– А ты не догадываешься, кто я такая? – напуская таинственности, спросила Лисица Вику, глядя прекрасными глазами на ее веснушки.
– Ага! – зашипела Вика и еще сильнее сузила глазки – один черт знает, как она вообще смотрела через эти щели! – Все понятно… Все понятненько…
Она сжала свой стакан, и Клим уже напрягся, чтобы поймать его в полете, но Вика лишь стукнула им по столу и приказала:
– Клим! Налей!
«Пусть напьется!» – решил Клим, снова наливая доверху.
– Так вот что я тебе скажу, милочка, – произнесла Вика, осушив второй стакан. – Ничего у тебя не получится. Даже не надейся! Гера – мой парень и останется моим…
– Это ты сама так решила? Или он тебе об этом сказал?
– Да, сама решила!
– В таком случае у тебя бред навязчивой идеи, – поставила диагноз Лисица. – Мы с Герой давно объяснились. Он любит меня, и я его тоже…
«Вот это поворот!» – с восторгом подумал Клим.
– Ну что ж, хорошо, – голосом, не сулящим ничего хорошего, произнесла Вика. – Посмотрим. Этот паршивый кот, этот пропахший губной помадой блядун еще приползет ко мне на коленях…
– Еще одно плохое слово, – беззлобно сказала Лисица, подкрашивая губы, – и я запущу в твою голову этот бочонок…
Тут Гера с такой силой дернул Клима за штанину, что едва не стянул с него джинсы. «Я надолго запомню этот вечер!» – подумал Клим, отправляя под стол бочонок.
Вика, несмотря на то, что предмет угрозы исчез со стола, встала и, опрокинув стул, вонзилась в толпу. Напоследок она обернулась и погрозила Лисице кулаком.
– Ну-ка повтори, что ты сказала? – спросил Гера Лисицу, вылезая из-под стола с заметно полегчавшим бочонком.
– Это уже не имеет значения, – ответила Лисица. – Я спасала твою голову от шишек.
– Вот что! – рассвирепел Клим, который за последние полчаса, пока Вика сидела напротив него, серьезно расшатал свою нервную систему. – Что ты с ней сделал в ту ночь, черт тебя подери?! Ты как ее завел, что она до сих пор успокоиться не может?!
– Об этом потом! – отмахнулся Гера, наползая на стол, чтобы ближе видеть глаза Лисицы. – Повтори-ка мне эти слова: «Мы с Герой объяснились. Он меня любит…» А дальше что ты сказала?
– Не бери этот лепет в голову, – усмехнулась Лисица. – Это были всего лишь слова. Надо же было как-то спасти тебя от расправы!
– Не-е-ет! – протянул Гера категорически. – Не принимается! Меня не обманешь! Это было сказано от чистого сердца! Ты меня приревновала!
– Что?! – вспыхнула Лисица. – Тебя? Приревновала? Не смеши меня!
– Клим, подтверди! – потребовал поддержки Гера.
Но Клим, сделав большой глоток из стакана, лишь беззвучно покрутил головой.
– Я не хотела скандала, только и всего, – не поднимая глаз, убеждала Лисица. – Зачем мне тебя ревновать? Иди, догоняй свою Вику! Ведь у нее такой изысканный вкус! Сиреневая юбка идеально сочетается с ее оранжевой майкой, зелеными туфлями и розовыми колготками! Вы составите прекрасную пару!
– Ты говоришь неправду! – распалялся Гера. Он уже почти лежал на столе. – Ты любишь меня! Ты сама это сказала!
– Я? Тебя? Бред!
– Нет, не бред! Нет, не бред! – кричал Гера, словно обожравшийся удав медленно подползая к Лисице и вместе со скатертью волоча за собой бочонок и стаканы. – Я же вижу твои глаза!
– А что мои глаза? Что? Я тебя на дух не переношу! Беги быстрей за Викой, пока она колготки о подоконники не порвала!
– И побегу! – упрямо ответил Гера. – Думаешь, ты мне очень нужна? Ах, какая утонченная цаца! Как мы на каблучках: цок-цок-цок! Да если бы мне не нужна была видеокамера, я даже не глянул бы на тебя! Я перед тобой дурака валял! Ты мне как карасю удочка! Мне камера нужна, понятно?
Клим в ужасе закрыл лицо ладонями и потому не увидел, как Лисица влепила Гере пощечину. Зато звонкий хлопок он услышал отчетливо.
