Очевидно, Курита был трусоват. Его лицо мгновенно побелело.

Выйдя из здания компании, зашли в ближайшее кафе. Когда Югэ сообщил об убийстве Таэко, Курита вздрогнул. Он заявил, что ничего не знал, и умолял рассказать, как все произошло. На глаза его навернулись слезы. Если это спектакль, подумал Кусанаги, то он великолепный актер.

– Когда вы в последний раз виделись с Таэко Нагацукой? – спросил Югэ.

– Дайте вспомнить… – Курита достал записную книжку. Рука, которой он открывал ее, заметно дрожала. – Двадцать первого июля. В пятницу, вечером. Надо было уладить формальности с переоформлением автомобильной страховки.

– В пятницу? Нагацука должна была быть на работе.

– Насколько я знаю, в тот день у нее был выходной.

Это была правда. Косметическая фирма, в которой работала Нагацука, перенесла выходной по случаю Праздника моря с двадцатого июля на двадцать первое, чтобы гулять три дня подряд – в пятницу, субботу и воскресенье. Но, разумеется, тот факт, что Курита знал об этом, вовсе не снимал с него подозрений.

– Точно двадцать первого? Не двадцать второго? – настаивал Югэ.

– Двадцать первого. Никакой ошибки, – сказал Курита, еще раз заглянув в свою записную книжку.

– Позвольте-ка посмотреть.

– Пожалуйста, – Курита протянул записную книжку Югэ.

Кусанаги заглянул сбоку. В колонке на двадцать второе июля было вписано имя Таэко Нагацуки, но исправлено на двадцать первое. Когда Кусанаги указал на это, Курита нисколько не смутился.

– Первоначально я собирался посетить ее двадцать второго… Дело в том, что вообще-то мы договаривались на пятнадцатое. Я пришел, пятнадцатого, но не застал ее дома, поэтому написал на визитке, что приду вновь двадцать второго, и бросил ее в почтовый ящик. На следующий день госпожа Нагацука позвонила и попросила прийти двадцать первого.

В его объяснении не было противоречий, не придерешься. Но, с другой стороны, предвидя разговор с полицейскими, сочинить стройную историю не составляло труда.

– В вашем календаре, – заговорил Югэ, – днем двадцать второго ничего не значится. Где вы были в это время?

– Двадцать второго?… – Курита задумался, прикрыв рукой рот. – В тот день я был в Камаэ.

– В Камаэ?

– Видите ли, – Курита сильно потер лицо, – накануне я немного перепил и в тот день неважно себя чувствовал, поэтому, посетив утром клиента, остановил машину возле реки Тамагавы и немного поспал.

– Как долго? – спросил Югэ. – С какого часу до какого?

– Кажется, с полудня до трех. Можно вас попросить не говорить об этом на моей работе?

– Разумеется, – заверил его Югэ, стрельнув глазами в сторону Кусанаги. Мол, как-то сомнительно.

– Машина принадлежит компании?

– Нет, моя собственная.

– Скажите марку и цвет.

– «Мини-купер», красный.

– Пижонская тачка. После покажете ее нам.

– Без проблем. – Глаза Куриты беспокойно бегали.

На следующий день Куриту обязали «в добровольном порядке» явиться в полицию для дачи показаний. В распоряжении полиции оказалась важная информация. Исходила она от женщины, держащей лавку окономияки [1] по соседству с домом, в котором проживала Таэко Нагацука. Эта женщина, крайне недовольная тем, что владельцы дома устроили автостоянку прямо против ее лавки, заметила, что два дня подряд, двадцать первого и двадцать второго, на ней останавливалась одна и та же машина. Она собиралась дождаться водителя и высказать ему в глаза свое неудовольствие, но отвлеклась на покупателей и упустила момент, когда машина уехала.

На вопрос, что это была за машина, уже не молодая женщина уверенно заявила:

– Не знаю, как называется, но точно помню, что маленькая. Чем-то напоминает старые машины.

Когда же детективы показали ей фотографии нескольких автомобилей, она без колебаний выбрала «мини-купер». Более того, сказала, что машина была красного цвета.

Курите устроили основательный допрос. Теперь уже почти никто в следственной бригаде не сомневался, что он убийца. Был расчет, что под натиском перекрестных вопросов он где-нибудь да проколется.

