…Они вошли в большой парадный зал замка Крелг, освещенный лишь несколькими свечами. Замок будто вымер; нигде не было видно ни одного человека, и даже вездесущий Меск бесследно исчез.

Варвары начали готовиться к какому-то ритуалу. Они зажгли принесенные с собой лампы, которые источали ровный голубой свет. При более ярком освещении стало заметно, что стены замка слегка размыты и дрожат, словно студень. Это производило тошнотворное впечатление и напоминало кошмарный сон, в котором предательская твердь вдруг расползается под ногами, тает, оборачивается трясиной, спящий увязает все сильнее, а липкая мерзость окружает со всех сторон, и некуда бежать…

Один из варваров выволок Далию на середину зала и повалил на пол. Затем он надежно связал ей руки и ноги кожаными ремнями. Она уже не сопротивлялась и лежала покорно, как бессловесная жертва перед алтарем. Мокрые волосы облепили ее голову, будто черные лоснящиеся змеи. Кто-то бросил в освещенный круг обезглавленного лебедя…

– Что они делают? – спросил Люгер, вынужденный ко всем и ко всему относиться с подозрением.

– Избавляются от нее, – равнодушно ответил Кошачий Глаз. – И заодно уничтожают это место наваждений…

– Ну нет! – проговорил Люгер, по старой привычке хватаясь за кинжал, хотя шансов у него было меньше чем никаких. Изредка он принимал благородную позу – в данном случае совершенно бессмысленную. Но как бы там ни было, баронесса Галвик спасла его после побега из Фирдана, а он привык возвращать долги такого рода. – Этого я не могу им позволить. Она не сделала нам ничего плохого и даже пыталась помочь…

– Не путайся под ногами, смешной человечек с севера, – сказал Кошачий Глаз со своей жуткой улыбкой, манипулируя загадочными предметами, которые появились в его левой руке и издавали хриплые звуки. – Потерпи немного и сам увидишь, насколько ты был слеп…

Люгер застыл, наполовину вытащив кинжал из ножен. Дрожание стен вдруг стало угрожающим; казалось, замок вот-вот рухнет. Однако Слот не ощущал сотрясений пола, из чего заключил, что это всего лишь очередная оптическая иллюзия, на которые была столь щедра южная пустыня.

Все вокруг, за исключением человеческих силуэтов, подернулось зыбью, раскололось и рассыпалось на осколки, как отражение мозаичного рисунка в неспокойной воде. Голубой свет засиял нестерпимо ярко…

– Теперь узнаешь ее? – спросил Кошачий Глаз у Люгера, ткнув пальцем в неподвижную женскую фигуру на фоне зыбкого растворяющегося интерьера.

Теперь Стервятник и сам увидел, что перед ним – искусная подделка. Отличия от оригинала были почти неуловимы – до тех пор, пока он не замечал их. Это напоминало незамысловатую картинку, скрытую в гораздо более сложном сочетании линий и пятен: однажды найденная, она уже никогда не исчезнет. Ранее Слот пытался обнаружить фальшь в поведении Далии и упускал из виду, что признаки обмана следовало искать в ее внешности.

Тем временем обитатели пустыни, похожие на тени в слепящей преисподней, расставили вокруг лжебаронессы черные воронки, направленные раструбами вниз. Вскоре голубой свет начал меркнуть. Существо, лежавшее связанным и окруженное воронками, подняло голову. Его лицо было перекошено и утратило всякое сходство с лицом Далии, а из разинутого рта доносился хруст, будто внутри него перемалывались кости и под кожей рвались сухожилия. Потом хруст сменился воем – долгим, монотонным и уже совершенно нечеловеческим.

Голова существа начала деформироваться – глаза и нос съехали чуть ли не на затылок, а пасть превратилась в огромную зияющую дыру, в которую провалились зубы и почерневший язык. Тело муляжа таяло и оплывало; кусочки плоти отслаивались, отпадали от него, кружили, подхваченные спиральными потоками, всасывались в раструбы воронок и исчезали в них. Спустя какое-то время то, что совсем недавно было почти точной имитацией человека, сделалось похожим на пустой мешок. Или содранную кожу.

В конце концов от него отделился сгусток темного вещества, который начал, скручиваясь, подниматься вверх. За ним потянулась струйка тумана, истекавшая из лебединого клюва; позже они слились в единое облако.

