А ведь многие наши студенты — ребята в основном, девушки как-то не очень — поэтами стали, настоящими! Конечно, они и раньше ими были, а сейчас — прочно укрепились и во всю мощь развернулись…

А некоторые из поэтов, «ну, просто классные пацаны» — как говорил о них один рубаха-парень из города металлургов, еще и песнями прославились, стали поэтами-песенниками. Кто-то вынужден был из поэтов в поэты-пародисты податься, а они — до поэтов-песенников поднялись. И поет их песни сейчас вся страна и аж захлебывается от восторга…

А ведь песню просто так не напишешь. Стихи-то каждый грамотей может написать — бумага все стерпит. А песню — хрена с два. А они — могут. Потому что они из стен Литинститута вышли. Наши они. И поют их теперь самые знаменитые певцы и певицы, а с ними и вся страна поет и пляшет. Потому что — хорошо написано. Даже здорово. Ноги сами в пляс пускаются.

Время все расставило по своим местам. Тогда-то, лет десять назад, еще непонятно было до конца, кто на что горазд и кто чего на самом деле из себя представляет, можно было и ошибиться. Видишь, метит человек в гении, а он, может, и не гений вовсе, а так — только подделывается. Проверочку-то временем не прошел. Так что время — главный судья.

Сейчас, слава Богу, все по своим местам само расставилось. Вот Виктор Пеленягрэ — мало того, что как поэт и переводчик плодотворно работает, так и натура у него еще песенная оказалась, широкая! Настолько профессионально уже работает, что какое стихотворение не напишет, а все равно песня выходит. Глядишь — опять песня удалась! Потому что он уже до таких высот поэтических поднялся, где одни только песни родятся. А как напишет песню так и спускается с высот… А тут уже певцы в очереди стоят. Он им — нате, не жалко. Они — хвать — и поют. И Леонтьев, и Буйнов, и Аллегрова, и сама Вайкуле. Только что Кобзон один не поет. Ну, к этому на кривой козе не подъедешь. Ну ничего, Виктор Пеленягрэ скоро такое напишет, что-нибудь уж совсем выдающееся, что сам Кобзон прибежит… Скажет: «Вить, дай и мне-то спеть? А то все тебя поют, а мне не достается». Ну, Пеленягрэ, может, и даст ему песню, это, смотря, в каком он еще настроении будет. А то — если в мрачном, то, может, и нет. Скажет ему: «А где ты, мил-человек, раньше был, целовался с кем?» И — от ворот поворот. Он тоже гордый.

Правда, товарищ Виктора Пеленягрэ — Вадим Степанцов иногда укоряет его, ну так… по-дружески. Говорит ему: «Ты, брат Витя, однако, опять строку-то да со строфой вместе у другого человечка позаимствовал, а?» А Вадим Степанцов Литинститут с красным дипломом закончил, всю поэзию наперечет знает, его хрен проведешь. И еще скажет: «Да и интонацию, мотивчик-то, тоже, однако, позаимствовал, стибрил. Как же это ты так, брат Витя, а?» А Виктор Пеленягрэ на это только рассмеется. «А ничего, друже Вадим, — скажет, — немножко можно позаимствовать. Это — неплохо, даже очень хорошо. А вот если все стибрить, тогда — плохо, даже позорно».

А сам Вадим Степанцов! Мало того, что он — поэт, стихи и песни пишет, так ведь еще сам и запел. Голос-то у него мощный оказался, почти оперный баритон. Как выйдет на сцену, да как запоет! Иногда его даже, голос-то, сдерживать приходится, как лошадей вожжами, чтоб мальчишки и девчонки не оглохли, которые послушать пришли. Он им правду про пионеров и пионервожатых поет. А то досталось ему от них, когда в пионерлагере был. Целые баллады пишет. И ведь не доверил никаким певцам песни свои петь: ни бабам, ни мужикам. Шибко жирно будет. И ансамбль у него — свой, ни к кому на поклон идти не надо. Один парень на гитаре играет, другой — в барабан долбит. Нашел самых талантливых ребят и пригласил. Конечно, каждый пойдет к Вадиму Степанцову с удовольствием. Потому что он в Литинституте учился и на все руки мастер. А теперь еще он и по телевизору постоянно выступает, рассказывает взрослым и детям, что такое хорошо, и что такое плохо. А то не все знают.

