До противоположного берега, а точнее – до того места, где Чулым вливался в Обь, было не меньше двух километров, и все вокруг меня было огромное, сверху – огромное небо, сзади – огромная тайга, а впереди – широкая мощная река.

И я сидел на берегу этой широкой мощной реки маленький, как муравей, жег свой маленький костерчик и вдыхал своим маленьким носом огромный чистый воздух, которого тут было просто завались.

Благодать!

Катер ушел около часа назад, и теперь я наслаждался одиночеством, покоем и тишиной.

В большом рюкзаке, на который я опирался спиной, была палатка, а также припасы на три дня и всякие необходимые вещи, в том числе – радиотелефон, купленный в Томске за две с половиной штуки баксов. Второй аппарат находился у хозяина катера, и в случае чего я мог обратиться к нему за помощью.

Приземлившись в Томске, я уже точно знал, что буду делать.

Никаких гостиниц, никаких цивильных мест – на хрен все это. Из аэропорта, наняв за сто долларов старый «мерседес», я отправился в город, и водила провез меня по всем нужным магазинам. В результате на заднем сиденье его колымаги образовался вместительный рюкзак, набитый под завязку.

Потом шофер отвез меня в речной порт и, получив двадцатку сверху, отвалил.

Я выбрал из множества частных посудин самую быструю, – во всяком случае два больших черных «меркурия» на корме позволяли надеяться на это.

Катер, к которому я подошел, был белого цвета и назывался «Ништяк».

У хозяина, молодого парня с переломанным носом и изуродованными ушами, длинные черные волосы были заплетены в косичку, и эта оригинальная прическа в сочетании с явной примесью азиатской крови в облике придавала ему почти самурайскую свирепость. Он развалился на просторном баке своего «Ништяка» и, закрыв глаза, курил подозрительно длинную папиросу.

Скинув рюкзак на дощатый настил пристани, я достал сигареты и кашлянул. Парень лениво открыл глаза и посмотрел в мою сторону.

Наверное, я не заинтересовал его ни с какого боку, потому что он снова закрыл глаза и глубоко затянулся. До меня донеслось потрескивание, с которым огонек пополз по куреву, и я понял, что в какой-то степени поломал владельцу «Ништяка» кайф.

Парнишка курил косяк.

Я уселся на облупленный деревянный кнехт, торчавший из пристани, и, тоже закурив, стал терпеливо дожидаться окончания процедуры.

Наконец курильщик покончил с косяком. Отбросив окурок ловким щелчком, он вопросительно посмотрел на меня – дескать, ты еще здесь? Ну, давай, говори, что тебе нужно.

При этом было видно, что его «зацепило», и теперь он был готов с удовольствием побеседовать на какую угодно тему.

Я предпочитал тему речных перевозок и поэтому спросил:

– А твой «Ништяк» быстро ходит?

– Тебе в километрах или в узлах? – поинтересовался речной самурай и сел попрямее.

– Ну, я человек сухопутный, так что в километрах, – ответил я.

Этот парень определенно начал мне нравиться, и я подумал, что, скорее всего, не ошибся в выборе посудины.

– Если в километрах… Сотня устроит?

– Устроит, – кивнул я, – а тебя сотня устроит?

– Сотня чего и за что? – лениво поинтересовался самурай.

– Сотня баксов.

– Ага… – неопределенно отозвался он, – а за что?

– Отвези меня отсюда километров за сто. В какое-нибудь тихое райское место.

– И баксов сто, и километров сто, и скорость сто… – задумчиво ответил он, – кругом сто!

Он засмеялся и вдруг лениво сказал:

– Нет, не устроит.

И снова развалился, уронив голову на свернутый валиком ватник.

Я удивился и спросил:

– А сколько устроит?

– Триста.

Теперь засмеялся я:

– Пятьсот в оба конца. И ни в чем себе не отказывай.

– А я и так не отказываю, – ответил он, – ладно, годится.

Я встал и, подняв рюкзак с настила, швырнул его в катер.

– Что, прямо сейчас поедем? – спросил самурай, поднимаясь на ноги.

