Человек, оборвавший аббата, появился из темноты, и Стервятник, которого жизнь сделала неплохим физиономистом, почувствовал, что его надежды стремительно превращаются в дым.

Лицо незнакомца оказалось грубым и злобным, как звериная морда. Жуткие водянистые глаза хищника оценивающе рассматривали жертв, висевших на столбах. Люгер ощутил неприятный холодок в груди, когда взгляд этих глаз остановился на нем, и понял, что жив еще только потому, что кто-то хочет более полно насладиться его муками…

На бароне Ховеле был плотно облегавший его массивную фигуру костюм из гладкой ткани – одеяние почти неприличное с точки зрения обычаев западных королевств. Барон не носил никаких украшений, считая это уделом изнеженной и вырождающейся аристократии. Широкий рот с узкими губами придавал ему сходство с подводными чудовищами, обитавшими в ядовитом море Уртаб. Старые шрамы на бритой голове свидетельствовали о бурно проведенной молодости, но тело пятидесятилетнего мужчины оставалось мощным, тяжелым и сильным.

Ховел подошел к беспомощно висящему Кравиусу. Люгер хорошо понимал, почему жирный аббат вызывает у барона особое раздражение.

– Ты убил Эрмиона, – глухо прорычал Ховел. Он говорил на языке западных королевств почти без акцента. – Он был нужен мне живым… Поэтому ты умрешь первым. Но не сразу – вначале с тебя сдерут кожу. Из такой толстой свиньи должен получиться приличный кусок…

На лице Кравиуса, который (как, впрочем, и Люгер) принял незнакомца за самого Сферга, появилось умоляющее выражение.

– Господин! Я спешил в Скел-Моргос, чтобы оказать тебе одну услугу…

Барон разразился хриплым карканьем, означавшим смех.

– Всего лишь одну?!. Урод! Чем ты можешь мне помочь?!

– Я принес тебе голову Эрмиона – это верно, – заторопился аббат. – Но ведь он призывал белых магов из Тегины и был близок к тому, чтобы их магия начала действовать…

Кравиус отчаянно блефовал. Люгер ожидал встретить в лице узурпатора человека более изощренного, но снова убедился в том, насколько сильно порой отличаются ожидания от действительности.

– У ордена нет силы с тех пор, как я унес из Тегины Звезду

Ада! – загремел Ховел, наслаждаясь жалкими попытками аббата сохранить свою жизнь.

Стервятник ухватился за эту фразу – наивность незнакомца поразила его, и он впервые заподозрил, что имеет дело всего лишь с исполнителем, за которым находится более весомая фигура и более глубокий ум.

– Я был рядом с Алфиосом, когда ты пришел за Звездой, – сказал он в спину барону.

Тот медленно повернулся к нему.

– Так это ты? – недоверчиво спросил Диниц. Казалось, в его хитром, но примитивном уме в первый раз появилась мысль о том, что пленники могут быть полезными, а игра – гораздо более сложной, чем простое истребление врагов.

– Я, – подтвердил Люгер, пытаясь воспользоваться ситуацией, и заметил, что Кравиус судорожно задергался на столбе. – Я заставил Алфиоса снять защиту с северных ворот. Я вывел его из башни на карниз. Я позволил твоему слуге забрать талисман и летел вслед за твоим кораблем на юг, пока ветер не снес меня в сторону континента. Как видишь, этого не может знать тот, кого в ту ночь не было в башне монастыря, не так ли?..

– Зачем ты сделал все это?! – заорал барон, приближая свое лицо к лицу Люгера и обдавая пленника смрадным дыханием.

– Я скажу это только Сфергу, – тихо и отчетливо проговорил Слот, понимая, что следующее мгновение может стать мгновением его смерти.

– Ты скажешь это мне, когда я начну медленно поджаривать тебя, – произнес Ховел таким тоном, каким любящая мать обещает накормить свое дитя.

– Вряд ли, – спокойно заметил Люгер. – Молчание – мой единственный шанс. Кроме того, Сферг едва ли одобрит твое решение, если узнает, что на самом деле много потерял…

– Плевать на Сферга, – проворчал барон, сдерживая гнев. – Он ничего не услышит о тебе.

