- То есть как? - Вертяков нахмурился.

- А вот так. Бригадир говорит - пошли отсюда к такой-то матери, а один из мужиков перекрестился и как даст ему в башню, бригадир с копыт и до сих пор в реанимации. Ну, работяги и завелись, а мужиков человек двадцать было, и все здоровые, да еще с кольями… В общем, побились конкретно.

- И что дальше?

- А дальше… На следующий день - позавчера, значит, братва поехала туда разбираться.

- Разобрались?

- Разобрались. Приехали на пятнадцати машинах и всю деревню раком поставили. Мужиков загасили конкретно, думали, что те угомонятся… Да вот только…

Зубило замялся. Нужно было переходить к более серьезной части повествования, а он знал, что Вертяков не любит плохие вести. Но, зная, что рассказывать все равно придется, он вздохнул и продолжил:

- В общем, ночью мужики подожгли делянку. Ну, не саму делянку, а кухню, два трелевочных трактора и одну палатку. Облили бензином и подожгли. Те, кто в палатке были, еле выскочить успели, один сильно обгорел…

- Это серьезно… - Вертяков достал из пачки сигарету, и Зубило услужливо поднес ему зажженную зажигалку.

- Это серьезно, - повторил Вертяков, - за такое и ответить можно.

Зубило убрал зажигалку в карман и, вздохнув, неохотно сказал:

- Ну, они, в общем, ответили…

- Что значит - в общем?

Зубило помялся и сказал:

- Ну, вчера вечером братва собралась, конкретно побазарили и, как стемнело, поехали разбираться. Машины оставили подальше, чтобы деревенские номеров не запомнили, подошли к деревне и… В общем, подожгли хибары ихние. Четыре штуки подожгли. Так там такой вой поднялся, как на стадионе после гола. Мужики выскочили, а они ведь там охотники все, так что хоть и без штанов, зато все со стволами. А стволы у них, сами знаете - карабины да помповики. В общем - двоих наших положили, а пацаны разозлились и тоже палить начали. Пятерых завалили, а Лаборант с Вованом поймали дочку старосты, разложили ее за сараем и отпердолили во все дыры…

Вертяков ошеломленно уставился в пространство перед собой, сигарета повисла у него на губе, и было видно, что такой поворот событий явился для него полной неожиданностью, и неожиданностью весьма неприятной.

Те люди, которых он считал чем-то вроде говорящих животных, оказались способными постоять за себя. Мало того, конфликт вышел за рамки обычной разборки, и если о двух застреленных бандитах можно было просто забыть, то пять убитых крестьян и изнасилованная дочка старосты могли обернуться серьезными проблемами. Лично Вертякову это пока ничем не грозило, но связь кровавого конфликта с вырубкой заповедного леса была очевидной. Документы, по которым кедровник оказывался вне охранной зоны, выглядели очень убедительно, однако если бы кто-нибудь очень заинтересованный и хорошо прикрытый занялся ими, то результаты такого расследования грозили Вертякову как минимум отставкой.

Нужно было принимать срочные меры, и это выходило за рамки компетенции начальника службы безопасности. Поэтому Вертяков с ненавистью посмотрел на Зубило, крякнул и сказал:

- Да, наворотили вы делов… А мне теперь разгребать дерьмо за вами.

- Ну, Борис Тимофеевич…

- Что - Борис Тимофеевич? - заорал Вертяков. - Что? Уроды, мозгов ни хрена нет, только стрелять и трахаться можете! Пшел отсюда!

Зубило вскочил и торопливо вышел из кабинета.

Вертяков посмотрел ему в спину с таким выражением, будто нажимал на автоматный спуск, но Зубило этого не почувствовал и не повалился на паркет, обливаясь кровью.

А хорошо бы, подумал Вертяков…

Заглянувшая в кабинет Элла Арнольдовна увидела лицо Вертякова и сразу же плотно закрыла дверь. Она знала, что, когда на лице у шефа такая гримаса, лучше к нему не соваться. Однако Вертяков, заметив мелькнувшую в дверях Эллу Арнольдовну, крикнул:

- Элла!!!

Она немедленно открыла дверь и, не входя в кабинет, сказала:

- Я вас слушаю, Борис Тимофеевич.