Однако Курита в убийстве не сознавался. Вновь и вновь отбивая атаки полицейских, он чуть не плакал, но продолжал упорно отрицать свою вину. И по-прежнему настаивал на своем алиби.

Волей-неволей Кусанаги с коллегами пришлось отправиться в Камаэ проверять алиби. Если Курита действительно останавливал машину на берегу реки, наверняка найдутся очевидцы. А если они найдутся, то придется начинать расследование с нуля.

– Только зря тратим время, – угрюмо сказал Югэ.

Предчувствие старшего коллеги оправдалось. Два дня подряд полицейские ходили вокруг места, где, как утверждал Курита, он остановил машину, но не нашлось никого, кто бы видел красный «мини-купер». Впрочем, место было пустынное, закрытое подходящим к самой реке зданием пищевого комбината.

В следственном штабе вновь возобладало мнение, что Курита врет и что он-то и есть главная птица, как вдруг…

В полицейский участок Сугинами, где был организован следственный штаб, пришло письмо. Отправителем значился человек, живущий в Камаэ.

Содержание письма было столь удивительным, что ошеломило даже бывалых детективов.

В пластмассовый поднос, похоже стянутый в студенческой столовой, Манабу Югава налил жидкость для мытья посуды. Затем опустил в нее кончик соломинки, легонько подул – куполом вздулся мыльный пузырь.

После этого Югава достал что-то из кармана своего белого халата. Нечто, напоминающее стопку круглых металлических монет.

– Неодимный магнит, – пояснил Югава, приблизив его к мыльному пузырю.

Неожиданно пузырь заскользил по поверхности подноса, приближаясь к магниту. Югава стал двигать магнитом, пузырь послушно следовал за ним.

– Что за чудеса! – воскликнул Кусанаги. – Не из железа, а притягивается!

– Как думаешь, что это? – спросил Югава, возвращая магнит в карман. Физик находил странное удовольствие в том, чтобы издеваться над своим невежественным приятелем.

– Наверно, все дело в моющей жидкости. Наверно, ты подсыпал в нее металлическую пыль…

– С металлической пылью вряд ли получится надуть пузырь.

– Ну, все равно что-то подмешал. Какое-нибудь вещество, которое притягивается к магниту.

– А вот и нет, ничего я не примешивал. Это обычный раствор жидкости для мытья посуды.

– Значит, жидкость для мытья посуды притягивается к магниту?

– Теоретически это возможно, но в данном случае другое, – сказал Югава, подошел к мойке и достал две большие чашки из коробки с мытой посудой. «Опять растворимый кофе!» – поморщился Кусанаги.

– Так что же это такое? – взмолился он. – Кончай задирать нос, рассказывай!

– К магниту притягивается не жидкость, – не спеша насыпав в чашки кофейный порошок, Югава обернулся, – а воздух внутри пузыря.

– Воздух?

– Строго говоря, кислород. Кислород обладает сравнительно сильным парамагнетизмом. Парамагнетизм – это, если тебе неизвестно, свойство притягиваться к магниту.

– Удивительно… – Кусанаги всмотрелся в мыльную полусферу, возвышающуюся над подносом.

– Увы, нет ничего упорнее людских предубеждений. Знаешь же, что внутри мыльного пузыря воздух, но, поскольку его не видно, напрочь забываешь о его существовании. По этой же причине мы в нашей жизни очень часто упускаем из виду то, что лежит на поверхности. – Югава налил кипяток из электрочайника и, легонько перемешав, передал одну чашку Кусанаги.

– Получается, наша жизнь состоит из сплошных заблуждений.

– Может, оно и к лучшему. – Югава с удовольствием отхлебнул кофе. – Ну а теперь давай продолжение своей истории.

– До какого места я рассказал?

– До выхода души из тела. Ты закончил на том, что в следственный штаб пришло письмо, в котором сообщалось, что у ребенка душа вышла из тела.

– Ну да. – Кусанаги отпил кофе.

Отправителем письма был некто Хироси Уэмура. Он написал, что взяться за перо его побудило желание во что бы то ни стало пролить свет на убийство, произошедшее в Сугинами. Про «перо» он, конечно, загнул: письмо было напечатано на компьютере.