Внимание Стервятника было приковано к этим превращениям, поэтому он не заметил, в какой момент исчез замок Крелг. Стены будто растворились в струящемся потоке, и постепенно растаял занавес, сотканный из тьмы и волшебного голубого света.

Тем временем черное облако поднялось высоко – наверняка выше уже несуществующих башен – и превратилось в хмурое пятнышко на светлеющем небе. Но ветры пустыни были не властны над ним. Облако приобрело вытянутую форму и поплыло, извиваяcь, словно змея, и удаляясь от тусклого пятна, которое напоминало солнечный диск, скрытый за мутной пеленой туч. Очень скоро оно совсем пропало из виду.

После исчезновения стен Стервятника покинуло ощущение гнетущей тяжести и замкнутого пространства. Отступила удушливая полутьма, едва разбавленная мертвенным лиловым светом. Люгер, Арголида и Кравиус стояли в окружении варваров среди развалин, таких древних, что в них с трудом угадывалось творение человеческих рук.

Вокруг развалин расстилалась равнина, гладкая, как стол, а над нею было вечернее небо, в котором глубокая синева приближающейся ночи сливалась с розовыми красками заката. В другой стороне уже сияли наиболее яркие звезды, не знакомые людям, пришедшим с севера. Натиск холодного свежего ветра показался Стервятнику чем-то вроде очистительного омовения.

Внутри кольца из черных воронок лежали сморщенные оболочки, похожие на куски разорванного пергамента.

Наваждение рассеялось. Надолго ли? Фальшивый замок Крелг исчез вместе со всеми своими обитателями, но Люгер не мог поручиться, что не угодил в другую, еще более изощренную ловушку. Цепь иллюзий могла оказаться бесконечной, и Слот хорошо понимал это. Он будто бродил по галерее ускользающих образов, каждый из которых был отрицанием предыдущего. Было бы глупостью не принимать всерьез слова варвара о том, что черные маги Морморы не ограничатся одной попыткой завладеть Звездой Ада.

Люгер тщетно напрягал воображение, гадая, что произошло бы, если бы обитатели пустыни с их оружием и магией немного запоздали. Он последовал бы за лжебаронессой куда угодно, хоть в самое чрево черного лебедя, и нашел бы там либо смерть, либо бесконечное и безысходное страдание. Но уж, во всяком случае, не Сегейлу. Он отчего-то вспомнил леденящий взгляд Сферга и постарался снова побыстрее забыть о нем.

Несмотря на быстро сгущавшиеся сумерки, небольшой отряд из девяти всадников продолжал двигаться в сторону предполагаемого юга. Люгер, Арголида и аббат постоянно находились под присмотром варваров и до сих пор не знали, кем считать себя – пленниками или гостями.

После того как замок-призрак был уничтожен, они совершили недолгую пешую прогулку среди развалин. Выяснилось, что варвары держали поблизости оседланных лошадей – причем в достаточном количестве. Внешне эти животные почти не отличались от своих северных собратьев. Однако, оказавшись в седле, Люгер сразу обнаружил поразительную вещь: чтобы управлять лошадью, не требовалось сбруи. Очень скоро он почувствовал себя одним целым с существом, которое повиновалось ему, как собственное тело. Люгер нашел такие способности весьма полезными и удобными – особенно в бою.

Кравиус, похоже, воспринял это как само собой разумеющееся. Временами Слоту хотелось вытрясти из аббата все, что тот знал о Месте Пересечения, иллюзорном замке, южных варварах и об их несомненном превосходстве. Впрочем, он понимал: любая правда или очередная ложь уже ничего не изменят…

Взошла луна, но ее полный сияющий диск был виден недолго. Вскоре она скрылась за рваной пеленой облаков, и с тех пор ее свет стал изменчивым и тусклым. Равнина сделалась однообразно мрачной.

Люгер заметил, что Кошачий Глаз тоже пользуется картами, начертанными на медных дисках. Рельеф местности изменился; теперь он все чаще напоминал застывший хаос. Иногда путь отряду преграждали гигантские пропасти с отвесными стенами; их дно было усеяно обломками скал. Самые глубокие, казалось, уводили к адским вратам. Варварам приходилось много раз менять направление, и вскоре Слот окончательно отказался от попыток запомнить ориентиры. Кравиус оставался безучастным, Арголида терпеливо ждала развития событий, смирившись с тем, что от нее ничего не зависит. Ни у кого из троих не было иного выбора.