Внезапно поднявшийся ветер налетел на мачту. Я услышал сильный треск, прекрасное еловое дерево подломилось, и через несколько минут мачта, обрывая остатки снастей и шумя парусами, с грохотом упала на палубу. Корабль подкинуло кверху. Страшный шум, вопли и рыдания дали знать, что дело не обошлось без человеческих жертв.

И вдруг после этого адского шума на палубе воцарилось гробовое молчание. Оглянувшись, я увидел на шкафуте величественную фигуру адмирала.

– Матросы! – сказал он громким, отчетливым голосом. И так сильна была власть его над экипажем, что все головы немедленно повернулись в его сторону. – Еще вчера я говорил с вами, как с матросами ее величества, а сегодня я вижу перед собой бунтовщиков, – сказал он с горечью. – Вас смущает недостаток воды? Но ее еще остался один бочонок. И такого количества хватит на несколько дней. Судя по изменению цвета воды, можно сказать, что мы приближаемся к материку.

Тут матросы как будто сорвались с цепи.

– Вашего сына королева взяла себе в пажи, – крикнул Вальехо, – а у меня девять малышей. И они подохнут с голоду, если я не вернусь!

– Мне восемнадцать лет, и я еще хочу жить! – кричал Хоакин Каска. – Мне не нужно почестей, шелков и жемчуга, я просто хочу еще жить!

– Эти люди, – сказал, выступая вперед, Яньес Крот, – выражают желание спустить лодки и отправиться на юго-запад. У нас нет ни провизии, ни воды, а переменив курс, они надеются сегодня же достигнуть островов.

– И ты тоже с ними, Хуан Яньес? – с горечью спросил адмирал.

– Нет, господин мой, адмирал, – ответил бывший трактирщик, пряча глаза, – я, конечно, останусь с вами.

– Слушай, – шепнул мне на ухо Роса, – сегодня ночью заболел Каспар Бедняга. Я несколько раз подавал ему пить. Вдруг я заметил, что Крота нет на его койке. Выйдя на палубу, я заметил, что он возится у бочки с водой. Не подозревая ничего недоброго, я вернулся и лег спать. Потом я пошел известить тебя о болезни Каспара и разбудил Лайэса, чтобы он тебя сменил. Теперь я понимаю, что англичан ни в чем не виноват, история с водой – дело рук проклятого могерского трактирщика. И он же все время баламутит матросов.

– Что ты говоришь, Роса! – воскликнул я. – Почему же ты не вступился за англичанина?

– Что я один мог сделать? – с горечью возразил он. – Посмотри, все точно с ума сошли! Из Могеры нас всего одиннадцать человек, и мы-то все хорошо знаем, что за птичка Хуан Яньес, прозванный Кротом. Но пятеро наших плывут на «Нинье», трое – на «Пинте». Они не станут заниматься чужими делами. А у нас, на «Санта-Марии», Каспар Бедняга лежит в бреду, а Селестин Эскавельо до того боится трактирщика, что дрожит при одном его имени. Слушай, слушай! – вдруг закричал Роса, схватив меня за руку.

Я не знаю, что сказали матросы адмиралу, но в ответ на их речи он с такой силой ударил кулаком по деревянному столу, что щепки обшивки разлетелись во все стороны.

– Молчать! – крикнул он. – Пока я еще ваш адмирал, поставленный над вами королевой, и вы обязаны мне повиноваться. Развяжите немедленно Таллерте Лайэса и заприте в кладовую. Я не позволю расправляться с ним команде. Если он виноват, то предстанет перед королевским судом. Обрубите все мачты и сверните такелаж, осмотрите и осмолите лодки, так как некоторые дали течь. Приготовьте своих больных к отправке. Вы, синьор нотариус, должны будете засвидетельствовать перед их высочествами, что взбунтовавшаяся команда покинула в открытом океане своего адмирала. Кто хочет остаться со мной, пусть отойдет в сторону.

Синьор Марио де Кампанилла, нотариус экспедиции синьор Родриго де Эсковеда, матросы Хуан Роса, Хоакин Каска, Энрико Сальватор, Орниччо и я вышли из толпы и стали рядом с адмиралом. К моему удивлению, после нескольких минут раздумья Яньес Крот также присоединился к нам. – Господин де Эсковеда, – обратился адмирал к нотариусу экспедиции, – я ценю вашу преданность, но прошу вас вернуться с этими людьми в Кастилию и уполномочиваю вас говорить с монархами от моего имени. Я же с этой небольшой кучкой храбрецов буду продолжать свой путь. Мы не нуждаемся в парусах, мачтах и большой команде, потому что течением нас прибьет к материку завтра или послезавтра. Боцман, отдай приказ выводить больных и спускать лодки.