– Прямо сейчас, – ответил я и спрыгнул вслед за рюкзаком.

– Ну, сейчас так сейчас, – сказал парень, проходя к маленькому штурвалу, установленному на задней стенке невысокой надстройки.

– Меня Мишей зовут, – представился я, помня, что я до сих пор американец Майкл Боткин.

– А меня – Тимуром, – ответил капитан, протягивая мне руку.

– Слушай, Тимур, – я внимательно посмотрел на него, – а у тебя еще курнуть есть? Посмотрел я на тебя, и что-то мне захотелось вспомнить молодые годы.

– Не спеши, – ответил Тимур, – давай отойдем на пару километров.

И он нажал на кнопку пуска.

Оба «меркурия» глухо заворчали и забулькали, а Тимур сказал:

– Садись в кресло. На скорости лучше сидеть, чем стоять.

– А лежать лучше, чем сидеть, – усмехнулся я, вспомнив поговорку.

– Не скажи, – возразил Тимур, – если ты уляжешься тут на полной скорости, то из тебя всю душонку вытрясет.

– Молчу, – ответил я и забрался в одно из двух высоких кресел, закрепленных за надстройкой.

Второе, пилотское, кресло занял Тимур.

Повернувшись ко мне, он выразительно пошевелил бровями и сказал:

– Деньги утром, стулья вечером.

– А… – спохватился я, – извини.

Вынув из кармана бумажник, я дал Тимуру двести долларов и сказал:

– Деньги – стулья – деньги. Остальное получишь, когда приедешь за мной.

– Годится, – ответил Тимур и, засунув деньги в нагрудный карман ветхой джинсовой рубашки, передвинул вперед какой-то рычаг.

За спиной синхронно взревели два мотора, и «Ништяк» резво прыгнул вперед.

Глядя на воду, я вспомнил прогулку на гоночном катере по Балтийскому морю. Правда, тогда она закончилась тем, что меня угостили кофе со снотворным, но на этот раз такого финала вроде бы не предвиделось.

Речная гладь летела навстречу, под днищем яростно шипела потревоженная мощными моторами вода, а плотный встречный ветер, отбрасываемый ветровым стеклом, улетал куда-то вверх и совсем не беспокоил нас с Тимуром.

– А ничего бежит, – одобрительно сказал я.

Тимур кивнул и сбавил скорость. Потом заглушил моторы:

– Теперь можно и курнуть.

Катер плавно покачивался на мелких речных волнах, и, оглядевшись, я понял, что за эти полторы минуты мы удалились от пристани как раз на те самые два километра, о которых говорил Тимур.

– А почему ты не хотел курнуть на берегу? – поинтересовался я.

– Почему… – Тимур сноровисто забивал косяк, – а потому что такие лица, как у тебя, бывают только у бандитов или спецов. Бандитов я не боюсь, я и сам парень ничего, а вот со спецами мне лучше дела не иметь. Ну, представь себе – я достаю оковалок «плана», а в это время из-за ангаров выскакивают твои дружки с пушками и ксивами: руки в гору, контрольная закупка, вы арестованы и прочее. Мне оно надо?

– А если я все-таки спец, и сейчас скажу тебе: руки вверх, товарищ наркоторговец?

– Во-первых, я не торговец, а во-вторых, – Тимур усмехнулся, не переставая трудиться над папиросой, – ты вокруг погляди. И подумай, как ты будешь меня вязать на середине реки. Зажигалка есть?

– Правильно рассуждаешь, – сказал я, протягивая зажигалку, – береженого, как говорится, бог бережет.

– Вот и я говорю, – ответил Тимур и, глубоко затянувшись, передал мне косяк.

Следующие несколько минут прошли в полном молчании, прерываемом лишь потрескиванием косяка. Посмотрев друг на друга новыми глазами, мы рассмеялись без всякой причины, и Тимур спросил:

– Ну, как, ничего травка?

– Ничего, – я одобрительно кивнул, с трудом сдерживая идиотское хихиканье, – очень даже ничего. Азия?