В этот момент какое-то покалывание в спине заставило Люгера обернуться и посмотреть в открытое море – туда, где никого не могло быть. Тем не менее он увидел размытое искрящееся облако, которое висело над свинцовой водой и почти сливалось с поверхностью.

Волосы зашевелились на голове у Стервятника: облако постепенно приобретало очертания огромной человеческой фигуры, и спустя какое-то время он узнал в этой фигуре аббата…

В отличие от Люгера, Неприкасаемый не был поглощен видением и смотрел на чужеземца с нескрываемым презрением.

– Тебя пугают призраки, человек с севера? – спросил он с кривой усмешкой. – А ведь это самая безобидная из здешних теней. Ее посылает Неприкасаемый Пепла. Там, – он показал рукой в сторону зеленой зари над Кзарном, – происходит кое-что и похуже.

Люгер отвернулся, но его не покидало ощущение смутной угрозы, исходившей от «безобидной» тени. Незаметно подкрадывалось оцепенение. Казалось, облако медленно высасывает волю и жизненную силу. Оно было кошмаром, просочившимся в явь, и потому изматывало, как бессонница…

– Имей в виду: Дзург должен быть лишен человеческого тела внутри Дракона, – продолжал Неприкасаемый. – Иначе существо освободится и снова начнет блуждать по миру. Ты станешь первым, кого оно выпотрошит. Но даже если повезет, ты сумеешь уничтожить всего лишь оболочку. Тебя может спасти только талисман, оживляющий Дракона…

Теперь Стервятник испытывал одну лишь безнадежность. Он осознал, насколько жалко выглядели попытки разобраться в этих хитросплетениях колдовства, чужих тайн, интриг и наваждений. Не исключено, что гермафродит попросту обманывал его с неясной целью.

– Здесь твоя женщина неопасна, но там, куда ты пойдешь, у змеи снова появится яд, – предупредил Паук, резко меняя тему, и Люгер подумал о том, что сказала бы графиня Норгус, если бы услышала, как варвар отозвался о ней. – Можешь оставить ее у нас. Пусть рожает здоровых детей от мужчин моего племени. Даю слово, у нее не будет времени ни на что другое!

– Вряд ли она захочет остаться, – осторожно заметил Стервятник, прекрасно осознавая, что на месте графини решился бы на любой отчаянный шаг.

– Если она мешает, скажи мне, – небрежно предложил гермафродит. – Я сделаю так, что она забудет обо всем…

– Я подумаю об этом, – пообещал Люгер, которому такой способ устранения Арголиды и в самом деле показался не худшим. Ни крови, ни лишних усилий – и все довольны. Все, кроме графини Норгус.

Когда они возвращались в поселение, среди хижин которого пылало созвездие костров, долгий, жутковатый и непередаваемо тоскливый звук донесся со стороны вымершего города. Прежде Стервятнику не доводилось слышать ничего подобного: то ли душераздирающий скрежет металла, то ли искаженное расстоянием и невероятно громкое человеческое рыдание, от которого мороз пробегал по коже и сжималось все внутри. По-видимому, варвары слышали этот звук не в первый раз и уже не обращали на него внимания. Люгер повернулся к Пауку с немым вопросом, на что Неприкасаемый ответил только идиотской улыбкой, обнажившей изуродованные десны.

Приближаясь к хижине, в которой остались графиня и аббат, Люгер увидел на ее крыше того, кто мешал ему спать. Это была не птица, а чрезвычайно тощее существо ростом примерно с пятилетнего ребенка – настоящий скелет, обтянутый кожей, и, вероятно, такое же легкое. Его огромные совиные глаза сверкали в темноте, как две золотые монеты. Существо сидело по-птичьему, обхватив себя огромными кистями конечностей, действительно похожих на ощипанные крылья. Длинные ногти (или когти?) были хищно изогнуты.