– Пошел вон! – сказала Лисица, отодвинув стол вместе с Герой от себя. Стаканы, как самоубийцы, дружно сиганули на пол и разбились с льдистым звоном.
Но Гера вовсе не был намерен закончить разговор на столь печальной ноте. Он в свою очередь отодвинул стол от себя, сдавив Климу диафрагму, и кинулся вслед за Лисицей, которая тараном пробивалась к выходу.
– Ребята! Ну нельзя же так! – крикнул им вдогон Клим, потирая грудь.
Очевидцы рассказывали, что изрядно подвыпившая троица еще долго спорила на улице у дверей «Стопки», после чего девица в голубом сарафане принялась гоняться по темным улицам за Герой, мутузя его по спине сумочкой, которую вращала в руке словно пращу, а Клим, беспрестанно сигналя, следовал за ними на Скунсе, освещая драматическое действо одной-единственной фарой…
Глава 25
Тень
Массажист мял дряблую спину Жорика, будто пекарь тесто. Белая кожа под его ладонями скользила из стороны в сторону, словно обмылок на дне ванны. Уткнувшись носом в топчан, Жорик тихо похрюкивал от удовольствия. Если массажист прилагал слишком большое усилие и доставлял дискомфорт, то Жорик дергал ногой и издавал утробный звук.
Солнце поднималось все выше, и на лбу массажиста выступили капли пота. Он заработал с удвоенной энергией, словно боялся, что дневная жара растопит лежащее на топчане бесформенное тело и оно стечет жирным бульоном на бетонный пол.
В ногу, словно часовые почетного караула, к топчану подошли Макс и Руслик. Их гладко выбритые четырехугольные лица напоминали гранитные изваяния. Они остановились в изголовье, ожидая, когда шеф поднимет на них глаза.
Но Жорику не хватило смелости посмотреть на лица охранников, на которых обычно было написано все.
– Чего стоите, как двое из ларца? – прикрикнул он, готовясь к самому худшему. – Что? Вас задержали, отвели в милицию, и вы дали подписку о невыезде?
– Нет, шеф, – ответил Макс, который всегда брал на себя тяжелую обязанность первым докладывать о свалившейся на голову шефа проблеме. – Нас не задержали. Ровно в девять, как вы приказали, мы зашли в зал «Югобанка» и попросили положить на ваш счет сто девятнадцать тысяч. В течение получаса купюры считали и проверяли четверо сотрудников…
– Ну?! И что?! – крикнул Жорик, который хотел знать окончательный результат без всяких пояснений и подробностей.
– Они не приняли только одну пятидесятидолларовую купюру, – ответил Макс и раскрыл ладонь, на которой лежала мятая бумажка, наполовину порванная по линии сгиба. – Но сказали, что ее обязательно примут в Сбербанке.
Жорик оттолкнул от себя массажиста и сел, свесив ноги. Поморщил лоб, потом надул щеки, покрутил зрачками во все стороны, раскрыл рот, высунул язык…
– Вот так, – произнес он, усмехнувшись. – Понятно? На чердаке, в вонючем пакете из-под рыбы, лежали сто девятнадцать тысяч баксов. Мелочь. Бумага для розжига камина.
Он прижал ладони к лицу и закачался из стороны в сторону. У него иссякли силы для того, чтобы сомневаться. Он вынужден был признать свое поражение. И он даже сам не мог понять, радостным или печальным было это поражение.
– Вот что такое гении, – произнес он, поочередно заглядывая в глаза то Максу, то Руслику. – Радуйтесь, что вам выпало счастье в своей жизни увидеть этот уникум. Ничем не примечательная парочка, папаша со смазливой дочкой, на какой-то лесной даче наладила производство фальшивых баксов. Вроде бы ничего особенного, так ведь? Но ни одна банковская сволочь не смогла распознать фальшивку! Ни одна! Может, эти баксы вообще ничем не отличаются от настоящих, как клонированные овцы! И что же получается? Запустил станок, и не надо больше ни о чем думать! И до конца жизни можешь жрать блага цивилизации в три горла, пока не подавишься. И дети давиться будут, и внуки, и правнуки. И не нужны ни бизнес, ни спекуляции, ни обман, ни риск – ничего не надо! Только подкладывай краску да бумагу в печатный станок и думай, что бы еще купить… Гениально. Я преклоняю перед ними голову. Я умираю от зависти.
Чувствуя страшную слабость во всем теле, Жорик слез с топчана, сунул ноги в тапочки и, шаркая ими, пошел к бассейну. Не сделав и пяти шагов, он остановился и повернулся к охранникам.
