- Что ты имеешь в виду? - я сделал удивленный вид.

- Да ничего особенного, - сказал Семен, - замнем для ясности. А если хочешь поговорить, то потом, не сейчас.

- Ладно… Ну, как там твоя нога? - я резко перевел разговор на другую тему, - Я вижу, с палкой ты уже вполне?

- Вполне, - согласился Семен, - глядишь, через два дня и на самом деле прыгать буду.

- Вот и хорошо, - сказал я, - Афанасий, зови Макара.

Афанасий посмотрел на меня и мрачно сказал:

- Однако, Макар ничего не знает.

- И не узнает, - пообещал я ему.

Потом посмотрел на Семена и Тимура и спросил:

- Не узнает, верно?

Оба кивнули, и Афанасий, повернувшись к сараю, позвал:

- Макар, иди сюда!

Макар вышел во двор, и я сказал:

- Садись к столу. Чапай говорить будет.

Он присоединился к нам и я, налив себе душистого чаю, спросил:

- Скажи, Афанасий, Семен действительно через два дня сможет хорошо ходить?

- Однако сможет, - уверенно ответил следопыт.

- Хорошо. Дорогу до зоны знаешь?

- До какой? Их тут много.

- До той, откуда Семен ноги сделал.

- Знаю, - ответил Афанасий, и в его глазах мелькнуло что-то странное.

Я внимательно посмотрел на него, но загорелое лицо, покрытое множеством мелких морщинок, было бесстрастным.

Помолчав, я отхлебнул чаю и объявил:

- Через два дня на третий мы идем к зоне. Посмотрим, что там делается.

Тимур удивленно посмотрел на меня, Афанасий и Макар послушно кивнули, а Семен только крякнул и сказал:

- Взорвать бы ее на хрен…

А я подумал: интересно, что он еще знает, кроме английского языка?

Мы лежали в кустах, на опушке леса, и в сотне метров перед нами из тумана выплывали столбы, меж которыми была туго натянута колючая проволока. Где-то на краю памяти зашевелились неприятные воспоминания об Ижме, но я без особых усилий загнал их на место, чтобы не мешали в такой ответственный момент.

Посмотрев в бинокль, я увидел, что проволоки было три ряда, и в среднем ряду белыми бобышками светились фарфоровые изоляторы. Значит, там имелось электричество, и оно наверняка было опасно для жизни. Но нас это не касалось никак, потому что мы вовсе не собирались брать зону штурмом и ложиться на проволоку грудью.

Я повел биноклем и увидел вышку, на которой под остроконечным навесом торчал солдат с автоматом. Метров через тридцать была еще одна вышка, потом еще, а остальные скрывались в тумане, но то, что зона охраняется как следует, было очевидно. Афанасий привел нас к зоне с подветренной стороны, поэтому, если там были собаки, они не должны были учуять нас. Сам бы я до такого не додумался, а ведь элементарная вещь… Вот что значит - быть горожанином.

Прошло полчаса, но никаких движений в зоне не происходило, и это уже начало мне надоедать. Я повернулся к Афанасию и прошептал:

- Тут имеется какая-нибудь дорога, по которой вертухаи выходят из зоны?

- Однако есть, - ответил Афанасий.

- Веди нас туда, - распорядился я, - будем языка брать.

- Что? - не понял он.

- Пленного брать будем.

- А-а-а… Тогда лучше на дороге к офицерскому городку.

- Давай.

Афанасий кивнул.

Мы поднялись на ноги и, пригибаясь, направились в лес. Отойдя метров на сто, я оглянулся и увидел, что зона пропала, будто ее и не было. Теперь можно было нормально разговаривать, чем я сразу и воспользовался:

- Значит, так. Афанасий ведет нас туда, где мы сможем захватить какого-нибудь офицера с зоны. Берем его без шума и пыли и уводим в тайгу. Там допросим. Я хочу знать все, что здесь происходит.