- Принеси мне коньяку.

Элла Арнольдовна кивнула и скрылась.

А Вертяков, бормоча непристойности, снял трубку и набрал номер брата.

Через несколько гудков голос Саши Кислого произнес:

- Я слушаю.

- Привет, Саня, - грустно сказал Вертяков.

- Привет, Борюня, - так же невесело ответил Кислый.

- Ты слышал?

- Слышал, - вздохнул Кислый.

- Ну и что делать будем?

- Надо думать, - резонно ответил Кислый.

- Вот именно.

Вертяков покосился на Эллу Арнольдовну, которая внесла в кабинет поднос с бутылкой коньяка, рюмкой и нарезанным лимоном на блюдце, и сказал:

- Давай сегодня ко мне, обсудим это дело. Решать нужно быстро, пока круги не пошли.

- Лады, - ответил Кислый, - вечерком заеду.

И повесил трубку.

Войдя в барак, Семен огляделся и, увидев свободную койку с номером семнадцать на спинке, направился к ней. И опять непонимание охватило его.

Койки здесь стояли вдоль стен, а вовсе не высились в два яруса; на нескольких из них спали люди. Вообще в бараке было чисто и тихо, совсем не так, как в фильмах про зону, где блатные урки режутся в карты, у параши копошатся опущенные, а в козырном углу млеет покрытый татуировками пахан, окруженный уголовной свитой.

Больше всего это напоминало армию, когда вся рота находится на занятиях, а в казарме отдыхают дневальные и те, кому по службе не пришлось поспать ночью. Но, поскольку Семен знал, что солдаты здесь только на вышках, то не мог подобрать более подходящего сравнения, чем концлагерь. И все равно непонятная тишина и чистота сбивали его с толку.

Один из находившихся в бараке людей не спал. На койке у окна сидел широкоплечий мужик и что-то шил, далеко отводя руку с иглой. Услышав, как открылась дверь, он поднял голову, скользнул по Семену равнодушным взглядом и вернулся к прерванному занятию.

Семен подошел к своей койке и, недолго думая, завалился на нее. Закрыв глаза, он только теперь почувствовал, как устал за эти пять суток дороги. По телу, наконец-то ощутившему почти мягкий матрас и маленькую жестковатую подушку, пробежала приятная волна истомы. Семен улыбнулся, удивляясь сам себе, и подумал, что зона зоной, а поспать не мешало бы.

Но только он приготовился уснуть, как койка, на которой сидел тот, который шил что-то, заскрипела, и Семен услышал неторопливые шаги. Он подобрался, но глаз не открывал, а только внимательно прислушивался к звуку шагов. Мужик прошел к дальней стене барака, там что-то скрипнуло, зашуршало, потом негромко хлопнула какая-то дверца, и шаги стали приближаться. Семен напрягся и приготовился ко всему. Мужик подошел почти к самой койке, на которой лежал Семен, и остановился. Семен медленно приоткрыл глаза, и в это момент на его живот что-то мягко шлепнулось.

Семен вскочил и увидел, что стоявший в двух шагах от него мужик внимательно смотрит на него без всякого выражения, а то, что упало Семену на живот, оказалось стопкой одежды. Только сейчас Семен обратил внимание на то, что и широкоплечий мужик, и спавшие на койках люди были одеты в добротную серую спецодежду.

- Меня зовут Портной, - сказал мужик, - пойди в кочегарку и прими душ. От тебя несет, как… В общем, помойся с дороги.

Он повернулся к Семену спиной и пошел на свое место.

Семен посмотрел ему вслед, подобрал с полу одежду и спросил:

- А где кочегарка-то?

- Направо до конца, там увидишь, - ответил Портной, не поворачивая головы.

Семен пожал плечами и вышел из барака.

Повернув направо, он пошел вдоль низкого заборчика, отгораживавшего казавшиеся неуместными здесь сварные конструкции армейских тренажеров. Какие тут могут быть тренажеры, подумал Семен, это же не армия, а зона! И вообще - где зеки, где вертухаи? Может быть, он не туда попал?

От этой мысли Семену стало смешно, и он криво улыбнулся.