Ежедневный, а то и по два раза на дню, минет она считала мелкой и едва ли не самой приятной из своих секретарских обязанностей. Остальные дела были не в пример тяжелей, противней, а главное, ответственней. Ведь не зря она прибавку к жалованью у Борюни выбивала. Да и домашний кинотеатр в приемной, по которому она теперь все сериалы глядела, - не только за красивые глазки. И даже не за процедуры - с первой по двенадцатую.

Элла была не просто секретарь и даже не просто помощник. Она стала частью господина Вертякова.

Убери ее - и не будет главы администрации. Один пшик выйдет. Все свои рисковые финансово-воровские пируэты Борис Тимофеевич проворачивал с ее помощью. Элла Арнольдовна была в курсе всех дел хозяина. Зачастую она была осведомлена о нюансах даже более его самого. По долгу службы она старалась быть в курсе всех новостей своеобразной российской юриспруденции, где адвокатские конторы за деньги предлагают уход от налогов или отмазку от армии.

Финансовое образование позволяло ей находить нужные дыры в законодательстве, поэтому каждая экономическая инициатива шефа тут же проходила квалифицированную экспертизу на месте. И пускался глава района во все тяжкие только с одобрения своего серого кардинала. Секретарша, действительно, была не свидетельницей, а подельницей. И, свят-свят-свят, если что - загудела бы она по той же статье, что и шеф, пожалуй. А может, и посерьезней.

Тем более дела в последнее время шли у районного босса не блестяще.

Вот и на этот раз Элла Арнольдовна на вопли Вертякова не обиделась. В древности ее бы за те вести, которые она собственноручно шефу на стол выложила, просто посадили бы на кол. И отнюдь не на тот, на который она привыкла с удовольствием садиться.

Новостей было две.

Вопреки присловью, обе плохие.

Во-первых, со всех сторон выходил облом с интернатом.

На строительство интерната для сирот французской стороной уже был выделен первый взнос, прошедший целевым назначением на счет «Терема». Лягушатники оказались не дураки - и выбрали для строительства самого лучшего подрядчика.

Павел Кондратьевич с Вертяковым был в хороших отношениях, но дани с доходов фирмы никогда не платил - ни власть имущим взяточникам, ни братве. Более того, некогда Борюня сам договорился с братом, чтобы строителя не трогали…

Курица несла золотые яйца. За любой заказ на строительство социально важного объекта со стороны администрации Борюня получал неплохой откат. Это единственное, на что соглашался Павел и чем довольствовался Борис Тимофеевич, но даже это мздоимца устраивало. Всех это устраивало.

Чиновник получал горячо любимые деньги и гарантию строительства коровника или богадельни качественно и в срок.

Строитель - рекламу, позволяющую на высоком уровне поддерживать реноме своей конторы и привлекать новых клиентов, с которыми он уже не особо церемонился при назначении цены - и втрое возмещал недополученную при выполнении госзаказа прибыль.

Но на этот раз французы действовали не через администрацию, а напрямую. Братва, пытавшаяся «пробить» директора будущего приюта, предоставила Сане лишь копии финансовых документов, которые явно свидетельствовали: с этого руководителя можно снять лишь последние штаны. Все деньги шли напрямую в «Терем». А там уже размахивал руками на обустраиваемой площадке темпераментный прораб Бабуани…

Жирный куш, на который рассчитывали Вертяковы, уплывал прямо из-под носа.

Элла знала, что наезжать не «Терем» шеф не станет. Война со строителями могла выйти себе дороже. Не те это ребята, что безропотно себя в обиду дадут. Может получиться похлеще, чем с кедровником…

Значит, с мечтой о летней поездке в Париж можно было расстаться, по крайней мере, на ближайшее время.

Вторая весть касалась как раз кедровника - и была еще неприятнее первой. Депутат Государственной Думы господин Михайлов официальным письмом уведомил, что народные депутаты неожиданно вспомнили о чаяниях народа. Какая-то очередная проверочная комиссия, активизировавшаяся перед очередными политическими реформами, не согласилась с изменением границ заповедника. Нашлись дотошные правдолюбцы, которые вынесли решение вопроса аж на заседание Земельного комитета. Комитетским решением заповедник был восстановлен в прежних границах.