А теперь еще и Сергей Соколкин от них не отстает. Тоже ведь наш студент! Тоже к песням ключик подобрал. Он хоть и помоложе будет Пеленягрэ со Степанцовым, но зато — бойкий, шустрый. Этот просто так не угомонится. Он и старших товарищей может на крутом вираже обойти. Вот, к примеру, как Лариса Долина исполнила его песню про три чайных розы, так — все. Хочешь не хочешь — а подвинься, принимай нового поэта-песенника. Естественно, всем, и нашим и вашим, пришлось подвинуться. А плечи у Сергея Соколкина широченные. Он всех растолкает. Только своих, конечно, литинститутовских, не будет. Так и станут они, только втроем, на песенном небосклоне сиять. А то еще и другие пытаются сиять. В Литинституте ни дня не учились, а туда же! Пусть в другом месте сияют.

А ведь я с Сергеем Соколкиным когда-то жил радом. В аккурат, напротив наши комнаты были. Надо — я к нему по-свойски зайду, надо — он ко мне. Так что на моих глазах его поэтический и песенный подвиг начинался. Бывало, высочит весь в поту, в мыле, в душ побежал… Ну, наверное, опять стихотворение хорошее написал. А как же иначе? Хорошее стихотворение просто так не напишется. Тут надо взмокнуть не один раз. Потому что — это труд. А насухую — одна только рифмованная глупость пишется.

Так мы и жили не тужили, тихо и гладко, последним делились… Пока перестройка не наступила. Ну, а уж как перестройка наступила, сказали, что теперь все что хочешь думать можно и все что хочешь говорить. Даже — и голос сорвать. Тут и Старый Арбат забурлил и зашумел, стали там все собираться и кучковаться, кто давно хотел что-нибудь сказать, да не мог, не давали ему рта разинуть. Ну и свобода купли-продажи пошла там же. Вместе со свободой слова художники стали своим барахлом трясти — картинами и матрешками.

А Сергей Соколкин хитрее всех оказался. Взял да и написал несколько стихотворений на актуальные темы с политической окраской. Разоблачил в них и коммунистов и фашистов, и их прихвостней. И вышел с утреца на Старый Арбат. И давай во весь голос читать стихи народу, который истосковался по хорошим стихам, и по правде, которая в стихах. А рядом — шляпу положил. А что? Нормально. Почему художникам можно свои картинки продавать, а поэту стихи — нельзя? Тоже можно. Почитал он народу стихи свои часа три, пока не охрип, изругал Советскую власть как мог. Поглядел в шляпу — а туда и правда много накидали: и рублей, и мелочи, и долларов позорных. В общем, на ура прошло выступление. Люди все ладони отхлестали. Потому что у него в стихах — одна голая правда была. Прибежал Сергей Соколкин в общежитие довольный, дальше некуда: и как поэт прославился, и еще денег накидали заработал честным трудом. На следующий день пошел на Старый Арбат — тоже самое. Что не скажет — все на ура.

Да прослышал я про это дело… Я-то напротив живу, все примечаю. Гляжу, второй раз пришел человек — денег полные карманы.

Мне даже дурно стало. «Во, — думаю, — дает! Из ничего, из воздуха сделал!» Свои карманы вывернул, а в них — один свист. Ничего не прибавилось. Что за черт! А мне-то ведь деньги тоже необходимы. Но я-то пока никак не могу выбраться на Старый Арбат. Да и стихов у меня таких нет. Их у меня вообще — нет. «Что бы, — думаю, — такое провернуть, чтоб часть его денег да мне перепадала?»

И придумал. Решил ему книги продавать. А тогда с хорошими книгами напряженка была. Не было их просто. А если были — то мало. Короче голодуха на духовную пищу. Вот я и решил предложить ему с накруткой, по свободно коммерческой цене. Но не слишком наворачивать, а то он парень ушлый, лучше меня в ценах ориентируется. А так, чтоб и ему выгодно было, и мне.

Не успел он в третий раз прийти с Арбата, а я уже тут как тут, толкусь у его комнаты… Тоже хочу деньгами разжиться, оторвать от его барыша себе в карман. А сам уже стопочку подобрал, штук десять.

Подмигиваю ему, говорю, вроде как по секрету, чтоб другие ушастые не услышали:

— Серега, есть особо ценные книги, специально для тебя приберег…

— А какие? — сразу встрепенулся он. А книг, надо сказать, у него и своих было много, и читал он их, конечно же. Был к ним неравнодушен, так же как и я.