Слушая Орниччо, горожане хохотали до упаду. Часто потом, проходя по улицам Генуи, мы слышали из открытого окна дворца голос какого-нибудь поваренка:

Как-то раз в порту я услышал конец песенки, присочиненный, надо думать, кем-нибудь из матросов:

Люди, восторгавшиеся, как и я, разносторонними дарованиями моего друга, часто уговаривали его оставить Геную, где могут отличиться только купцы или солдаты, и искать счастья при дворе какого-нибудь владетельного герцога.

– Да, да, – говорил синьор Томазо, если он бывал при этом, – при первом же удобном случае я постараюсь, чтобы ты посмотрел свет.

– Хозяин, – возражал на это Орниччо, – от добра добра не ищут. Разве что вы выгоните меня из дому. По доброй воле я вас и Франческо не покину.

Не обладая такими способностями к живописи, как Орниччо, который нередко выполнял за синьора Томазо всю работу, я все-таки нашел способ быть полезным своему хозяину. И это случилось следующим образом. Среди старых манускриптов и книг хозяина я разыскал ветхие, расползающиеся по швам карты.

Они были скопированы, очевидно, неопытной рукой, в латинских надписях встречались грубейшие ошибки; попали они к нашему хозяину, надо думать, через его друзей-капитанов.

Там же, в каморке, я разыскал руководство по мореплаванию, составленное Раймондом Лули. К руководству были приложены карты, исправленные немцем Иоганном Мюллером, известным больше под именем Региомонтана.[14]

И вот однажды вечером я, вооружившись большим куском пергамента, перерисовал наново карту Европы; при этом я пользовался всеми дополнительными картами, имевшимися в моем распоряжении, исправил ошибки в надписях и более четко обрисовал контур морей и островов. Для того чтобы карта лучше просохла, я прибил ее к стене, а сам отправился спать.

Утром мы были разбужены громкими криками, доносившимися из мастерской. Испуганные, мы с Орниччо сорвались с постелей, но оказалось, что это приятель хозяина, капитан Ансельмо, рассматривает карту и восклицаниями выражает хозяину свое одобрение. Он купил ее немедленно, так как ему показалось, что это лучший путеводитель по Средиземному морю.

Он только потребовал, чтобы карта была именная, и я, ради его удовольствия, немедленно сделал на ней надпись: «В лето господне 1492 карта сия вычерчена по приказанию командора Ансельмо Пуджи живописным подмастерьем Франческо Руппи в Генуе».

Это сослужило мне службу: с картой ознакомились другие капитаны и лоцманы, и с этого дня мне стали перепадать заказы по изготовлению и исправлению морских карт.

Так мирно текла наша жизнь, ничем не нарушаемая, пока не пришел день, перевернувший все вверх дном.

Так как день этот сыграл решающую роль в моей жизни, мне хочется рассказать о нем подробнее.

Мы с Орниччо только что вернулись от вечерни. Хозяина не было дома. День был праздничный, и мы не могли заняться работой.

Накануне мы вымыли пол с песком, протерли стекла в окнах мастерской и смазали маслом маленький игрушечный кораблик, подвешенный к потолку. Он так блестел в лучах заходящего солнца, что невольно наши взоры обращались к нему.

– Вот, – сказал Орниччо, – что пользы тебе мечтать о путешествиях! Должно быть, этот кораблик скорее двинется в путь, чем мы с тобой покинем Геную.

Мы уже зажгли лампы, когда синьор Томазо открыл дверь и с поклоном ввел гостя.

– Бьюсь об заклад, – прошептал мне на ухо Орниччо, – что это ростовщик, у которого хозяин занимает деньги. Посмотри, он так и шарит глазами по комнате.

Заложив руки за спину, гость большими шагами ходил по мастерской.

– Где же эти люди? – спросил он вдруг высоким и резким голосом.

– Они остановились в гостинице, – ответил синьор Томазо. – Мой дом слишком мал и беден, чтобы вместить столько народа. Я не знаю, будет ли мне оказана честь его милостью герцогом, но кто-нибудь из его свиты, конечно, ко мне заглянет.

Гость опять стал шагать по мастерской, в нетерпении поглядывая на окна.

Остановившись у карты моей работы, он стал ее внимательно разглядывать. Орниччо то и дело подталкивал меня в бок, а я боялся даже поднять глаза на гостя.

– Отлично сделано! – наконец сказал тот. – Любовь к географическим и космографическим наукам проникает в высокие круги, и сейчас вельможи, дворяне и богатые купцы ради этого отдают своих детей в школы. Врачи бросают своих больных, чтобы заняться картографией, а живописцы оставляют кисти.

Так как хозяин в недоумении смотрел на него, он вынул из кармана объемистый пакет.

– Вот почти одновременно я получил эти два письма: из Флоренции от медика Паоло Тосканелли[15] и из Рима от живописца Леонардо да Винчи. Оба они интересуются моим предприятием и дают советы и указания. Да, карта хороша, – повторил он, бросая взгляд на стену.

– Это работа моего ученика Франческо Руппи, – с гордостью ответил хозяин. – Но он не учился даже в школе. Терпением и трудолюбием добился он таких результатов.

Остановившись за спиной Орниччо, гость с внезапной лаской в голосе спросил:

– Следовательно, это ты так потрудился над картой, молодец?

– Синьор, – ответил Орниччо, – мне думается, что ни один моряк не вернулся бы домой, если бы пользовался картами моего изготовления.

Я с завистью слушал своего друга, так как никогда в жизни не сумел бы так складно ответить чужому и, очевидно, высокопоставленному синьору.

Обняв меня за плечи и подталкивая вперед, Орниччо продолжал:

– Карта, которую вы видите на стене, и многие другие, которые спрятаны в ящиках, все выполнены руками моего друга Франческо Руппи. Несмотря на его юный возраст, страсть к морю и открытиям заставила его полю-бить это интересное и полезное искусство. Он знает имена всех путешественников наперечет, а имя принца Энрике[16] он поминает чаще, чем своего патрона, святого Франциска Ассизского.

– В таком случае он, наверное, слышал обо мне, – сказал гость, закидывая плащ за плечо и приосаниваясь. – Я происхожу из древнего рода мореплавателей. И три могущественнейших королевства спорят сейчас о том, на чьих кораблях я отправлюсь на поиски Индии.

– Как! – не мог удержаться я от восклицания. – Следовательно, вы тот именитый португалец Бартоломеу Диаш,[17] о котором кричит вся Генуя и который, обогнув мыс Бурь,[18] теперь, по слухам, снова намеревается пуститься в плавание, чтобы достичь берегов Индии?.

– «Намеревается»! – перебил меня гость, презрительно улыбаясь. – Пока тяжелые португальские корабли дотащатся до этой южной оконечности Африки, я намерен, плывя на запад, достигнуть страны Сипанго, а затем и западных берегов Индии!

– На запад?! – воскликнули мы все трое в один голос. От волнения у меня перехватило дыхание. Я взглянул на Орниччо, он кивнул мне головой. Я еще раз посмотрел на гостя. Его красные щеки пылали. Он встал во весь рост, а он был на целую голову выше капитана Ферфоллио, самого большого человека в Генуе.

Если бы не высокое достоинство, которое светилось в его взгляде, он походил бы на актера, столь нарочито величествен и округл был жест его поднятой руки.

Две масляные лампы горели справа и слева от него, уподобляя нашу мастерскую сцене балагана.

А может быть, он показался мне похожим на актера потому, что только на подмостках я имел случай видеть знатных людей.