Сам Михайлов вынужден был бить себя пяткой в грудь и доказывать, что это не он верблюд, а те, что готовили ошибочные документы. Что сам он и руками и ногами за справедливость. И что самолично же разберется с тем, кто так попрал народные интересы…

Элла Арнольдовна, прочитав заказное письмо, сразу смекнула, что г-н Михайлов в собственном бессилии, если не в собственной подлости, расписался. А то и приговор смертный сам себе подмахнул.

Не лезла до сих пор в уголовные дела Элка-минетчица. Но дурой-то уж точно никогда не была. И хотя диска с компроматом на братьев Вертяковых ей никто не демонстрировал, логику дальнейшего развития событий она представляла себе вполне.

Да только не сильно-то за судьбу депутата переживала ушлая секретарша. Куда более беспокоил ее тот факт, что теперь Москва событиями в районе может заинтересоваться весьма плотно. И как Борюня отмазываться будет от изнасилования и пяти трупов в Ореховом, она пока представляла себе плохо.

Ведь стоит запахнуть жареным - и партнеры и покровители разбегутся, залягут до поры на дно.

Фирма «Сакура» - япона мать! - исчезнет, будто и не было ее никогда. Останется вырубленный кедровник, обиженные и рассерженные люди, рьяное правосудие и запланированный «стрелочник» - некомпетентный, а то и преступный, глава районной администрации. Со всеми вытекающими для нее лично последствиями.

Спасти ситуацию, Борюню и саму себя, любимую, могли только очень большие деньги. Но они, как известно, с неба не падают. Особенно тогда, когда позарез нужны…

- А скажи-ка, Миша, честно, ты не в федеральном розыске ли часом?

Знахарь удивленно поднял взгляд на Тимура.

Его помощник, секретарь, управляющий, заместитель и китайский мандарин в одном лице с серьезным прокурорским выражением исподлобья глядел на своего патрона. И только в глазах его плясали веселые искорки.

- Обижаешь, брателло, - подыграл Майкл. - За мной уже два года охотится Интерпол, ФБР, ЦРУ и колумбийская наркомафия.

Приняв чистую правду за ожидаемую шутку, Тимур осклабился:

- Тогда вон те, - Тимур мотнул головой так, что длинная косичка его перекинулась со спины на левое плечо, - явно из Интерпола.

Знахарь повернул голову. На другом краю набережной имени речника Энгельса в типовом кафе под открытым небом сидела живописная парочка. Такие же оборванные уши, как и у Тимура, сбитые набок носы, килограммов по сто десять весом - пластиковые стульчики под ними жалобно стонали. Громилы пили пиво, ковырялись в носу и старательно делали вид, будто не обращают ни малейшего внимания на Знахаря со спутником.

- Одного я знаю, - прищурился Тимур, - Лёхан - личность в городе приметная. Он из людей Толяна Зубилы. А Зубило под Кислым ходит. В фаворе. Между прочим, Лёхан еще с двумя бандюками и разводили меня на бабки. Теперь вот, не иначе, очередной геморрой затевают…

- Наплевать, - усмехнулся Знахарь. - Если что и затевают, то только на свои дурные головы. Или задницы?

Он поставил на стол пустую пивную кружку:

- Ну, что? Допивай, да пойдем. Пора нанести визит незабвенному Борису Тимофеевичу…

Тимур подошел к краю тротуара и поднял руку. Поймал мотор - новенький «рено».

- До Амжеевки, командир.

- Далековато. Сорок верст. Обратно пустой…

- По сотке баков в каждый конец.

- Садитесь.

Знахарь увидел, что следом за ними от кафе взял старт битый-перебитый «опель фронтера», куда взгромоздились гориллоподобные провожатые.

- А что, приятель, ты хорошо томские закоулки знаешь?

- Так вам же в Амжеевку.