- Так он тебе и расскажет, - Семен с сомнением покачал головой.

- Мне - расскажет, будь уверен, - ответил я, - и не такие рассказывали. Они же герои только на зоне, где зеки под автоматами ходят, а на воле - дерьмо собачье.

Семен опять покачал головой, но ничего не сказал.

- Все, пошли, - скомандовал я, и наш небольшой отряд направился вслед за Афанасием, который ориентировался в сумерках не хуже, чем ясным солнечным днем.

Минут через двадцать мы вышли к узкой лесной дороге, и, выбрав такое место, где она хорошо просматривалась в обе стороны, я сказал:

- Здесь.

Мы остановились и, хорошенько осмотревшись, залезли в кусты.

- Эх, закурить бы… - мечтательно прошептал Тимур.

- Я тебе закурю! - пригрозил я ему.

Тимур сделал вид, что испугался, а Семен снял с плеча карабин и положил его перед собой.

- Ни в коем случае, - сказал я, увидев это, - оружие у нас только для самой безвыходной ситуации. Ты представляешь, что начнется, если здесь прозвучит выстрел? Да они нас загонят, как кроликов. Подъем, тревога, оружие к бою, а ведь их тут наверняка целая рота. А нас всего пятеро. Тут нас и похоронят.

- Понял, - ответил Семен и с сожалением посмотрел на карабин.

В это время в тумане послышались голоса - и мы замерли.

Из-за поворота показались две смутные фигуры, потом они приблизились, и мы увидели двух совершенно пьяных прапорщиков, которые, поддерживая друг друга, спорили о чем-то.

- … а я тебе говорю - двойная!

- А ни хрена она не двойная, - радостно возразил другой и громко икнул.

- Ну, как же не двойная, - возражал ему первый, - у нее еще загиб такой спереди.

- Ну и что, что загиб? У них у всех загиб.

- А вот не у всех! Ты у Петренко посмотри, у него и загиб есть, а не двойная.

- Ха! Да он сам отковырял, вот она и не двойная!

- А должна быть двойная. Если капитан увидит, он твоему Петренке голову отвернет.

- Не отвернет, у капитана у самого не двойная, потому что он тоже оторвал.

Я поднял указательный палец и отрицательно покачал им. Только этих двух идиотов нам и не хватало для полного счастья. Прапорщики благополучно удалились, продолжая спор о вещах, недоступных нам, простым штатским, а мы стали ждать дальше.

Следующей по дороге прошла корявая баба в военной форме, которая вполголоса спорила с кем-то невидимым и, судя по ее репликам, одерживала в этом споре убедительную победу. Потом, подскакивая на рытвинах, проехал грузовик, в кузове которого болтались два солдатика, и, наконец, из тумана показалась одинокая мужская фигура, которая не качалась и не разговаривала сама с собой.

Рослый мужчина в форме уверенно шагал по дороге.

Знаков различия видно не было, но по походке было ясно, что это не какой-нибудь задрипанный прапорщик. Я подал знак, и мы приступили к выполнению плана, который разработали еще дома.

Афанасий встал и, закинув ружьишко за спину, вышел на дорогу.

Увидев его, военный замедлил шаг, но, приглядевшись и разобравшись, что перед ним всего лишь обычный абориген-охотник, подошел к Афанасию поближе и остановился.

- Я вижу, вы не понимаете по-хорошему, - начальственно сказал он, и вдруг Семен больно сжал мой локоть.

Я едва не вскрикнул, а он прошептал, дыша мне прямо в ухо:

- Это Штерн. Я сам.

И, ловко извиваясь, отполз в сторону.

- Ну, что ты молчишь, чурка таежная? - напористо продолжал Штерн, - сказано ведь было - не приближаться к зоне. А вы все шастаете тут. Ты знаешь, что недавно побег был? А может быть, ты к нему причастен? Вот я сейчас возьму и арестую тебя, и мы разберемся как следует, что тебе здесь нужно!