– Посмотрим, что ты скажешь, когда корабль вернется в

Скел-Моргос, – заявил Стервятник, нагло улыбаясь и глядя прямо в беспощадные тусклые глаза. – Сферг давно знает обо мне, разве ты еще не понял этого?..

Оказалось, что его наглость всего лишь позабавила барона. Тот настолько любил игры на грани жизни и смерти, что решил еще немного оттянуть момент расправы над пленником.

– С тобой мы поговорим после, – бросил он и несколько раз с наслаждением ударил Люгера в живот и в лицо. Сквозь вспышки боли тот видел, как липкий туман заволакивает все вокруг. Потом Слот ощутил соленый привкус во рту и проглотил сгусток собственной крови. Удары Ховела были весьма жестокими, однако Люгер не потерял сознания.

Он благоразумно изобразил беспамятство и несмотря на шум в голове услышал слова Диница, обращенные к аббату. Они падали, словно тяжелые камни в глубокий колодец, и звуки их падения разносились в гулкой тишине.

– Ну а ты, жирная собака? У тебя тоже есть сообщение для Сферга?

– Я знаю об ордене больше, чем Эрмион, – прохрипел Кравиус, чувствуя, как кожаный ошейник все туже затягивается вокруг его шеи. – Разве я сделал недостаточно, чтобы убедить тебя в том, что я не враг?!

– Ты сделал подозрительно много, – насмешливо сказал Ховел, медленно поднося руку к левой глазнице аббата. Потом он спокойно погрузил палец в свежую рану. Кравиус завизжал и судорожно задергался на столбе, однако мешок, запечатанный колдовством, крепко держал его.

– Тебе будет во много раз больнее и пытка будет продолжаться гораздо дольше, если ты попытаешься обмануть меня, – сказал барон с расстановкой и ткнул Кравиуса кулаком пониже живота. Тот задохнулся от боли, а его колени взлетели вверх. Потом он, рыдая, повис на столбе. Из его левой глазницы темными густыми каплями вытекала кровь.

Несмотря на прямолинейный ум воина, барон Ховел все же сообразил, что с уничтожением трех захваченных пленников не стоит торопиться. В отношении наместника Аркиса, раненного в живот, все было предельно ясно – он был врагом и ожидал пытки в одной из камер летающего корабля. К этой процедуре Ховел испытывал патологический интерес, имевший и свою практическую сторону – барону могли оказаться полезными некоторые сведения о береговых укреплениях, военных флотах и армиях западных королевств.

С остальными дело обстояло сложнее. Один из них, по-видимому, действительно находился рядом с Алфиосом, когда загадочным образом была снята защита с северного направления. То, что это сделал сам генерал ордена, просто не укладывалось у барона в голове.

Диниц пощадил Люгера только потому, что не хотел вызвать гнев Сферга. Узурпатор внушал ему мистический страх. Против этого барон, не боявшийся прежде никого и ничего в подлунном мире, был бессилен. Страх гнездился где-то в самой потаенной части его существа, неподвластной воле и разуму…

Сферг владел душами многих – Ховел неоднократно убеждался в этом, но, хуже того, – его влиянию не мешали даже огромные расстояния, разделявшие хозяина и слуг. Как паук, сидящий в центре невидимой паутины, Сферг знал все о мухах, запутавшихся в ней; ни одна из них не имела шансов спастись…

Смутные догадки о том, что Сферг был не вполне человеком, еще больше усугубляли подспудный ужас тех, кто служил ему. Некоторые не выдерживали и сходили с ума. Другим была уготована скорая и страшная смерть. Но, в конце концов, им нравилось то, что они могли делать, служа новому властелину, и они почти свыклись с мыслью о существовании зловещей силы, намного превосходящей их собственные возможности. Выше таких, как Ховел, были теперь только Сферг и сам Дьявол.

Поэтому, когда узурпатор отправил барона на далекий север, к берегам Тегины, с приказом ждать наступления ночи Красной Планеты, Диниц принял это за очередную блажь хозяина, однако беспрекословно подчинился его воле.

Предсказание сбылось в точности, и в назначенную ночь внезапно появилась брешь в магической сети, которой было опутано аббатство… Ховел не слишком удивился случившемуся – это лишь подтверждало сверхъестественные способности Сферга.