Матросы в смущении, переговариваясь между собой, толпились у бортов.

– Посмотрите, – с презрением сказал адмирал, – они даже бунтовать как следует не умеют.

В ответ на его слова от группы матросов отделился Хуан Родриго Бермехо.

– Ваша милость правильно изволили заметить, – сказал он, почтительно останавливаясь в нескольких шагах от адмирала. – Вся команда смущена происшедшим, ибо мы отнюдь не бунтовщики, а верные подданные наших государей. Не имея ни крошки сухарей, мы неуклонно продолжали бы свой путь, потому что знаем, что человек без пищи может прожить несколько дней. Но под этим жарким солнцем без воды и здоровые не выдержат долго, а у нас много больных. Синьор Мартин Алонсо Пинсон вложил много тысяч мараведи в это предприятие, и, однако, он также предлагал синьору адмиралу переменить курс, для того чтобы избежать гибели.

Хуан Родриго совсем не походил на бунтовщика, но я видел, как, по мере того как он говорил, лицо адмирала заливалось краской.

– Мы хотели бы попросить господина адмирала. – продолжал Хуан Родриго.

– Молчать! – крикнул господин. – Уж не думаете ли вы, что ваш адмирал станет торговаться с вами?. Синьор де Эсковеда, – обратился он к нотариусу экспедиции, – в донесении их высочествам не забудьте упомянуть, что бунтовщики искали заступничества у капитана Пинсона.

Это так мало походило на правду, что от изумления Хуан Родриго выронил шляпу из рук. Но он ничего не успел сказать в свое оправдание, потому что, запахнув плащ, адмирал прошел мимо кучки смущенных матросов и медленно спустился в свою каюту.

Команда наша переживала тяжелые минуты. «Пинте» были поданы сигналы, чтобы она приняла на борт часть нашего экипажа; такое же распоряжение получила и «Нинья».

Матросы слонялись без дела. Голод и жажда томили нас, но редкий из команды обращался за своей порцией воды, помня о несчастных больных, которые в ней нуждались больше нашего. Мне приходилось читать и слышать рассказы о бунтах на бортах кораблей. И должен признаться, что наши матросы вели себя совсем не как бунтовщики.

Прошли уже сутки, но, несмотря на обещание адмирала, нигде не было видно и признаков суши. Возможно, что нам придется плыть еще не один день. Подошедшие к нам «Пинта» и «Нинья» оповестили адмирала, что в их распоряжении имеются запасы воды: на «Пинте» на десять дней, а на «Нинье» – на семь. Принимая во внимание, что теперь это количество придется разделить с командой «Санта-Марии», воды хватит только на четыре – пять дней.

Адмирал почти не показывался на палубе. Орниччо часто и подолгу беседовал с матросами, убеждая их не покидать корабля, но теперь бедные люди не знали, что предпринять.

Рассказ Хуана Росы о могерском трактирщике не давал мне покоя. Мне в голову пришел план, который я решился выполнить, ни с кем не посоветовавшись.

Выждав, пока все улягутся спать, я направился к койке Яньеса. Могерец не спал и возился над своим сундучком. Я подошел к нему, неслышно ступая босыми ногами.

– Хуан Яньес, – сказал я шепотом, внезапно опуская ему руку на плечо.

От неожиданности бывший трактирщик вскрикнул и выпустил из рук крышку сундука, которая захлопнулась с громким стуком.

– А, это ты! – пробормотал он, разглядев меня в темноте. – Чего ты хочешь?

– Яньес, – сказал я, – я стоял на вахте в ту ночь и видел твое злое дело. Несмотря на то что я не объяснил, какую ночь я имею в виду, могерец понял меня тотчас же.

– Мне тогда же показалось, что ты следишь за мной, – сказал он, спокойно открывая сундук и продолжая рыться в своих вещах. – Только я не мог понять, почему ты молчал все эти дни. Ну, значит, теперь мы квиты, – пробормотал он с коротким и омерзительным смешком.