Со страшным усилием подтянув к лицу руку, Гера посмотрел на альтиметр. Две тысячи четыреста… две тысячи триста… двести… сто… Он пролетел уже больше половины высоты, но Клим еще был далеко. Отставшие от Геры мастера один за другим стали раскрывать парашюты. Самые смелые продолжали снарядами мчаться к земле, снимая эту безумную гонку к смерти.

Облака… Плотный туман погасил солнце, пропитал сыростью одежду. На несколько секунд Гера потерял Клима из виду, а когда облака ушли вверх, он увидел, что земля уже совсем близко, уже можно различить дома, машины, деревья, и этот миниатюрный сказочный мир быстро надвигался, чтобы подобно гигантскому спруту обхватить со всех сторон и в одно мгновение лишить жизни.

Клим был уже совсем близко. Гера уже видел, как трепещет на нем штормовка, как он покачивается и плавает из стороны в сторону, балансируя на воздушном потоке, словно канатоходец на канате.

– Раскрывай парашют! Убьешься! – прокричал последний из мастеров, который все это время сопровождал Геру, и, дернув кольцо, стремительно ушел вверх вслед за спасительными стропами и оранжевым куполом.

«Еще! Еще!» – мысленно подгонял себя Гера, и вытянулся, и напрягся так, словно хотел стать тонкой стрелой. Он еще раз взглянул на альтиметр. Высота уже была критической, нужно было немедленно раскрывать парашют; чувствуя близкую смерть, уже невольно сжался Клим и стал подтягивать к себе руки и ноги, словно желая превратиться в младенца и вернуться в утробу матери; Гера уже протянул к нему руки, они сближались, оставались считанные секунды до встречи с землей; пальцы Геры напряглись до дрожи, он был готов схватиться за штормовку Клима как тонущий за спасательный круг; и между ними уже осталось три метра, два, один, и рев ветра стал невыносимым, и земля уже кружилась перед глазами большими цветными пятнами, в которых были масляно смазаны парковые скамейки, кипарисные свечи, цветочные клумбы, кафе с заколоченными окнами и люди, с ужасом глядящие в небо…

Сближение было настолько стремительным, что Гера невольно ударил Клима по спине, и в это же мгновение схватил его мертвой хваткой за штормовку. «Поздно!» – успел подумать он, вырывая кольцо. Стропы, как вареные спагетти, лениво потянулись вверх, и оранжевый купол, казалось, стал очень медленно, словно нехотя, раскрываться, и уже почти раскрылся, почти наполнился воздухом, даже стал сопротивляться воздушным потокам, но тут отыграла свое последняя секунда из тех нескольких сотен, которые были отпущены падающим людям…

С треском ломая ветви могучего граба, запутываясь в стропах и парашютной ткани, Гера и Клим рухнули на землю.

Коронный трюк завершился.

Их койки стояли рядом, и выглядели они одинаково, здорово смахивая на космонавтов Армстронга и Олдрина во время их прогулки по Луне, даже истории болезни у них были одинаковые, вот только анамнезы отличались.

У Клима были сломаны три ребра, правая нога, ключица и обе руки, а у Геры одно ребро, обе ноги, одна рука плюс сотрясение мозга. Это давало Гере совершенно неожиданные преимущества в условиях больницы: уцелевшую руку он научился ловко запускать под халатик медсестры в тот момент, когда она всаживала иглу в измученную ягодицу Клима. А когда медсестра, покрывшись пунцовым румянцем, поворачивалась к Гере, он делал дебильное лицо и утверждал, что из-за сотрясения мозга совершенно утратил способность контролировать свои поступки.

Днем они пачками жрали лекарства, дурачили медсестер, а вечерами потягивали коньяк из трубочек, опущенных в бутылки из-под физиологического раствора, и тихо пели.

Однажды к ним пришла Лисица. Клим увидел ее первым, негромко хрюкнул от восторга и сделал вид, что впал в кому. Гера по-прежнему не видел девушку, так как загипсованная нога Клима, висящая на растяжке, закрывала дверь. Полагая, что это вошла медсестра со шприцем, Гера выпростал из-под одеяла руку и отвел ее на стартовую позицию.

И тут он увидел Лисицу.

Она была в белом халате – как в тот день, когда Гера сбросил бутылку во двор Жорика. В одной руке она держала пакет с раздувшимися боками, в котором что-то шевелилось, а в другой – букет цветов.

– Привет! – сказала она Гере, глядя на него широко раскрытыми глазами.

Гера спрятал руку под простыню, откашлялся и скептически посмотрел на новую прическу девушки – она была пострижена почти под ноль.

– Ты что, тифом переболела? – спросил Гера и скрипнул пружинами.

– Нет, – ответила Лисица и стала пристраивать букет в стакане с компотом. – Недавно мы с папой совершили аварийную посадку на озеро Онтарио, и индейцы сняли с меня скальп за то, что мы распугали всю рыбу.

– Тебе так не идет, – поморщился Гера. – Отращивай быстрей!

– Я изо всех сил стараюсь, – заверила Лисица. – Каждый день по два часа дергаю себя за волосы.

– Дай мне подергать! – потребовал Гера и протянул руку.

Лисица, не выпуская из руки пакета, осторожно встала коленом на край койки и склонила голову. Гера ухватился за короткий «ежик», потянул на себя и крепко прижался губами к ее рту.

– А как Клим? – спросила Лисица, не без труда оторвавшись от поцелуя. – Он что, спит?

– Нет, я не сплю, – отозвался Клим и открыл глаза. – Я думаю, что у тебя в пакете?

– Котенок. Очень хорошенький, пушистый!

– Нет, нам котов нельзя! – строго сказал Клим. – Нам только коньяк можно.

– А я вам погладить его принесла, а потом унесу обратно, – пообещала Лисица.

– Послушай, а как ты нас нашла? – спросил Гера.

– Через газету, – ответила Лисица, мокрыми глазами глядя на Геру. – Там была заметка про то, как один ненормальный выпрыгнул из вертолета без парашюта, а второй ненормальный с двумя парашютами кинулся за ним вдогон… Вы думаете, кроме вас на свете есть такие ненормальные? Вас скоро выпишут?

– Меня через месяц, – ответил Клим, за шкирку вытаскивая из пакета котенка. – А Геру на два года переводят в психиатрическое отделение, потому что у него начался шизоидный бред: он возомнил себя индийским подданным. Если ты собираешься замуж, то в отношении меня у тебя более прозрачные и светлые перспективы.

– А я не тороплюсь, – ответила Лисица, не сводя глаз с Геры. – Все равно мне еще волосы отращивать. Я подожду.

– А я скучал по тебе, – сказал Гера.

– И я по тебе скучала, – ответила Лисица.

Котенок пригрелся на груди Клима и задремал. Лисица все смотрела на Геру, и ее слезы капали на его уцелевшую руку.

А в окна лупило по-весеннему яркое и теплое солнце, и золотые лужи плавали по стенам и потолку, и, наверное, оттого все без исключения перспективы казались прозрачными и светлыми.