овощей на зиму. Тут даже паника была: расхватали в магазинах крупу, сахар, макароны и даже соль и спички. Плохо было несколько дней с хлебом, но сейчас налаживается все. Правда круп и макарон пока нет в магазинах» (29.8.72).

Из Кустаная в Смоленск: в Новоросийске «очень плохо с едой. Но я уже привыкла» (11.7.80).

Из Липецка в Смоленск: «В городе начались перебои с молоком, редко бывает масло, колбаса. Валя Рузайкина ездила в Москву и привезла нам 2 кг колбасы и I кг масла» (29.10.80).

Из Смоленска в Новороссийск: «Снабжение по-прежнему плохое. Кроме молочных продуктов ничего нет. В основном на предприятиях организованы пайки, и те, кто том работают относительно живут ничего. Днем еще что-то бывает в продаже, вечером пусто» (17.6.82).

Из Кустаная в Новороссийск: «Масло сливочное мы получаем по талонам по 150 гр. Немного не хватает. Но нечего, обходимся. Колбаса в магазине бывает, постоишь и возьмешь. Мясо только коммерческое говядина 4-30, свинина 3-50. Но нечего, можно жить помаленьку. Овощи есть в магазине картофель 13 коп» (28.3.83).

О дефиците желанного и остро необходимого пишут в эпическом тоне. Это что-то вроде природных сил, к которым человеку остается только приспособиться.

Желать постоянного ассортимента продуктов в магазинах – это вроде как желать хорошей погоды. «Погода не балует, то жара то холод. Нет желанного ровного тепла» (3.8.78) – пишет одна старушка другой. Каждый знает, что столь желанной ровной погоды в нашем климате не бывает. Так и с продуктами питания и прочими товарами. Режим описания – природная данность. Походы за едой, поиск одежды – что- то вроде похода за грибами: то ли найдешь, то ли не найдешь. Люди претерпевают, отсюда пассивная форма вопроса: «Как вас снабжают?». Кто снабжает, какая таинственная сила, от которой зависит человеческая жизнь?