– Пойдем ко мне, – потребовал неутомимый Паук. – Надо выбрать дорогу к долине…

Хижина Неприкасаемого стояла отдельно от других, хотя и была прикрыта с севера цепью подобных уродливых построек. Снаружи она была увешена варварскими фетишами вроде лошадиных черепов, высохших пауков и собачьих костей. Хватало также ловушек снов и разнообразных магических символов. Поверх ржавчины и следов копоти на металлических листах имелись рисунки и надписи, сделанные кровью, – и Стервятник прикинул, что крови понадобилось немало. Все эти «украшения», страдавшие явным излишеством, производили более чем отталкивающее впечатление. Кроме того, вокруг хижины витал едва уловимый дурманящий запах.

Перед входом Слот приостановился и огляделся по сторонам. Он чувствовал, что не одна пара глаз наблюдает за ним из темноты. Недобрые, тяжелые, опасные взгляды… Для варваров войти в жилище Неприкасаемого было делом противоестественным, если только этого не требовал какой-нибудь мрачный обряд.

Внутри хижина Паука оказалась ничуть не привлекательнее, чем снаружи. Расставленные в углах человеческие чучела Люгер принял вначале за неподвижных молчаливых стражей. На голом земляном полу лежал металлический круг, на котором осталась кучка пепла. Рядом находилось что-то вроде очага, выложенного из необработанных камней. Лошадиные и крысиные хвосты свисали с темного потолка. От запаха дурмана, который в замкнутом пространстве был очень сильным, у Люгера закружилась голова; временами накатывала тошнота, и все последующее он видел будто сквозь мутное стекло.

С лица Неприкасаемого не сходила дьявольская усмешка.

Он завесил вход в хижину куском ткани и разжег очаг. От пучка высушенной травы занялись и куски расщепленного дерева. Люгер узнал в них обломки резных картинных рам прекрасной работы… Вскоре огонь разгорелся, и дым повалил наружу через круглое отверстие в крыше; в хижине сделалось светлее, но едва ли уютнее.

Гермафродит достал из окованного металлом сундука два предмета, которые сильнее всего напоминали Люгеру толстые четырехугольные зеркала и наверняка были найдены в мертвом городе. Но когда Слот бросил взгляд на их серые, словно покрытые мельчайшими сотами поверхности, он увидел, что они отражают очень мало света. Его собственное отражение оказалось темным и не слишком четким. Тем не менее черты лица были вполне различимы; волосы на голове снова отросли и превратились в седую всклокоченную гриву, а глаза приобрели прежний серо-стальной цвет.

Люгер давно не обращал внимания на свою внешность, и сейчас заметные изменения напомнили ему о времени, пролетевшем с тех пор, как он бежал из Фирдана. Целые недели промелькнули будто минуты, однако загадочный участок пути через пустыню вблизи Места Пересечения стал промежутком полной неопределенности, где бессилен разум, в памяти зияет каверна, восприятие искажено, вехи обманчивы…

– Смотри внимательно, человек с севера, – сказал Паук. – И ты поймешь, что моей помощью нельзя пренебрегать…

Это мрачное обещание заставило Люгера насторожиться. Будучи человеком крайне независимым, он предпочел бы обойтись вообще без чьей-либо помощи.

Неприкасаемый положил оба ячеистых «зеркала» на металлический круг. Стервятнику почудилось, что комната внезапно уменьшилась, а чучела склонились над ним и внимательно следят за происходящим. С того момента его удерживало на месте только понимание неизбежности очередного испытания – а между тем мысли и тело вязли в трясине, которая обрекала на покорность. Или, может быть, для Паука он был мухой, запутавшейся в паутине?..

Вопреки ожиданиям, гермафродит не стал прибегать к дешевым трюкам шаманов. По краям «зеркал» была рассыпана чешуя мерцающих клавиш, и грязные гибкие пальцы варвара, на каждом из которых имелось по четыре фаланги, с удивительной ловкостью набрали код.

Рябь пробежала по поверхностям «зеркал», и они засияли холодным бледно-голубым светом. Отражения внутреннего убранства хижины исчезли, а вместо них появились изображения, не имевшие ничего общего с окружающей обстановкой.

– Это и есть сны, которые тебе посылает Кзарн? – хриплым голосом спросил Слот, выдавливая из себя остатки иронии и пытаясь хотя бы таким образом преодолеть морок. Он тут же пожалел о своей наглости. Не стоило дразнить того, в чьих руках находилась жизнь.